Когда он отнял ладони от лица, я увидел, что с ним и впрямь что-то не так. Его голова вмещала слишком много челюсти, если можно так выразиться. А его глаза, нос и рот были как-то не совсем правильно скреплены между собой.
— Никто тебя не тронет, — сказал я ему, но он лишь нервно косился на вцепившуюся в него руку. Когда сторож ее разжал, стоны мальца почти совсем утихли, и, тяжело дыша, мы все трое смогли прислониться к ограде моста, а собака бестолково смотрела на нас; не зная, как лучше поступить, я предложил отвести мальчишку в дом.
Служанка опознала в нем одного из сыновей Линклейтеров. Судя по всему, они живут на окраине деревни Кукни, поэтому я тотчас отправил лакея в их домик. Пока мы ждали возвращения гонца, я попросил миссис Пледжер приготовить нам чаю и несколько ломтиков гренков с корицей и спросил Клемента, не присоединится ли он к нам, поскольку один его вид может принести спокойствие в самую нервозную обстановку. Итак, вся честная компания отправилась в кабинет на первый этаж и сидела так в молчании, пока бедный мальчик пил свой чай. Его мучила жажда; он хлебал с вожделением, и я был уверен, что его неуклюжая рука раздавит фарфоровую чашку или огромная челюсть ее надкусит. На вид ему, по-моему, лет двенадцать, но кисти и предплечья у него мощные, как у кровельщика. Одно из его плеч немного приподнято, так что, кажется, он не может вертеть головой так легко, как ему хотелось бы. А подошва на его левом ботинке, как я заметил, наращена на дюйм или два, и вся нога то и дело жалко повисает в воздухе.
Слезы уже высохли, но из его уст не прозвучало ни слова. Он сидел так, должно быть, битых полчаса, неловко прихлебывая из чайной чашки, пока я не начал думать, что его чай стал холодным, как лед. Остальные, включая меня, пытались поддерживать беседу, время от времени бросая на него взгляд через комнату, пока, наконец, мне не доложили, что мой лакей вернулся с еще одним мальчиком Линклейтеров.
Я отпустил Клемента и сторожа, и как только они исчезли, велел пригласить нашего гостя. Когда он вошел в комнату, я продолжал наблюдать за его младшим братом, чтобы знать, как он себя поведет, и, хотя тот остался сидеть и, не отрываясь, разглядывал заварку на дне чашки, я видел, что он явно заметил появление брата и, как мне показалось, слегка задрожал. Вошедший парнишка всего на год или на два старше брата — ему было не больше пятнадцати. Его голову покрывала шевелюра того же мышиного цвета. Несколько волосков пробилось на подбородке. Полагаю, я ожидал чего-то вроде знакомства, но он просто кивнул в мою сторону и направился к своему родичу, на ходу доставая руку из кармана и двигаясь так стремительно, что я задался вопросом: какому унизительному наказанию мне предстоит стать свидетелем? К этому времени хромой мальчик встал со стула и замер, понурив свою большую голову и сжимая чашку с блюдцем в руке. Он часто задышал, и мне показалось, что его плечи опять затряслись. Но когда старший мальчик подошел к нему, он просто взял у него чашку с блюдцем, поставил их на стол, обхватил брата за плечи и притянул в свои любящие объятья.
Юный кровельщик немедленно начал всхлипывать, как младенец, а брат нежно гладил его по голове, и, должен сказать, пока я смотрел на них, мне стоило большого труда не расплакаться за компанию.
— Я должен извиниться за своего брата, — сказал старший мальчик. — Он, наверно, забрел в ваше поместье.
Я кивнул, затем пару раз мотнул головой и неопределенно всплеснул руками.
— Понимаете, он любит всюду лазить. Всегда так делал. Ничего не может поделать со своим любопытством.
Я сказал ему, что все в порядке, что никто не пострадал и что я надеюсь, мы не слишком напугали мальчика своей выходкой. Чтобы разрядить обстановку, я представился.