В этом нет ничего необычного, ибо, когда зимним днем свет теряет силу, я часто переживаю соответствующий упадок духа, и дело может кончиться меланхолией. Однако в этом случае я решил попробовать в качестве противоядия небольшой сеанс стояния на голове. Мальчишкой я любил проводить время подобным образом и почти всегда мог рассчитывать на него, желая вернуть мыслям легкость. К счастью, я предусмотрительно запер дверь спальни, ибо не успели мои ноги коснуться стены, как ночная рубашка сползла мне на уши.
Поскольку на полу для защиты головы лежала толстая подушка, я смог простоять в этой позе несколько минут, чувствуя себя посвежевшим, потом задумчивым, и, наконец, немного вялым.
Снова встав на ноги, я ощутил, как кровь хлынула сквозь меня, подобно множеству горных ручьев. В целом же я был весьма воодушевлен и пообещал себе отныне и впредь проводить не меньше пяти минут в день вверх ногами.
Не так давно в глубине ящика стола я нашел небольшую вересковую трубку, которая некогда принадлежала моему отцу. Формой она напоминает голландский деревянный башмак и плотно ложится в ладонь моей руки. Впервые обнаружив ее, на дне я заметил остатки древнего табака, вполне логично предположить, что эта щепотка была частью последней трубки, выкуренной моим отцом.
Иногда я думаю, что я просто глупый старик, потому что сегодня, когда стемнело и в камине гудел огонь, я отщипнул немного от новой табачной смеси (на упаковке написано, что она пользительна для сердца и легких) и наполнил эту вересковую трубку. Я проследил, чтобы древние волокна табака остались на месте, и, тщательно заткнув и заправив все это в чашечку трубки, как настоящий курильщик, я зажег ее.
Накинув на плечи старое пальто, я вышел на балкон и в холодном ночном воздухе позволил себе вообразить, что вдыхаю тот самый дым, которым наполнял свои легкие отец много лет назад. Я представлял, что клубы неторопливо плывут сквозь самые глубокие мои полости, и чувствовал себя крайне умиротворенным. Я глазел вверх, на звезды, рассыпанные меж горизонтов, прибавляя скромный огонек моей трубки к их мрачному представлению.
Стоя там, в маленьком облаке дыма, и мечтательно размышляя о всякой всячине, я заметил, что не более чем в двух ярдах за моим плечом в воздухе плавает загадочный мальчик. Протянув руку, я мог бы дотронуться до него. Но ему бы это не понравилось, и скорее всего он исчез бы. И я продолжил тихо попыхивать отцовской трубкой-башмаком и глядеть на звезды, а плавающий мальчик составлял мне компанию в необъятной, почти беззвучной ночи.
7 декабря
Апатия продолжается. Наверно, я выпил слишком много ромашки. Весь день только и делал, что зевал да потягивался. Как ни удивительно, на пике каждого зевка я слышал колокольный звон. Раньше я никогда не замечал ничего подобного.
Миссис Пледжер продолжает свой травяной штурм. Нигде в поместье от нее не спрятаться.
Сейчас я с удовольствием выпил немного сарсапарели для очистки крови. Но ведь она то приносит мне толченую полынь (для возбуждения аппетита), то вдруг тащит бузину и перец (прочистить мою мутную голову). Хотел бы я найти в себе смелость сказать ей, что моя голова не стала бы такой мутной, если б не полынь. Но от подобных разговоров с ней добра не жди, и я содрогаюсь при одной мысли о том, чем она может ответить. И все равно, я бы гораздо лучше поладил с этим снадобьем, не напоминай оно вкусом и запахом вареную кору и корни. Должно быть, есть предел количеству народной медицины, которое способно выдержать человеческое существо. Иной раз будто хлебнул из застойного пруда.