— Мне больно, — сказал я ему.
Он взглянул на меня и печально кивнул.
— Куда мы едем, Клемент? — спросил я.
— Мы нашли вам шейного лекаря, Ваша Светлость, — ответил он.
2 декабря
Когда я открыл глаза еще раз, мы остановились у незнакомых домов; я полулежал в карете, как сломанная кукла, все еще в объятьях сна. Я увидел, как Клемент проходит по садовой дорожке и стучится в большую островерхую дверь. Увидел, как он разворачивается и идет обратно, в мою сторону. Помню, как открылась дверь кареты и он склонился надо мной, впустив холодный утренний воздух. Затем он снова подхватил меня на руки и бережно понес в сторону маленького домика.
Я прислонил голову к плечу Клемента и уставился в его большое, круглое лицо, а он прошагал со мной по узкой дорожке и нырнул под притолоку. Я оказался в простой белой комнате, обогреваемой скромным угольным очагом. Мне расстегнули рубашку и сняли ее через кружащуюся голову, и я помню, как меня уложили на верстак, накрытый простыней. Лежа голым среди всей этой белизны, я чувствовал себя трупом на столе в морге.
— Доброе утро, Ваша Светлость, — сказал мягкий голос надо мной. — Меня зовут Коннер.
— Доброе утро, Коннер, — прохрипел я ему в ответ. — А чем вы занимаетесь?
— Я костоправ, — сказал он.
— Шейный лекарь?
— Можно сказать и так. А расскажите мне, Ваша Светлость, как поживают с утра ваши косточки?
— О, это старые косточки, Коннер, и в очень плохой форме. Мне всю спину заклинило.
— Что ж, тогда, — сказал Коннер, — я сделаю все, что смогу, чтоб вас расклинить.
— О, хорошо бы, — сказал я.
Мне было так худо, что я едва открывал глаза, но, когда он переворачивал меня на живот, я мельком увидел его. Он был довольно молодой, плотный и краснолицый, с темными кудрями и аккуратно подстриженными усами. Поверх обычной одежды на нем был белый фартук, а рукава рубашки были закатаны выше локтя, открывая впечатляющие предплечья.
Положив щеку на подушку, от которой пахло лавандой, я почувствовал, как его большая теплая рука коснулась моего плеча.
— Немного масла... — прошептал он, — для смазки.
И в ложбинке между лопатками я внезапно почувствовал жидкое тепло. Сперва мой разум был в ужасном смятении, не зная, приятно ли мне или болезненные ощущения только увеличиваются. Тем временем, крохотные предвестники восторга разбегались во все стороны под холодной кожей моей спины, по мере того как теплое масло уверенно пробиралось отлогой долиной моего позвоночника.
— Вы позавтракали, Ваша Светлость? — спросил он, втирая масло мне в плечи аккуратными круговыми движениями пальцев.
— Нет, Коннер, не завтракал, — пропыхтел я из-под его могучих рук. — Клемент привез меня прямо из постели.
— Мне показалось, пахнет беконом, — сказал Коннер.
— Это вчерашний бекон, — ответил я.
— А, — сказал он, описывая все более широкие круги большими пальцами. — Странно, каким устойчивым бывает запах.
Он не прекращал добродушной болтовни, пока его руки внедряли масло в мою плоть. Большая часть нашей беседы была малозначительна и забывалась на месте, но в основе ее чувствовалась доброта, благодаря которой я постепенно расслабился и уже через несколько минут смог признать:
— Мне кажется, в последние день или два я был немного обеспокоен. На что Коннер ответил:
— Неудивительно, Ваша Честь. Тело не любит, когда его крутит узлами.
Теперь кончики его пальцев глубже погружались в меня, создавая симметричные вихри по обеим сторонам позвоночника.
— А откуда в теле берется столько узлов? — поинтересовался я.
— О, есть сотня разных источников, Ваша Светлость. Я бы сказал, самый популярный из них — накопленное напряжение. Или, может, резкий поворот головы. Еще есть плохой сон... слишком много подушек, слишком мало...