— Эй, сержант, пришлите-ка сюда санитаров…
Тот двинулся беглым шагом вниз по склону. Мальчишка, прерывисто дыша, опять приподнялся, протянул сжатый кулак — и рухнул без сознания. Майор стал на колени, стараясь не испачкаться в крови, и разжал его пальцы. Потом быстро поднялся, стиснув в ладони медальончик, украшенный хитросплетением линий.
— Это-то нам и нужно… — тихо пробормотал он и незаметно от адъютанта сунул магический знак в карман мундира.
Обыск пещеры дал кучу трофеев. Шесть трупов — три почти не покалечены, а остальные в сносном состоянии, так что папскому чиновнику не к чему будет придраться. За голову мятежников нынче дают по сто пятьдесят фунтов — стало быть, они разом заполучили девять сотен, а в итоге — больше тысячи. Хороший приработок для батальона. Вдобавок в пещере нашелся запас провианта и оружия, запретные книги и разные бумаги еретиков, а также стопки приготовленных к распространению прокламаций. Листовки майор распорядился сжечь на месте. В глубине пещеры валялись детали разнесенного орудийным выстрелом старинного альбионского типографского станка и ящички с наборными шрифтами. Майор послал за кувалдами и носком сапога пнул кучу прокламаций.
— Уже то хорошо, — с философским видом изрек он, обращаясь к адъютанту, — что по округе будет распространяться меньше этой дряни…
И тем не менее главная цель операции осталась невыполненной. Брат Джон снова улизнул.
В следующие недели жили только слухами. Джон, дескать, тут. Нет же, он там. Что ни ночь, военные отряды скакали то туда, то сюда, переворачивали вверх дном очередную деревушку; от охотников получить награду приходилось отбиваться, однако она так и не была выплачена. Пошли гулять россказни, что Джон-де спутался с пустошным народом, и волшебники раз за разом чудесным образом уносят его из опасного места. Из Рима пришел сердитый приговор, «Transvestism». Удвоили награду. Доносчики процветали; было сожжено видимо-невидимо деревенских домов, пострадали целые города. Стаи птиц слетались пировать к виселицам на перекрестках, где, гремя цепями, качались прикованные к столбам наводящие ужас трупы. Гигант беспокойно ворочался и метался во сне.
Был осквернен уэлльский собор, но ущерб был невелик. Некий сквернавец, может, и с должным почтением приблизившись к главному престолу, имел дерзость установить на нем афишку с соблазнительными словами, кою всяк вошедший мог лицезреть не без содрогания телесного. Разумеется, документ был тут же изъят и сожжен, но распространился слух, что там были начертаны слова из Священного писания, еретически переведенные со среднеанглийского на современный язык: «Написано: „дом Мой домом молитвы наречется“; а вы сделали его вертепом разбойников»… То же случилось и в Аква-Сулисе («Продай имение твое и раздай нищим»), и в резиденции самого епископа дорсетского («Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царство Божие».) Но сии непотребства были произведены его учениками, тайными или явными; сам же Джон непрестанно перемещался с места на место, проповедуя и совершая молебствия. Иногда видения до того донимали его, что он с пеной у рта катался по земле, до крови колотил по ней кулаками, рвал на себе одежду и ногтями раздирал кожу — его последователи, объятые ужасом, сбивались в кучу. Возможно, это фантомы — обрубки рук и ног — с гоготом и воплями гнали его по бесплодным и малолюдным пространствам Запада; возможно, древние языческие божества привечали его на своих землях, давали умиротворение, усаживались рядом и подле каменных алтарей, построенных еще до прихода римлян, заводили рассказ о стародавней вере, а в небесах ходили кругом облака и проказливо кувыркались солнце и луна.