Умение читать семафорные знаки не входило в обязанности сенешаля; по суете в третьем крепостном дворе он догадался, что стража побежала вызвать пажа-сигнальщика. Мальчишка сейчас выскочит на стену, шальной со сна. А пока сенешаль сам читал сообщение на том урезанном придворном английском, который выработался у сигнальщиков за века работы. «Игл Рей один-пять, северо-запад десять. Конец». Это значило: «Милорд, патрон Пяти портов, с полутора сотней солдат в десяти милях отсюда». Для сенешаля было неприятным сюрпризом, что наместник уже так близко. «Девять убитых, — продолжал он читать. — Девять». Дело дрянь… судя по этой цифре, папский пес решил сразу показать зубы и подтвердить свою недобрую славу изувера. Затем был передан приказ милорда: сдать оружие, считать себя пленниками, гонцы уже в пути.
Рука сенешаля машинально потянулась к амулету на шее, и пальцы пробежались по сложному сплетению линий, выгравированных на маленьком диске. В деревне продолжалась мирная жизнь: вился дымок из труб, позвякивали ведра — самый час дойки коров. Когда семафор заработал крыльями, кое-кто из крестьян, оторвавшись от работы, поглядел на него — из досужего любопытства, потому что никто из простонародья не разбирался в семафорных знаках. Поджав губы, сенешаль стал спускаться вниз по лестнице. Что ж, вот и пришло то, предсказанное еще тысячу лет назад; пробил час, и завершается огромная эпоха…
Леди Эленор уже встала и оделась. Для нее был накрыт столик для завтрака в одном из покоев, примыкающих к Большому Залу. Она встревоженно поднялась навстречу сенешалю, пристально вглядываясь в его лицо. Он утвердительно кивнул в ответ на ее невысказанный вопрос.
— Да, миледи, — сказал он, — сегодня он будет здесь.
Эленор позабыла о завтраке — взволнованной она казалась еще моложе.
— Сколько у него солдат?
— Полторы сотни.
Она вдруг осознала, что ведет себя невежливо, и приветливо указала на кресло:
— Садитесь, любезный сэр Джон. Выпейте вина.
Однако он продолжал стоять.
— Спасибо, миледи, сейчас не время.
Он глаз с нее не спускал, и мало кто мог бы угадать, что у него на уме. Не угадывала и она. На его непроницаемом лице лежали голубые, золотистые и розовые тени от проходящего через цветное стекло света.
— Как мне поступить, сэр Джон?
Несколько мгновений сенешаль молчал; когда он наконец заговорил, в его словах не оказалось подсказки.
— Поступайте, как велит ваша кровь. Вам следует поступать в соответствии с вашим происхождением и вашим сердцем.
Эленор порывисто встала и прошла к открытой двери, сквозь проем которой виднелся Большой Зал — в царящем там грозном сумраке под стеной с огромным распятием темнел помост, где в прежние времена проходили семейные трапезы, вверху громоздилась галерея, где некогда игрывали менестрели. Она нажала выключатель, и в Большом Зале на потолке зажглась одинокая электрическая лампочка, осветив грубые каменные плиты пола тщедушным светом… Да, теням прошлого тут уютнее, чем живым. Где-то позвякивала цепь лебедки… В зал вбежал паж-сигнальщик. Заметив госпожу, он остановился как вкопанный. Она с улыбкой взяла у него из руки донесение и в задумчивости тихо повторила, возвращаясь в соседний с залом покой и садясь за стол с остывшим завтраком: «Полторы сотни солдат…»
— Если я открою ему, — продолжала Эленор уже отчетливым голосом: — то меня поволокут на веревке за обозной телегой, как солдатскую шлюху. Я потеряю все имущество, родной замок, честь, да и жизнь, наверное. Но могу ли я бороться с папой Иоанном? Воевать с ним — значит воевать со всем миром… Однако как же быть с этим человеком, который пришел по мою душу?
Сенешаль молчал; она и не ждала от него ответа.