– Хотя почему ты думаешь, что я поверю этому, в то время как ты не устаешь обвинять меня, без всякой причины и несмотря на мои многократные отрицания, в неверности, убей Бог, не знаю! Надеюсь все же, что ты говоришь мне правду, Сапфи, так как я хотел бы знать еще кое-что. Какие у тебя соображения насчет Стефаноса? – Что ты имеешь в виду? – с недоумением уставилась на него она.
– Я имею в виду, когда он проснется утром и станет плакать, увидев, что тебя нет рядом, – нетерпеливо бросил он.
– Все будет хорошо. Ты же сам сказал: ничего серьезного у него нет!
– Я не говорю о его физическом состоянии. Меня тревожит то, что эмоционально он разрывается на части! Ради всего святого, как ты можешь быть настолько слепой? До последнего времени, в течение девяти месяцев, ты навещала детей каждый день. Им трудно понять твое отсутствие, как бы ты им это ни объясняла. Theos mou! – взорвался Тэйн, не слыша ее немедленного ответа. – Самое меньшее, что ты можешь сделать, – это остаться здесь на ночь и быть радом, когда малыш утром позовет тебя.
– Я не могу! – с трудом выдавила из себя Сапфира. Продолжать эти мучения было бы слишком жестоко как для нее, так и для детей.
– Но почему же, Сапфира? Почему? – с агрессивной настойчивостью требовал он. – Есть какая-то причина или тебе просто доставляет удовольствие делать все наперекор мне?
– Это нечестно! – бросилась она на свою защиту. – Я тоже могу спросить тебя, доставляет ли тебе удовольствие унижать меня?
– Унижать тебя? – он вскинул брови, разыгрывая изумление. – Когда же я унижал тебя, Сапфира?
– Все это время! – возмутилась она. – С того самого момента, как я вошла в этот дом, ты все время помыкал мной, как если бы… если бы…
– Как если бы я любил тебя и хотел, чтобы ты освоилась в этом новом и незнакомом для тебя окружении с наименьшими трудностями? – тихо продолжил он, глядя на ее непокорное лицо сквозь полуопущенные веки.
– Нет! – в отчаянии выкрикнула она, пытаясь объяснить ему свои тогдашние чувства. – Как если бы я была строптивым ребенком, нуждающимся в строгой дисциплине!
– В самом деле? – напустил он на себя озадаченный вид. – Должен признать, что не могу припомнить ничего подобного.
– Ты помнишь тот день, когда мы все утро собирали полевые цветы и, когда я нечаянно опрокинула корзину, ты настоял, чтобы я ползала по полу, подбирая каждый цветок, и клала их опять в корзину?
– Первого мая, через год после нашей женитьбы?
Сапфира кивнула, и Тэйн нахмурился, как бы силясь припомнить тот случай.
– Мы собрали большую корзину. Я помню, какой это был чудесный день, и я хотела после завтрака спуститься с тобой на берег…
– А я сказал тебе, что у меня нет времени и я должен поработать над очень важной программой. – По его веселому и ироничному взгляду Сапфира поняла, что его забывчивость – не что иное, как поза. Внезапно она почувствовала пробежавший у нее по спине холодок – запоздалое предупреждение, что она была неосторожна, вспомнив именно этот инцидент. Если он помнил все с такой же ясностью, как она…
В тот раз она была раздражена и злилась на него, потому что хотела полностью насладиться чудесным весенним днем. Безумно любя Тэйна, она не желала делить его ни и кем и ни с чем, тем более с бездушным компьютером. Теперь-то она понимала, что была тогда эгоистичным и испорченным ребенком. Почувствовав себя обделенной его вниманием, она фыркнула и с гордым видом прошествовала по комнате, задев своей широкой юбкой корзину с дикими хризантемами и рассыпав цветы по всему отполированному деревянному полу.
Сапфира уже подошла к двери, когда Тэйн окликнул ее и потребовал, чтобы она собрала цветы и поставила их в воду.
– С какой стати? – разозлилась она. – Это всего лишь сорняки. Пусть Эфеми подберет их и выбросит. В конце концов, мы за это ей платим!
Она помнила холодную отповедь Тэйна так ясно, как будто это было вчера.