Сапфира послушно открыла рот и закрыла глаза, ощутив на языке прохладное прикосновение ложки.
– Бесподобно, – выдохнула она наконец и по смешинкам в его глазах поняла, что он доволен ее реакцией.
Они по очереди опустошали бокал, не спеша, смакуя великолепие его содержимого.
– Давно мы не делили с тобой вот так кубок любви. Сапфира? – И Тэйн осторожно положил свою ложку на тарелку рядом с бокалом. – И, по всей вероятности, это в последний раз. Кстати, у меня для тебя кое-что есть.
Она поспешно отвернулась, чтобы не видеть устремленных на нее внимательных глаз Тэйна, и усиленно заморгала, стараясь смахнуть вызванные его словами слезы. У них в прошлом были такие чудесные дни… если бы только он любил ее так же сильно, как любила его она…
– Сапфира…
– Да?
– Небольшой подарок, чтобы поздравить тебя с днем рождения и сказать тебе «sto kalo». – Он протянул ей маленькую коробку.
Произнесенная им греческая фраза имела вполне определенное значение. Ее адресовали главным образом тем, кто должен был уйти из вашей жизни навсегда, и ее можно перевести так: «Где бы вы ни оказались, пусть на вашем пути вас ожидает все самое хорошее». Отказаться принять это пожелание было бы недостойным и грубым, и все же откуда-то из глубины ее памяти выплыла знакомая фраза: «Бойся данайцев, дары приносящих». Какие еще унижения он мог приготовить для нее в будущем?
– Возьми это. Сапфира! – произнес он внезапно изменившимся голосом, в котором звучала спокойная и властная настойчивость, как если бы он вдруг прочитал ее мысли.
Она молча взяла запечатанную коробку, разломила сургуч и, открыв крышку, увидела внутри прекрасной работы яйцо из голубого паросского фарфора с выпуклым изображением белого крылатого купидона с луком в руке и колчаном со стрелами на спине.
Работа явно предназначалась для украшения чьей-нибудь коллекции. Однажды, ей тогда было пятнадцать. Сапфире посчастливилось напасть на похожую вещицу из лиможского фарфора, и она потратила на нее все свои с таким трудом заработанные деньги. И до сих пор для нее, как хорошо знал Тэйн, это была одна из самых дорогих вещей.
– Это просто чудо! – Сапфира держала яйцо на ладони, ощущая его тяжесть и любуясь его совершенной красотой, и испытывала глубокую и щемящую грусть, причины которой она и не пыталась понять.
– У нас, в Греции, яйцо – это символ новой жизни и новых начинаний. Я рад, что тебе понравился мой подарок. – Уверенным жестом Тэйн показал официанту, что пора снова наполнить стоявший перед ним коньячный бокал. – А теперь к делу, Сапфира. – Он подождал, пока официант налил в бокал темно-золотистую жидкость и отошел от стола, прежде чем нарушить напряжение, внезапно возникшее между ними. – Я решил полностью порвать с прошлым и собираюсь продать виллу Андромеда.
– Господи, зачем? – непроизвольно вырвалось у нее. Спохватившись, Сапфира мгновенно закрыла рот пальцами левой руки.
Этого она меньше всего ожидала. Одно дело – потерять право на проживание в доме, но продать его совсем? От подобной перспективы она вдруг почувствовала сильный озноб, будто ее пронизал сильный порыв холодного ветра. Сколько раз она представляла, как их дети будут расти в этом доме, в его просторных комнатах, играть в окружающем его огромном саду, который они с такой любовью выхаживали с молчаливого одобрения Тэйна. Изначально этот сад принадлежал состоятельному американцу, но вскоре после их женитьбы владелец сада продал его, так как по семейным соображениям ему пришлось вернуться в Штаты. Сапфира сразу влюбилась в сад, и в первые годы их брака ей доставляло особую радость заниматься им, внося во все, что она делала, черты собственной индивидуальности.