Лила приподняла одну бровь и ленивой походкой прошлась по дому, с интересом оглядывая все вокруг. Джоул и Иден молча стояли на месте. Сделав полный круг, она снова остановилась перед ними.
– У тебя красивый дом, Джоул, – взмахнув шляпой, сказала Лила. – Я знала, что он будет именно таким. Ты образцовый хозяин. Каждая вещь лежит на своем месте. Необычное качество для мужчины. Или это заслуга твоей подружки?
– Уходи отсюда, Лила, – натянуто проговорил Джоул.
Все еще улыбаясь, Лила перевела взгляд с него на Иден.
– Здесь что-то не так. Я права?
– Все замечательно.
– Нет, что-то не так. У меня чутье на такие вещи. Чем-то здесь попахивает. И причина, думаю, в тебе. – Она внимательно посмотрела Иден в глаза. – Ты почему-то скрываешься. Почему, хотела бы я знать? Может, ты несовершеннолетняя? Тебя разыскивает папочка?
Стиснув зубы, Джоул подался вперед.
– Я не собираюсь дважды просить тебя убраться отсюда…
– У тебя, Джоул, всегда была репутация необщительного человека. Но с ее приходом ты превратился в настоящего отшельника. Ты уже совсем нигде не показываешься. И терпеть не можешь, когда кто-нибудь приезжает к тебе. Очевидно, ты боишься, что ее увидят. Так кто же она?
– Она просто моя подружка, – процедил он сквозь стиснутые зубы.
– А почему тогда ты ее прячешь? В чем дело? Ты что, дорогуша, находишься в бегах? У тебя неприятности с полицией? Это связано с наркотиками?
Джоул увидел, как краска отхлынула от лица Иден.
– Убирайся вон, Лила! – в бешенстве заорал он.
– Такой мужчина, как ты… – мягко сказала Лила. – И эта малышка… Какая-то ерунда получается, Джоул-малыш. Ты достоин лучшего. Гораздо лучшего.
Чувствуя, как начинают дрожать ноги, Джоул шагнул к Лиле и схватил ее за руку. Вскрикнув от боли, она попыталась вырваться, но он был явно сильнее.
Грубо подтащив ее к двери, он выволок девушку на крыльцо и толкнул вниз по ступенькам.
Джоул вовсе не хотел обойтись с ней чересчур жестоко, но бушевавшая в нем ярость заставила его потерять контроль над собой. Лила упала и, скатившись по деревянным ступеням, растянулась в пыли. Он тотчас пожалел о случившемся, однако не сдвинулся с места, чтобы помочь ей встать.
Лила медленно поднялась, отряхивая с себя пыль, затем смерила его ледяным взглядом.
– Это дорого тебе обойдется, Джоул-малыш. Ты мне за это еще заплатишь, – сквозь зубы процедила она и, не оглядываясь, пошла к своему "феррари".
Барселона
Зазвонил телефон.
Первой к нему подбежала Мерседес и сняла трубку.
– Да? Да, соедините. Побыстрей. – Она посмотрела на де Кордобу. – Это из Америки.
Он взглянул на ее хрупкую элегантную фигуру в импозантном костюме, на изящную руку, прижимавшую к уху телефонную трубку.
Однако, как только ее соединили со звонившим, полковник понял, что это был не тот человек, который похитил Иден. Лицо Мерседес как-то сразу осунулось, сделалось безразличным. Она говорила довольно долго, отвечая главным образом односложными словами. Наконец она попрощалась и положила трубку.
– Кто это? – спросил де Кордоба.
– Адвокат Доминика. У него приступ. Его поместили в больницу.
– О, простите. Сердце?
– Нет, – устало сказала Мерседес. – Психический срыв. В собственном доме напал на девчонку. Какую-то малолетнюю проститутку. Сейчас он в психиатрической больнице в Лос-Анджелесе. Ему пришлось лечь туда, чтобы избежать судебного преследования.
Де Кордоба был потрясен.
– А раньше с ним уже случались подобные вещи?
– Доминик – кокаинист. Он всегда был неравнодушен к товару, которым торговал. Годы употребления кокаина не могли не привести к психическому расстройству. Я всегда знала, что однажды это произойдет. В подобном заведении умерла и его мать. И он жил в постоянном страхе, что кончит так же, как и она.
– Помоги ему Господь.
– Забавно, не правда ли, как все-таки неотвратима судьба? – Мерседес обернулась к нему. Никогда еще он не видел ее такой старой и изможденной. – Хоакин, – проговорила она, – почему он не звонит нам?
– Не знаю, – беспомощно развел руками полковник. – Просто ума не приложу.
Тусон
Рано утром, едва только взошло солнце, Джоул пришел в комнату Иден. Она безмятежно спала, осыпанная брызгами солнечного света; ее длинные ресницы двумя черными веерами покоились на щеках. Какое-то время он молча стоял и любовался ею, чувствуя, как от этой картины у него начинает учащенно биться сердце. Иден лежала, словно ребенок, подложив одну руку под щеку, а другую беспечно откинув в сторону.
"Беззащитная, – подумал Джоул. – Совершенно беззащитная".
Он присел рядом с ней на кровать и бережно погладил ее по волосам. Иден заворочалась; ее зеленые глаза открылись, и затуманенным взором она уставилась на него.
– С днем рождения, – сказал Джоул.
Ее губы стали медленно растягиваться в улыбке.
– Ой, и правда! Сегодня большой день, верно?
– Точно.
– Мне двадцать один. Совершеннолетие. – Она обняла его за шею и притянула к себе. – Извини, наверное, со сна у меня не очень-то свежее дыхание.
От нее пахло прелестно – молодой женщиной. Ее губы были мягкими и нежными. Она поцеловала его, и Джоул беспомощно закрыл глаза, чувствуя себя совершенно растерянным. А потом он ощутил, как ему в рот протиснулся ее теплый влажный язычок. Он попытался было сопротивляться, но сила воли оставила его. Руки Иден скользнули ему под рубашку и гладили его спину, разжигая в нем огонь страсти.
Джоулу все-таки удалось взять себя в руки. Он отстранился и чуть охрипшим голосом сказал:
– А у меня есть для тебя подарок.
– Я хочу тебя, – ласково проговорила Иден. – Подари мне себя.
Отвернувшись, Джоул постарался придать своему голосу максимум веселости:
– Давай-ка вставай! Не заставляй ее ждать.
– Ее? – В ней начало просыпаться любопытство. – Что ты имеешь в виду?
– Она возле дома. Пойди и посмотри.
Иден одним прыжком соскочила с кровати и стала натягивать на себя джинсы и футболку.
– Кроссовки надевать надо?
– Надень-ка лучше вот это. – Джоул протянул ей пару сапожек.
Ее глаза заблестели.
– О, Джоул. Не может быть.
– Что – не может быть? – невозмутимо произнес он. Иден начала лихорадочно надевать сапожки.
– Я просто сгораю от нетерпения! – воскликнула она и бросилась из комнаты. Через несколько секунд до него донесся ее восторженный крик.
Когда Джоул вышел на крыльцо, Иден стояла, обняв за шею великолепную лошадь и уткнув лицо в ее лоснящуюся гриву.
– О, Джоул! – со слезами в голосе повторяла она. – О, Джоул…
Он был словно пьяный, видя ее счастье.
– Ну как, нравится?
– О, Джоул, – снова прошептала Иден. – Это же чистокровная арабская лошадь. Она, должно быть, стоит целое состояние.
– Н-ну, я же знал, что от простой лошади ты станешь нос воротить.
Она обернулась к нему; по ее щекам текли слезы.
– Я люблю тебя. Джоул зарделся.
– На племенной ферме ей дали кличку Роксана. Но ты можешь звать ее, как хочешь.
Иден подошла и поцеловала его с такой страстью, что Джоул подумал, что она прокусила ему губу. Он отвязал от столба поводья и протянул ей.
– Что ж, забирайся.
Иден одним махом вспрыгнула в седло и вставила ноги в стремена. Она вся буквально светилась от удовольствия.
– Боже, как здорово! А какое изумительное седло!
– Мексиканское.
Она сверху вниз посмотрела на Джоула.
– Вот так мы встретились в первый раз. Помнишь?
– Помню, – сказал он.
Развернув кобылу, Иден легким галопом поскакала через двор. Прислонившись к столбу крыльца, Джоул с восторгом наблюдал за плавными, изящными движениями лошади, под шелковистой белой шерстью которой отчетливо вырисовывались аристократические мускулы; длинные стройные ноги казались непропорционально тонкими.
Иден была великолепной наездницей. У Джоула даже дух захватило от ее грациозности; казалось, она в одночасье преобразилась. Ее черные волосы гордо развевались у нее за спиной, хрупкое тело полностью слилось с телом лошади, легкое как перышко и в то же время полностью контролирующее стремительный бег могучего животного.
Она снова развернулась и, приподнявшись в седле, пустила лошадь в галоп. Затаив дыхание, Джоул смотрел, как она птицей проносится мимо него. Та шелковистая нить, что протянулась между ними, казалось, вдруг ожила и задрожала где-то внутри его души.
О Господи, а что, если она упадет…
Он с ужасом представил, как ломаются ее кости, как разрывается ее гладкая словно атлас кожа. Это видение отдалось в нем острой физической болью, его охватил страх; пальцы изо всех сил сжали деревянные перила крыльца. Он больше не мог видеть, как она рискует собой, и, отвернувшись, закрыл глаза.
В его голове гремел гром, завывал ветер, носились вихри пыли. И увидел я смерч, несущийся с севера, и огонь всепожирающий, и было вокруг того огня янтарное сияние, и внутри его тоже было сияние.
Наверное, прошла вечность, прежде чем он услышал ее голос:
– Да ты даже не смотрел!
Джоул медленно повернулся. Иден. Живая и здоровая. Отдуваясь от усталости, сияющая, она вытирала лоб. Белоснежная шерсть лошади стала влажной от пота.
– Ты не смотрел!
– Смотрел. – Он выдавил из себя улыбку. Его губы дрожали. – Будь осторожной. Прошу тебя.
– Смотри еще!