АРХЕОЛОГИЯ: СТАНОВЛЕНИЕ НОВОЙ НАУКИ
Во времена Шлимана само понятие "археология" лишь начали использовать в его современном значении. Понадобилась бы целая книга, чтобы обрисовать интеллектуальные основы изучения древнего мира в середине XIX в. Без точной биографии Шлимана мы не можем сказать точно, сколько современных научных дисциплин он освоил. Что он читал в Париже, когда в 60-е гг. был там "взрослым студентом"? Позже он демонстрировал удивительный кругозор, но особенно хорошо знал лингвистику и сравнительную этнологию. Он посещал все крупные музейные коллекции с целью их сравнения с часто озадачивающими находками в Трое. Если ему и не хватало свойственной настоящим ученым самодисциплины ("прилежный", но не "светлая голова", говорил его школьный учитель), а его теории бывали притянутыми за уши, то мысль работала в правильном направлении. Его идеи становились яснее по мере развития его научной карьеры, поскольку он прибегал к помощи специалистов - Вирхова, Сэйса, Мюллера, Дёрпфельда и других, многие из которых были выдающимися учеными в своей области. Сегодня стало привычным осмейвать археологические методы Шлимана, как и его характер. Лучше вспомнить, что, в рамках общих исследований прошлого, период с 1850 по 1890 г. был, пожалуй, самым революционным в истории науки. В 1859 г. Чарльз Дарвин опубликовал "Происхождение видов" и создал совершенно новый климат для изучения истории и развития цивилизации. (Любопытно, что одним из первых ученых, публично похваливших работы Дарвина, был английский антиквар Джон Эванс, отец организатора раскопок в Кноссе.) Описание доисторической эпохи только-только обретало язык науки. Да и термин - доисторический - стал общеупотребительным в Европе с публикацией работ Даниела Вильсона "Prehistoric Annals [Доисторические анналы]" в 1851 г. и Джона Лаббока "Prehistoric Times [Доисторические времена]" в 1865 г. Именно Лаббок ввел в обиход слова "палеолит" и "неолит". Главный его труд "The Origin of Civilization [Происхождение цивилизации]" (название созвучно дарвиновскому) вышел в свет в 1870 г., за шесть лет до того, как раскопки Шлимана в Микенах навсегда изменили наши представления об истоках европейской и особенно Эгейской цивилизаций.
В зрелые годы Шлимана, перед началом раскопок Трои, большинство западных интеллектуалов воспринимали слово "цивилизация" как обозначение их собственной культуры: христианство, все западное, капитализм, буржуазная демократия. Они читали античных авторов и Библию, а такие империи, как Британская и Германская, казались им логической кульминацией античной культуры, очагами которой были Рим (форма правления и законы), Израиль (религия и мораль) и Греция (интеллектуальные, художественные и демократические идеалы). Такой была "цивилизация", и, следовательно, под "историей" понималось простое формирование западных традиций на базе древнегреческих, римских и древнееврейских идей. Но с середины столетия археология начинает открывать богатства цивилизаций куда более древних - египетской, ассирийской, вавилонской и шумерской. Когда их языки были расшифрованы, выяснилось, что эти культуры оказали огромное влияние на развитие "молодых" цивилизаций Средиземноморья. Открытия в Месопотамии и Египте, изучение хеттской и минойской культур стали важными первыми шагами, за которыми последовали исследования незападных цивилизаций Индии, Китая и доколумбовой Америки. Так родилась наука археология. В XVII в. этим словом называли изучение истории вообще. А современное значение - научное изучение материальных остатков древней истории - дал ей в 1851 г. Вильсон в работе "Prehistoric Annals". Всего лишь 30 лет спустя, в 1880 г., Р. Докинс написал в "Early Man [Древний человек]": "Археологи возвели изучение древностей в ранг науки". Это было во многом достижением Шлимана. Немецкий патолог Рудольф Вирхов писал: "Сегодня бесполезно спрашивать, с правильных или ложных посылок Шлиман начинал свои исследования. Не только успех решил исход дела в его пользу, но также и его научный метод".
ШЛИМАН И РОМАНТИЗМ
Со стремлением Шлимана стать серьезным ученым соседствует другой аспект его интеллектуального и нравственного облика, заслуживающий упоминания. Если мы понимаем его правильно, то важнейшей побудительной чертой его натуры был романтический филэллинизм, любовь ко всему греческому. Детство и юность Шлимана совпали с событием, которое оказало огромное влияние на многих европейских художников и мыслителей, - с войной греков за независимость.
Между тем днем 1453 г., когда Кириак Анконский въехал рядом с Мехметом II в захваченный турками Константинополь, и днем, когда лорд Байрон умер в малярийных болотах Миссолонги, западноевропейская культура бурно развивалась, что мы ощущаем и сейчас. Повторное открытие античной греческой культуры в эпоху Ренессанса стало сильным потрясением для Европы, и именно в тот период, когда в Греции возникли идеи возрождения эллинской нации, она была порабощена Османской империей, стала одной из самых нищих провинций, ее экономика и культура пали. Война за независимость и возрождение Эллады поддерживалась из-за рубежа. Освободительной войне 1820-х гг. предшествовал мощный поток книг западных эллинистов, посвященных истории и культуре Древней Греции. Как и полагали в XV в. Плетон и Кириак, национализм и археология шли рука об руку. Люди искусства того времени - поэт Байрон или, чуть позже, музыкант Берлиоз, автор "Троянцев", были проникнуты романтическим филэллинизмом, который, очевидно, и воодушевил самоучку Шлимана. "Возвращение к жизни моей любимой Греции", как говорил он, было общей целью интеллигенции XIX в., и новая наука, археология, не могла оказаться в стороне. В каком-то смысле это самая романтическая из всех наук, занимающаяся подлинным физическим восстановлением утерянного прошлого. До известной степени физическое возрождение Древней Греции, которое началось с раскопок античных поселений в Олимпии и на Самофракии в 1860-е гг. и продолжалось под руководством Шлимана в 70-х гг. в Трое, Микенах и других местах, стало логической кульминацией филэллинизма XIX в. Только этим можно объяснить подлинное, по-видимому, стремление Шлимана "доказать правдивость" древних сказаний, даже более сильное, чем желание найти сокровища. Его эпоха была очень беспокойной, пораженной проказой революций и захватнических войн. Ее апофеозом стала страшная франко-прусская война 1870–1871 гг. (непосредственным свидетелем которой оказался Шлиман - соседние дома на его улице в Париже были разрушены артиллерийским огнем). Великие достижения "цивилизации" XIX в. в глазах многих поблекли, будущее представлялось ужасным. Что могло быть заманчивей идеи восстановления истории минувших времен? Назад, к культуре благородных стремлений, морального величия! "Я прожил свою жизнь среди полубогов. Я знаю их так хорошо, что чувствую, что и они должны были узнать меня", - писал Берлиоз о гомеровских героях.
Несомненно, и Шлиман чувствовал то же.