Глава 12
На следующее утро две вещи случились почти одновременно. Первая - дюжина красных роз на столе Пэм.
- Вау, это от Бобби? - спросила я.
- Они для тебя.
Она выбивала ритм ручкой по пресс-папье на столе, как если бы сочиняла песню в голове.
Прежде чем я успела открыть бумажный лоскут карточки, произошла вторая вещь. Я поймала на экране своего помощника изображение: Антонио и я в коридоре. Нас сфотографировали через окно за момент до того, как мы поцеловались. Следующий кадр - Даниэль и я, сидящие вместе на ужине.
Я боялась выглядеть слабой. Я боялась газетных статей, смакующих мою неуверенность и отчаяние, пишущих об амбициях Даниэля в безумной гонке за власть. Неизбежные сравнения с великими женщинам в их выборе политического напарника для мошенничества. Возможно, мне следовало беспокоиться, что я выглядела, как шлюха.
- Кто это? - спросила Пэм.
Кто это был? В моей голове возникали вопросы снова и снова, и у меня не было приемлемого ответа. Он был мужчиной, которого я встретила на днях. Он был магнитом для моего сексуального голода.
- Он фигурант расследования о мошенничестве, - сказала Пэм, как если бы он был просто парень на экране, а не кто-то, с кем я стояла так близко, что могла чувствовать его тепло. - Он же парень с автомобилями?
- Тот самый, - я поперхнулась. - Что говорят в статье? - Я открыла конверт, чтобы не смотреть на экран. Цветы были от Даниэля, просящего о помиловании.
- Говорят, что ты и Антонио Спинелли друзья через WDE. И ты примирилась с Даниэлем Брауэром.
- Они использовали это слово? Примирилась? - я посмотрела на карточку.
Еще один вопрос.
Ни имени. Высокомерное нежелание приносить извинения. Я положила карточку обратно в конверт.
- Да, мисс, - воскликнула Пэм. - Рядом с вами, фотография с горячим итальянским парнем. Подло.
- Журналист. По латыни означает "сказать все, не сказав ничего".
- Правда?
- Нет. Но если древние знали хоть что-то, то так и есть.
* * *
Я встала и оделась, как и в любое другое утро, не ожидая ничего большего, чем привычные неудобства - дорога, натягивание чулок, слишком горячий или слишком холодный кофе.
Даниэль и я расстались полюбовно предыдущим вечером, с его шепотом: "подумай об этом", мне на ухо. Я обещала подумать, и я бы подумала, но это было тяжело: думать о Даниэле, когда я проснулась с мокрой воспаленной киской, благодаря вниманию Антонио.
Я успокаивала себя пальцами, поглаживая болезненность. Полюбила боль воспоминаний. Он был так хорош, так горяч, и разговоры во время секса были чем-то новеньким. Я прошептала про себя - трахни меня, трахни меня, трахни меня сильнее, пока не кончила, чувствуя сжимающуюся попку, выгнутые бедра, балансируя своим телом от макушки головы до ступней ног.
Только когда я издала первый быстрый вздох, лаская себя ладонью, я признала, что расстались мы плохо. Я еще никогда не была с кем-то настолько отстраненной. Позже на работе, когда Пэм сказала мне, что он находился под следствием, я поняла, почему он не любит допросы. Я попросила ее отвечать на мои звонки в течение часа, удалившись в кабинет.
И еще один вопрос.
Что это было? Наверное, из-за Нелл? Еще одна причина прилететь в Лос-Анджелес, кроме легкого экзамена по юриспруденции? Нет. Все это было слишком просто и, очевидно, он и так мог все это получить.
Я заперла на ключ дверь своего офиса. У меня был миллион дел, которые нужно было сделать, но это могло подождать, полагаю, что ничего не случиться, те фотографии нас с ним до сих пор не выходили у меня из головы. Мне необходимо было найти что-то о нем в Интернете.
Если бы я смогла закупорить аромат следующего часа в бутылку, он назывался бы - разочарование. Если размер бутылки определять количеством информации, которую я нашла на Антонио Спинелли, он был бы равен одной унции, ни капли больше, а содержимое стоило бы меньше, чем сам сосуд.
Другими словами, всего лишь одна боковая колонка в Fortune, полностью состоящая из пережеванных слов ни о чем. Я нашла одну профессиональную фотографию, на которой он выглядел великолепно, и недоказанное заявление в разделе комментариев по недвижимости - блоггер жаловался на то, сколькими автомобилями он владел и каким количеством собственности и "маленьким пшиком" - рестораном Зия Джиована в Сан-Педро Сан.
Результаты расследования были довольно свежими, двухлетней давности, так что представляли интерес. Антонио Спинелли собственник и владелец ресторана Зия, находился под следствием за отмывание миллионов в своем заведении. Иск было абсолютно невозможно доказать, и, видимо, след денег растворился еще до дедлайна репортера.
Пришло сообщение от Пэм:
"Мистер Брауэр на линии"
"Мне нужно еще двадцать минут"
"Он очень настойчив"
Пэм знала меня и знала моего бывшего жениха. Она не хотела выслушивать его белиберду. Я сняла трубку.
- Привет, - сказала я.
Он начал прежде, чем я успела сделать еще один вдох.
- Что ты делаешь?
- Что?
- С известным криминалом. Что ты делаешь с ним?
Я впала в шок и онемела.
- Тинк? Ответь мне. Это было в Лос-Анджелес Таймс.
- У меня ни с кем ничего нет. Это не твое дело.
- Твоя безопасность - это мое дело. Я сожалею. Это не подлежит обсуждению ни сейчас, ни когда-нибудь.
Его голос, казалось, физически присутствовал, проходя не только через телефон, но и стены, и я поняла, что он был прямо за моей запертой дверью.
- Впусти меня, - сказал он.
Я повесила трубку и открыла дверь.
- Ты должен успокоиться.
Едва это слетело с моих губ, как он захлопнул дверь, не впуская своих телохранителей, которые, казалось, сдерживали Пэм.
- Даниэль, в самом деле…
- В самом деле? В самом деле, Тереза? Где ты его подцепила?
Уперев свои руки в бедра, я кусала губы, сдерживая все бессмысленные взаимные обвинения. Мы не нуждались больше в этом. И Даниэль это знал.
- Ты хочешь нападать на меня или поговорить со мной? - сказала я.
- Нет, - сказал он, беря меня за плечи. - Я не знаю.
Он поцеловал меня, толкая назад на мой письменный стол.
Я не разомкнула губ, не из-за гнева, а из-за замешательства. К тому моменту, как он потянул меня назад, мы оба успокоились.
- Прости, - сказал он.
- Садись, - я указала на стул напротив моего стола, и села рядом с ним.
Он придвинул свой стул ко мне, как если бы он по-прежнему имел право дышать моим воздухом, как если бы я согласилась на примирение, опубликованное в газетах, в реальной жизни.
- Мне нужно, чтобы ты рассказала мне все, - сказал он, накрывая мои руки.
- Нет ничего, что можно было бы рассказать.
- Как он оказался рядом с тобой?
Я убрала свои руки прочь.
- Это не справедливо. Ты больше не вправе требовать какую-либо информацию обо мне или моей личной жизни. Если я скажу тебе, что ничего нет, ты решишь, что я лгу. Если я скажу что-нибудь, это будет походить, будто я пытаюсь обидеть тебя. Я только пытаюсь жить своей жизнью, о’кей? Я только пытаюсь справиться со своими днями и ночами.
- Ты оступишься, и будешь испытывать боль.
- Все дороги ведут к боли, поверь мне.
- Я заслужил это.
- Это было не про тебя.
Я сбросила его руки.
- Могу я просто поговорить с тобой, не вороша прошлое?
- Нет, потому что ты забыл, кто ты. И я больше не твоя.
- Ты - богатая невеста. Светская львица. Ты возглавляешь одну из крупнейших бухгалтерских служб в Голливуде. Ты ворочаешь миллионами долларов в день. У тебя есть доступ к прокурору округа.
- Это ты о себе?
- Нет! Блять! - Ругательство вырвалось из его уст.
Он сделал секундную паузу, но я поняла ее смысл. Когда мы были вместе, я не любила ругаться. Я думала, что и он тоже, пока не нашла смс-переписку с Кларисой, и не узнала, насколько хорошо он использовал слово "блять".
Он положил локти на колени и опустил лицо на скрещенные руки.
- Он главарь криминальной семьи Джиральди, Тинкербэлл.
Все мои мышцы сжались до боли, даже пальцы на ногах свернулись.
- Ты сочиняешь.
Его лицо было красным и взмокшим. Он выглядел скорее, как обычный человек, а не как мэр, по сравнению с тем утром, когда я обнаружила его неверность.
- Поверь, мне хотелось бы, чтобы так и было. Я хотел бы только ревновать.
Мой бывший жених не часто ревновал, но когда он это делал, то раскалялся до белого каления. Я бы никогда не предала его или любого из моих бойфрендов. Мои отношения заканчивались из-за выбора в образовании (Рэндольф пошел в Беркли, а я пошла в МИТ), или потому, что другая сторона ретировалась, или потому, что ничего не было стоящего для обоих, как это случилось с Сэмом Траулич. Он был хорошим парнем, просто совершенно несовместим со мной.