"Что же я наделала?" – испугалась наконец Женевьева. Она тряслась на жесткой скамье санитарной машины, рядом лежал незнакомец. Женин чуть не заплакала. Вот так, поддавшись благородному порыву, взять и сойти с поезда. "Ничего страшного. Я второй раз в жизни поступаю необдуманно. И что случилось в первый раз? Только хорошее". Но из ее глаз предательски скатилась пара слезинок.
Каменное двухэтажное с большими окнами здание госпиталя произвело на Женевьеву благоприятное впечатление своей солидностью. А вот прилизанный с бегающими глазками доктор ей ужасно не понравился.
– Я по поводу Джека Смита сейчас пойду звонить в американское консульство! – припугнула она врача.
Однако доктор не отказал себе в удовольствии просмотреть документы Женевьевы. Для порядка. "Ха. Здесь – и порядок? Не смешите людей".
Барта раздели, ворох его одежды сунули Женевьеве. "Самоуверенный тип, ему плевать было, как он загорел, – оценила Женни полоски следов и майки, и футболки на теле попутчика. – А женщины гораздо красивее мужчин. Особенно ноги у нас красивее, а конкретно коленки". Женни стыдливо отвела глаза: надо же, какие глупые мысли приходят в самые неподходящие моменты. Убедившись, что ее подопечным занялись, она и правда отправилась на поиски телеграфа с телефоном. Только позвонила не в консульство, а профессору Родригесу. Ей повезло: она его застала. Он выслушал ее сбивчивый рассказ, посоветовал отзвониться срочно в аэропорт насчет билетов, продиктовал ей номер, пообещал сам лично перезвонить в госпиталь по поводу парня.
– Так он американец? – уточнил профессор.
Женни снова пришлось соврать. Ох, куда еще заведет ее эта история. Знакомство, которое знакомством можно назвать с большой натяжкой.
– Женевьева Мединос. Да. Не лечу. И Рафаэль. Фамилии не знаю, – дозвонилась она в аэропорт.
Позвонить родителям Женевьева не решилась, отправила телеграмму: "Задерживаюсь в экспедиции на пару дней. Женни". "Ничего страшного, я им позвоню из аэропорта, скажу, что вылетаю".
– Госпожа Женевьева добивается вашей аудиенции, Ваше Величество, – уламывал Барт короля Рафаэля Сердитого.
Грозный король Рафаэль приподнялся на троне и спросил каким-то чужим голосом:
– Кто-кто?
– Госпожа Женевьева, – ответил он, доблестный рыцарь Бартоломью, и очнулся.
– Женевьева? – совсем не король Рафаэль, а доктор переспросил у него, перевел взгляд на дверь и воскликнул сладко-любезно: – Ах, проходите, сеньорита Женевьева! Профессор Родригес мне уже позвонил. Наш пациент очнулся.
"А откуда этот парень знает мое имя? Почему он меня звал?" – удивленно посмотрела Женни на своего попутчика. Он опять начал бредить, но больше ничего интересного, вернее, ей понятного, не сказал.
Сумасшедший день клонился к закату. Темнело здесь быстро. Женевьева клевала носом на стуле у кровати больного. Она уронила голову, вздрогнула, проснулась, посмотрела на парня. Лучше ему явно не стало, надо действовать самостоятельно. "Абсолютно ничего страшного, хуже не будет, это же натуральное лекарство", – подбадривала себя Женни, роясь в саквояже. Она сто раз видела, как лечатся местные индейцы. Конечно, никто ничего в экспедиции не пробовал на себе: они только собирали материал, растения и записывали, что от чего применяют аборигены в разных регионах страны. Женни развернула платочек с листьями, ягодами и корешками. Которые? Эти или вот эти? Махнула рукой и взяла два вида листьев. Сунула в рот незнакомцу. Он никак не отреагировал. Как же заставить его прожевать и проглотить? Она подумала немного и разжевала сама. Фу, как горько. Значит, подействует, все полезное – редкостная гадость, как шпинат или цветная капуста. Хорошо, что он в бесчувственном состоянии и не видит, что она делает. Она сунула клейкую разжеванную массу ему в рот. Он подержал во рту и сглотнул. Вот хороший мальчик, умненький мальчик. А сейчас запьем водичкой. Женни приподняла ему голову и поднесла к губам кружку с водой. Ей вспомнилось, как однажды она давала лекарство приболевшей соседской собаке. Без ведома соседки. Собака выздоровела. Одинокая, в чужой стране, при очень запутанных обстоятельствах, в госпитале, где даже не было ей кровати, сидела на грубом стуле Женевьева Мединос и зажимала себе рот рукой, чтобы не рассмеяться. "Надо же, какие странные аналогии приходят мне в голову!"
"Вжик-вжик". Женевьева открыла глаза и вскрикнула. Прямо перед ее носом щелкали громадные ножницы.
– Доброе утро, – приветливо сказала санитарка, прошлась камнем по лезвиям ножниц и любовно потрогала острие.
– Ну что? Будем стричь? – спросила она.
– Кого? Зачем? – пролепетала Женни.
– Как кого? Больного! Чтобы заразы не было. Вши у всех.
– А есть варианты?
– Можно помыть, – пожала плечами санитарка.
– Лучше помыть, – обрадовалась Женни, а то обкорнают ее попутчика, как остальных пациентов.
Ладно бы налысо, а то практически налысо, но с торчащими клоками. То-то она вчера удивилась, а их, оказывается, здесь всех стригут. Нет, у нее есть человеколюбие! Тем более что ей это ничего не стоит.
– Как хочешь, мой. Чайник возьми на кухне, и кувшин они дадут. Тазик – у меня. – Санитарка пошла дальше.
– Что? Я?
"Ну я так не играю. Это слишком!"
Женевьева посмотрела на незнакомца. Живехонек. Спит лицом в подушку.
Потрогала – мокрый от пота, зато жара нет. Фу, волосы слиплись. Уже поздно попросить, чтоб остригли?
– Кризис миновал! – солидно произнесла Женни вслух слышанную где-то фразу и отправилась искать кухню.
Нет, сначала туалет. Нет, кувшин. Хорошо бы самой помыться.
"Не расплатишься со мной, голубчик! Ручная работа. Хотя от таких, как ты, благодарности не дождешься. Ох и влипла я в историю. Нужен ты мне очень, как же. Приведу тебя в порядок – и до свидания", – думала Женни, свесив с кровати голову попутчика, ожесточенно ее намыливая и обильно поливая водой из кувшина над тазиком. "Какой ужас! Он не мыл свою шею с рождения". За ушами Женевьева ему отмыла, но дальше – увольте. И так хорош.
Женни взяла его за плечи, поднатужилась и уложила на спину, головой на подушку.
– Где я? – глаза у парня были ярко голубые, большие и, честно сказать, красивые.
Правда, слишком глубоко посаженные. Как у бандитов и должны быть. Хотя злодеям не полагаются такие черные и пушистые ресницы.
– В госпитале. Ты потерял сознание в поезде. Тебя сняли и отвезли сюда. Я по глупости сошла, чтобы их подгонять, они не торопились. Потом объясню подробно. – Женни услышала тяжелые мужские шаги. – Это доктор! Слушай меня внимательно! Ты – американец! Зовут Джек! Доброе утро, доктор! Джек только что очнулся! – обернулась она.
– Кризис миновал, – важно сказал доктор после осмотра.
"Ну, что я говорила?" – усмехнулась про себя Женин.
– Язык только подозрительный. Ну-ка, Джек, покажи еще раз язык.
"Джек" сообразил, чего от него хотят, высунул язык. Язык был ужасающего черного цвета.
Хорошо, что доктор разглядывал язык, а не Женевьеву.
– Гм, интересно. Будем наблюдать! – решил врач.
"Фух", – выдохнула Женин.
Доктор был похож на лиса, мордочка сладкая, а зубки остренькие.
– Не имею права здесь держать… Иностранец… Документы… – Барт понимал в его речи только отдельные слова.
– Джек, кажется, Смит? – доктор смотрел вопросительно.
– Тот самый, – протянул ему руку Барт.
Пожимая руку, доктор мучительно вспоминал, кто такой Смит, чем он может быть известен.
Барт не дал ему времени на размышления.
– Где мой фотоаппарат и другие вещи?
– О! Журналист! – воскликнул доктор.
"Твоя версия", – подумал Барт. Но изъявил желание расписать прелести местного госпиталя в лучшем американском издании. И лично выдающиеся профессиональные качества доктора!
Женевьева перевела. Доктор просиял.
– Ты что, правда Джек Смит? Журналист? – удивилась Женевьева, когда врач удалился.
– Ты сказала Джек, он сказал журналист, лично я ничего не говорил, я только пообещал сфотографировать больницу. – Попутчик смотрел, невинно улыбаясь. – Вышло недоразумение.
Женевьева восхищенно присвистнула. "Авантюрист! Этот не пропадет".
– Похоже, ты оклемался: справишься дальше без меня. Мне нужно спешить. До свидания!
– Не уходи, – прозвучало с кровати.
Женин остановилась в дверях, развернулась и разулыбалась. Форменная дура! Он же смеялся:
– Ты что, собираешься бросить на произвол судьбы человека, который почти не говорит по-испански?
Женин вспыхнула.
– Отсюда так просто не выберешься, – рассуждал тем временем попутчик. – Поезда здесь раз в неделю. Хотя не знаю, докуда мы доехали, может, еще какие ходят. Мы влипли! Но ты не переживай. Я беру все в свои руки. Скоро будем дома, в Меланьи.
Барт сел в кровати, простыня съехала, он удивился:
– А где моя одежда?
Женин взяла со стула и сунула ему сверток.
– Ты не постирала? – развернул он с брезгливой гримасой.
Краска прилила к щекам Женевьевы.
Попутчик натянул штаны, расстегнул карман где-то в районе колена:
– Впрочем, хорошо, что не постирала: документы целы.
Посмотрел на пунцовую девушку, потерявшую дар речи, и широко улыбнулся:
– Я пошутил. Каково отпрыску древнего рода осознавать, что не он по привычке спас кому-то жизнь, а ему. Девчонка. Ну и что мне теперь делать? Жениться, как честному рыцарю?
Казалось, сильнее краснеть было невозможно. Но Женевьева смогла. Глаза у нее вспыхнули от негодования. Попутчик захохотал.