Воистину удивительное утверждение. Однако оно не блистает новизной: в конце XVIII века знаменитые "кельтоманы" Ле Бриган и Ла Тур Д’Овернь уже выдвигали предположение о том, что первобытным языком человечества, на котором говорили в Раю, был "нижнебретонский" диалект. Чтобы убедить в этом читателей, Ле Бриган пользовался тем, что находил бретонские корни во всех современных языках. Анри Буде поступил так же. Но оригинальность его сочинения заключается в идее о том, что, помимо лангедокского наречия, наиболее точным воспроизведением древнего кельтского языка является современный английский язык. В юности, как известно, Буде получил право преподавать английский язык. В любом случае, метод, которым пользуется аббат, приводит его к удивительным заключениям. Например, таково объяснение, данное названию реки Риальзе на севере Ренна: "Риальзе - "real" (rial), эффективный, "cess", налог, подать - течет с востока на запад в небольшой долине, чьи благодатные земли, пригодные для земледелия, могли позволить обитателям выплачивать подати, установленные кельтами" (р. 227). Над этим стоит поразмыслить…
Кромлех Ренн-ле-Бен, о котором говорит Буде, на самом деле не существует. Это чистейший плод его воображения, но то, на чем было основано подобное представление, можно легко объяснить: ландшафт, раскинувшийся вокруг Ренн-ле-Бен, по форме напоминает цирковую арену, окаймленную утесами и скалами, - вероятно. Буде принял их за мегалиты, то есть за камни друидов, как говорили во времена кельтомании. Однако в своем исследовании автор с удовольствием покидает границы воображаемого кромлеха, обращая внимание и на другие "места обитания кельтов". Так, например, он объясняет, откуда произошло название Локмариакер (Морбиан): "Локмариакер расположен рядом с озером Ванна. Его название означает "озеро, которое не допускает охотников. Вот компоненты его имени: "loch" (lok), озеро - "to mar", мешать - "yager" (iagueur), охотник" (p. 156). Ничем не хуже объяснение названия местечка Сарзо в Морбиане: "Все авторы, посвятившие себя изучению кельтских орудий труда, уверяют нас в том, что сетка, сплетенная из конского волоса, - это изобретение галлов. Однако они ничего не упоминают о том, где именно его изобрели или изготовили. Ответом на этот вопрос может послужить название Сарзо: "sarce" (sarse), сеть, сплетенная из волос, - "to sew" (sô), прикреплять, сшивать" (р. 156).
И так далее, все в том же духе. Интересуясь всеми древними и современными языками, аббат Буде попутно переписывает на свой лад историю человечества. Таким образом, он дает понять, что имя Каин происходит от "to coin", чеканить монету, изобретать: разумеется, разве не Каин считался предтечей кузнецов и металлургов? Содом образован от "sod" ("земля") и "doom" ("судить, осуждать"), что полностью подтверждает известную репутацию этого города. И всякий раз, когда это возможно, Буде привязывает свои объяснения к родному краю, к части своего "кромлеха".
Такие сумбурные идеи аббата вполне соответствуют тому духу кельтомании, который охватил просвещенную публику в XIX веке. Основой для его концепций и рассуждений о кельтской цивилизации стали идеи, извлеченные из работ Анри Мартена и Амедея Тьерри, из трудов "Кельтской Академии" и историков-романтиков. Для аббата Буде, как и для перечисленных выше авторов, мегалитические сооружения принадлежали друидам и служили для жертвоприношений. Все это - чистейшей воды вымысел.
Однако, как видно, Анри Буде не сомневается в истинности этих гипотез и относится к своему научному труду со всей серьезностью: получателями обязательного авторского экземпляра становятся как просвещенные люди того времени, так и научные общества. Результат не замедлил себя ждать: произведение аббата получило отзыв в научном мире, но не столь лестный, как, вероятно, хотелось бы аббату. Резюме Академии наук, надписей и изящной словесности Тулузы за 5 июня 1887 года было составлено в довольно ироничном тоне: "Мы не в силах дать подробный критический анализ всех фантастических гипотез и случайных утверждений этого автора, обладающего, судя по его смелым теориям, исключительно богатым воображением. Занимая религиозную позицию, автор использует методы, не имеющие ничего общего с тем, что в наши дни называется лингвистическим изучением… Мы были немало удивлены, узнав, что единственным языком, на котором говорили до Вавилонского столпотворения, был современный английский, сохраненный тектосагами. В этом, собственно, и заключается суть всех великолепных лингвистических пассажей Анри Вуде". Общество научных изысканий Од не более милосердно: "Какая жалость, что опорой для суждений автора послужили пространные и произвольные этимологические данные, из которых он извлек фантастические доказательства: жаль, что внимание ученого сосредоточено лишь на древних авторах…" Но, как верно заметил Филипп Шробен в предисловии к переизданию "Истинного кельтского языка", книга аббата Вуде - "это огромная мозаика из тщательно выбранных цитат и выдержек, взятых из произведений XIX века, из которых аббат создает более-менее связный текст. Но его произведение - это не только собрание точных цитат, но и целые страницы затранскрибированных слов и их аналогий из других языков. Однако какую именно цель преследовал автор: восстановить "истинный кельтский язык", как того требовала мода на все кельтское, распространившаяся в конце XIX века, - или же совершить "каботажное плавание" вдоль гипотетического кельтского кромлеха Ренн-ле-Бен? К концу книги возникает ощущение, что Буде уже не помышляет ни о том, ни о другом: сбившись с курса, он блуждает в столь разных темах, как термализм и греческая мифология…".
Очевидно, "Истинный кельтский язык" внес достойный вклад в собрание произведений, написанных в XIX веке эрудитами, населявшими центральные городки кантонов. В их стремлении рассказать публике о краях, к которым они питали горячую любовь, нет ничего корыстного или предосудительного, но, к сожалению, методы, избранные ими для изучения родных мест, не имеют ничего общего с научным подходом к делу. Многим из них попросту не хватало научного образования или, по крайней мере, серьезного отношения к объекту своего изучения. Анри Буде горячо интересовался историей своей малой родины, что, впрочем, не мешало ему испытывать интерес и к другим краям. "К великому несчастью любителей тайн и сокровищ, личные бумаги аббата Буде существуют до сих пор. Они свидетельствуют о кропотливой и напряженной научной работе, которую вел кюре Ренн-ле-Бен. По ним можно судить, с каким рвением этот ученый человек занимался этимологическими изысканиями, касающимися множества деревень и местечек Од, - и Ренн-ле-Бен не является исключением из правил…" Из введения, которое так и осталось неизданным, становится ясно, что Буде относился к своим теориям со всей серьезностью: все написанное им не являлось какой-либо криптограммой, предназначенной для того, чтобы привести кладоискателя к заветной кубышке".
Однако факт остается фактом: очутившись на страницах "романа об аббате Соньере", аббат Буде превратился в сообщника и вдохновителя кюре Ренн-ле-Шато, а его произведение со всеми лингвистическими оплошностями и нелепостями стало гигантским ребусом, таящим в себе ключ, какой был у Соньера, проникшего в утробу сокровищ. "Истинный кельтский язык" вернее было бы переименовать в "Истинный птичий язык", то есть язык, недоступный для понимания. Разумеется, разгадать тайну "проклятого золота" и знаменитой "двери, ведущей внутрь" можно лишь в том случае, если ищущему удастся расшифровать произведение аббата Буде.
Именно таким остался аббат Анри Буде в памяти потомков… Вряд ли несчастный кюре мечтал о подобной славе. Кому понадобилось затеять всю эту авантюру с расшифровкой текста, который всего лишь собрал воедино сведения, почерпнутые из произведений XIX века? Зачем нужно было приплетать к абсурдному произведению аббата еще более абсурдные теории? Аббат Буде был достойным и честным человеком, даже несмотря на то, что его лингвистические гипотезы не выдерживали никакой критики. Это не повод для того, чтобы снабжать их не менее фантастическими объяснениями. Ключ к сокровищам следует искать отнюдь не в "Истинном кельтском языке". Упорное привлечение внимания к трудам аббата Буде - всего лишь ловкий маневр для того, чтобы сбить со следа ищущих и любопытных, чтобы утаить истинный путь…