Его бранили за то, что он чтит и одаряет одного негодяя. Он сказал: "Я хочу, чтобы хоть одного человека в Сиракузах ненавидели больше, чем меня".
Он грабил храмы. Со статуи Зевса он обобрал золото и накинул вместо этого на нее шерстяной плащ: "В золоте Зевсу летом слишком жарко, а зимою слишком холодно". У статуи Асклепия, бога врачевания, сына Аполлона, он велел отнять золотую бороду: "Нехорошо сыну быть бородатым, когда отец – безбородый".
Он наложил побор на сиракузян; те плакались, говоря, что у них ничего нет. Он наложил второй, третий – до тех пор, пока ему не доложили, что сиракузяне уже не плачут, а насмехаются. Тогда он остановился: "Значит, у них и вправду больше ничего нет".
Ему донесли однажды, что одна старушка в храме молит богов о здоровье тирана Дионисия. Он так изумился, что призвал ее к себе и стал допрашивать. Старушка сказала: "Я пережила трех тиранов, один был хуже другого; каков же будет четвертый?"
А между тем, если нужно, он умел пленять народ. Когда шла война с Карфагеном и надо было обнести Сиракузы стеной как можно скорее, он работал на стройке простым каменщиком, подавая всем пример.
Он умел ценить благородство. В Сиракузах было два друга – Дамон и Финтий. Дамон хотел убить Дионисия, был схвачен и осужден на казнь. "Позволь мне отлучиться до вечера и устроить свои домашние дела, – сказал Дамон, – заложником за меня останется Финтий". Дионисий рассмеялся над такой наивной уловкой и согласился. Подошел вечер, Финтия уже вели на казнь. И тут, продравшись сквозь толпу, подоспел Дамон: "Я здесь; прости, что замешкался". Дионисий воскликнул: "Ты прощен! а меня, прошу, примите третьим в вашу дружбу". У Фридриха Шиллера есть об этом баллада, она называется "Порука".
Дионисий даже был поэтом-любителем, и слава поэта была ему дороже славы полководца. Его советником был лирик Филоксен, веселый и талантливый. Дионисий читал ему свои стихи, Филоксен сказал: "Плохо!" Дионисий велел заковать его и бросить в каменоломню. Через неделю друзья его вызволили. Дионисий призвал его и прочел ему новые стихи. Филоксен вздохнул, повернулся к начальнику стражи и сказал: "Веди меня обратно в каменоломню!" Дионисий рассмеялся и простил его. Один из забоев в сиракузских каменоломнях так и назывался Филоксеновым.
Умер Дионисий после попойки на радостях, что афиняне присудили награду сочиненной им трагедии. Сделали они это, конечно, не по чести, а из лести. Дионисию было пророчество, что он умрет, когда победит сильнейших. Он думал, что это относится к его войне с карфагенянами, а оказалось, что к его соперникам-драматургам. "Потому что сильнейших одолевают где угодно, только не на войне", – рассудительно замечает сообщающий это историк Диодор.
Аристипп, учитель наслаждения
При Дионисии Старшем (и при сыне его Дионисии Младшем) были не только придворные поэты, но и придворные философы. Придворные – это значит такие, чтобы их было приятно слушать, легко понимать, в веселую минуту потешаться, а в важную – не обращать на них внимания. Самым подходящим для этого философом оказался Аристипп из города Кирены.
Как ни странно, он был учеником Сократа. Как Сократ, он заглядывал в собственную душу, только очень неглубоко. Он заметил в ней лишь то, что было на самой поверхности: человек, как и всякое животное, ищет приятного и избегает неприятного. Он повторял за Сократом: "Я знаю, что я ничего не знаю", но добавлял к этому: "…кроме собственных ощущений". Он говорил: "Сократ жил как нищий, но почему? Потому, что это доставляло ему удовольствие. Значит ли это, что житье в богатстве и роскоши не может доставлять никакого удовольствия? Нет, отлично может. Будем же им пользоваться, лишь бы оно не стесняло свободы нашего духа. Если мы обладаем наслаждением – это очень хорошо; вот если наслаждение подчиняет себе нас – это плохо. Постараемся же одинаково свободно и приятно чувствовать себя и в пурпуре, и в лохмотьях!"
Так он и старался жить. Однажды он шел по дороге, а за ним раб, обливаясь потом, тащил мешок с его деньгами. Аристипп обернулся и сказал: "Что ты надрываешься? Выбрось лишнее – и идем себе дальше". Аристиппа попрекали тем, что он любовник Лаисы, самой модной красавицы во всей Греции. Он отвечал: "Что ж тут худого? Ведь это я обладаю Лаисой, а не она мною". Дионисий Сиракузский однажды предложил ему выбрать одну из трех красивых рабынь. Аристипп забрал всех трех, сказавши: "Троянскому Парису плохо пришлось за то, что он выбрал одну богиню из троих!" – а доведя их до своего порога, отпустил на все четыре стороны. Потому что ему нужны были не рабыни, а чувство удовольствия.
Один философ, застав его за богатым обедом с женщинами и музыкантами, стал его бранить. Аристипп подождал немного и спросил: "А если бы тебе предложили все это даром, ты бы взял?" – "Взял бы", – ответил тот. "Так что же ты ругаешься? Видно, тебе просто дороже деньги, чем мне – наслаждение".
Когда он впервые явился к Дионисию, тот спросил, зачем он пожаловал. Аристипп ответил: "Чтобы поделиться тем, что у меня есть, и поживиться тем, чего у меня нет". Дионисий сказал: "Почему это вы, философы, ходите к дверям богачей, а не богачи к дверям философов?" Аристипп ответил: "Потому что мы знаем, что нам нужно, а вы не знаете, – и добавил. – Ведь и врачи ходят к дверям больных, и тем не менее всякий предпочел бы быть не больным, а врачом".
Однажды он заступался перед Дионисием за друга, Дионисий не слушал, Аристипп бросился к его ногам. Ему сказали: "Стыдно!" Он ответил: "Не я виноват, а Дионисий, у которого уши на ногах растут". – "Скажи что-нибудь философское!" – потребовал от него Дионисий. "Смешно! – ответил Аристипп. – Ты у меня учишься, что и как надо говорить, и ты же меня учишь, когда надо говорить!" Дионисий рассердился и велел Аристиппу перейти с почетного места за столом на самое дальнее. "Где я сижу, там и будет почетное место!" – отозвался Аристипп. Дионисий рассвирепел и плюнул
Аристиппу в лицо. Аристипп вытерся и сказал: "Рыбаки подставляют себя брызгам моря, чтобы поймать мелкую рыбешку; я ли испугаюсь вот этих брызг, если хочу поймать такую большую рыбу, как Дионисий?" А когда его спросили, почему Дионисий недоволен им, он ответил: "Потому же, почему все остальные недовольны Дионисием".
Кто-то привел к нему в обучение сына; Аристипп запросил пятьсот драхм. Отец сказал: "За эти деньги я мог бы купить раба!" – "Купи, – сказал Аристипп, – и у тебя будет целых два раба". – "А что ему даст твое учение?" – спросил отец. "Хотя бы то, что он не будет сидеть в театре, как камень на камне". (Сиденья в греческих театрах под открытым небом были каменные.)
Он был очень непохож на Сократа. Но, как все, кто знал афинского лукавого мудреца, он любил его и помнил всю жизнь. На вопрос: как умер Сократ? – он отвечал: "Так, как и я желал бы умереть". Один оратор, защищавший Аристиппа в суде, спросил его: "Что тебе дал Сократ?" – "Благодаря ему, – ответил Аристипп, – все, что ты говорил хорошего обо мне, было правдой".
У Аристиппа был острый язык и легкий характер, греки его любили и долго помнили рассказы о нем. Но если всмотреться, мы узнаем в нем хорошо знакомый и не очень уважаемый тип этого времени – парасита, профессионального прихлебателя. Заурядные прихлебатели нахлебничали по голодной необходимости – Аристипп придумал для себя красивое философское оправдание. Но в основе его было все то же опасное чувство: право на праздность.
Диоген в бочке
Аристипп учился наслаждаться. А другой ученик Сократа, по имени Антисфен, восклицал: "Лучше безумие, чем наслаждение!" А потом, успокоившись: "Презрение к наслаждению – тоже наслаждение".
Из всего, что говорил Сократ, он лучше всего запомнил: "Как приятно, что есть столько вещей, без которых можно обойтись!" Наше тело – в рабстве у потребностей в еде, питье, тепле и отдыхе, а наша мысль свободна, как бог. Так будем же держать тело, как раба, в голоде и холоде – и тем упоительнее будет наслаждение свободой духа, единственное истинное удовольствие – не чета аристипповским! Настоящему мудрецу ничего не нужно и никто не нужен, даже сограждане; одинокий, он бродит по свету, кормясь чем попало, и показывает всем, что телом он нищий, а по сути – царь. Если у Аристиппа была философия прихлебателя, то у Антисфена – философия поденщика, который живет на случайные гроши, но горд своей законной свободой.
Вот к этому Антисфену пришел однажды учиться коренастый бродяга из черноморского Синопа по имени Диоген, сын фальшивомонетчика. Антисфен никого не хотел учить; он замахнулся на Диогена палкой. Тот подставил спину и сказал: "Бей, но выучи!" Удивленный Ан-тисфен опустил палку, и Диоген стал его единственным учеником.