Рано утром, едва мы приблизились к Новой Земле, подошли с моря льды. Чтоб не быть прижатыми к берегу, нам пришлось укрыться под островами. Предыдущей ночью, сменившись с вахты в 12 часов, я еще оставался долго на палубе: в начале первого часа загорелось на небе северное сияние - первое виденное нами. Утром проснулся от тишины, сменившей привычный стук машины, скрип такелажа и удары льдин в борта. Мы стояли у о. Берха. Впрочем, скоро загремела якорная цепь, и мы через пролив Пахтусова поплыли. Все - дальше к северу - проливы были чисты.
Мне эти места были уже знакомы, я проходил здесь в 1910 году на крейсере "Бакан" , охранявшем промыслы. Но тогда "Бакан" плыл в средине лета. В этот раз весь пейзаж выглядел совершенно другим. Впрочем, хорошо запоминаются в проливе Пахтусова между островами Личутина и Берха своеобразные камни на берегу Берха, похожие на окаменелых гигантов, и ледники Архангельской губы. Посмотрев попристальнее, путешественник всегда заметит и промысловую избушку норвежских промышленников на о. Б. Заячьем.
Оставив позади острова Личутина и Заячий, мы повернули ближе к берегу: всем хотелось посмотреть поближе на ледяные обрывы его, к тому же наш геолог интересовался вопросом, где находится конечная морена ледника и какова глубина моря вблизи ледяной стены.
Какая красота! Ползет вниз по наклонной плоскости волнистый поток льда, могучая ледяная река, вся застывшая и твердая, река - иногда десяток километров шириной и много десятков метров глубиной. Достигнув моря, поток обламывается и обнаруживает стену прозрачного льда, - вверху зеленоватого, ниже - голубого, а в самом низу - прекрасного синего цвета, настолько яркого и чистого, что не может быть красок для передачи его. На поверхности ледника волны; гребни их увенчаны полосами снега. Исток этой реки не виден нам, он где-то на вершинах гор, не то скрытых облаками, не то потопленных этой рекой, - мы видим только обрыв, весь изломанный, исполосованный тысячами трещин и провалов. Пади, овраги, гроты, мосты, арки, колонны и пещеры, увешанные сталактитами, - все изо льда.
Около трех часов плыл "Фока" мимо ледяной стены. В то время как производился промер, мы то удалялись от ледяного берега, то подходили чуть не под самую стену. Тогда она начинала вырастать, быстро поднимаясь к небу. Становилось жутко: так велики оказывались голубые прозрачные скалы, и так мизерен в сравнении с ними "Фока", а склоненные, еле держащиеся колонны льда, казалось, вот-вот рухнут и раздавят в прах проползающий мимо кораблик. Голос лотового матроса раздавался в такие минуты глухо и странно, как в подземелье; особенное, непривычно звенящее эхо повторяло слова; все разговоры на палубе и на мостике как-то сами собой умолкали, словно им здесь не могло быть места. Мы слышали в тишине, как нечто глухо грохочет в глубине стены, изредка звенит что-то звоном лопнувшей тонкой струны, - и все еще больше задерживали дыхание, еще глуше звучал голос, выкрикивающий глубины.
Глубина моря в этом месте колебалась между 25 и 60 саженями ; ближе к леднику мельче, дальше - глубже.
На картах Главного Гидрографического Управления значился пролив между островами Панкратьева. Пролива там не оказалось, - ближайший к Новой Земле остров оказался полуостровом. Наш вождь не терял надежды воспользоваться другим, западнее лежащим проливом.
День склонялся к вечеру. Идти ночью мимо этих неисследованных берегов слишком рискованно. Мы решили переночевать в проливе.
Никто не сходил с палубы в этот день, все продрогли, утомились. В то самое время, как мы собрались проглотить по стакану чая, сверху раздался крик: "медведи". "Фока" только что отдал якорь, грохотала якорная цепь, - а медведи, не обращая на "Фоку" внимания, располагались на ночлег в каких-нибудь метрах 800-х. Один из зверей разрывал снег, устраивая себе, по-видимому, ложе.
О, на этот раз мы выработали точную диспозицию. Четыре охотника должны были заехать в глубокий тыл медведей с таким расчетом, чтоб согнать их под выстрелы другой партии. Торопливо спустили шлюпки и в сгущающейся темноте отправились исполнять свои кровавые замыслы. Седову и мне не сразу удалось пристать: припай молодого блинчатого льда у берега оказался слишком тонким и не выдерживал тяжести человека. Вылезая из шлюпки, я принял хорошую ванну по пояс. Это обстоятельство послужило, пожалуй, на пользу: как я убедился тут, ледяная ванна весьма успешно излечивает охотничью лихорадку - трудно сохранить страстное желание убить медведя, будучи закованным в ледяной компресс. А тут еще надо смотреть в оба, чтоб не провалиться с головой, - ступать непослушными членами осторожно и внимательно.
Выбравшись на лед, мы не могли рассмотреть, где медведи. Уже начали стрелять с берега - целая канонада, а мы все еще напрягали зрение, но не видели ничего, кроме огненных полос на берегу. Вот с горы раздались крики:
- Бегите скорее к медведям, стрелять не будем!
Тут пришлось забыть на время, что лед прогибается больше, чем хотелось бы, а колени плохо гнутся. Мы побежали по указанному направлению, проваливаясь то одной, то другой ногой и совсем скоро наткнулись на медведицу с крупным медвежонком. Он был ранен, а медведица со стонами и беспокойством ходила около него. На близком расстоянии Седов сразу покончил с медвежонком, я же парой выстрелов убил и медведицу, убегавшую неуклюжим галопом.
Поздно вечером мы лакомились медвежьим бифштексом. Охотники получили по доброй чарке коньяку. Медвежатина имеет своеобразный запах, но это не мешает мясу быть вкусным и нежным - таково было общее мнение".
Глава третья
…И сердцу рокочут приливы "спеши",
И манят свободные птицы…Бальмонт
В моем дневнике не записано ни слова с 6-го по 17-е сентября. А между тем в этот промежуток случилось несколько событий, оказавшихся решающими в нашей судьбе. На этот раз я вполне извиняю свое небрежение: оно происходило только от неимения времени. Иногда после почти беспрерывной суточной работы мы еле добирались до коек и засыпали в чем были, чтоб через несколько часов снова принять участие в непривычной многим физической работе.
После охоты 5-го сентября все засиделись очень долго. Рассказывали подробности охоты, рассматривали ужасные пули "дум-дум" моего ружья - их вынули из туши убитой медведицы в виде грибов с отколовшимися осколками. Разошлись только перед рассветом.
Утром я не слыхал ни суеты при поднятии якоря, ни работы винта. Проснулся от сильного толчка, какой-то беготни и криков на палубе. "Фока" плотно уселся на мель. Я чувствовал себя несколько виноватым за свой сладкий сон. В 1910 году на "Бакане" мы сидели на мели в этом же самом проливе и месте. Будь я на палубе, мог бы, вероятно указать Седову приблизительное местонахождение мели. Накануне я, впрочем, предупреждал его о приключении "Бакана", но местности с некоторого расстояния указать не мог. Точно так же, как и "Бакан", "Фока" шел с промером и оказался на мели через несколько мгновений после крика лотового матроса: "Тридцать пронесло".
Ни Седов, ни капитан не придали большого значения посадке на твердый, ровный грунт в почти закрытом проливе. Это, казалось, была досадная задержка на нашем пути - и только. Седов отдал приказание завезти якорь, перенести кое-какой груз на корму и, поручив дальнейшее руководство работами капитану, сам с Визе и матросом Томиссаром отправился на берег Панкратьева острова определить положение его и мели астрономическим путем.