Десятого июля "Фока" качнулся на свободной воде. Канал к полынье пилили больше недели. Работы хватило бы надолго - помог шторм. Он наделал трещин во льду. Оттолкнуть ломанный лед было не трудно. Шторм разразился двенадцатого июля; потом два дня стояли туманы. Когда разъяснило, мы поняли: минута отплытия близка.
Весь день 14-го - усиленные разведки. Павлов и Кушаков ездили на о. Скотт-Кельти, остальные осматривали лед с вершины Хукера. К сожалению, воздух был насыщен парами - видимость не больше 25 километров. В моем дневнике отмечено: "В северной части Британского канала лед поломан. Между островами Нансена и Хукера широкая полынья; другая от Британского канала тянется в пролив Мирса. О, если так будет дальше, через неделю мы выйдем!"
Через два дня лед разредился. Открылось совещание, - не пора ли двинуться в путь? Решались два вопроса: ехать ли немедленно или подождать несколько дней, чтобы дать время льдам еще разредиться? Второй вопрос: идти северным путем вокруг о. Хукера или южным - по каналу Мирса? Решили: плыть северным путем, не теряя времени.
Семнадцатого июля в десять часов утра подняли якорь. Проходя мимо мыса Зандера, приспустили флаг и отдали траурный салют - последнее прощание с погибшими.
Мы шли вдоль знакомых берегов. Через несколько часов "Фока" обогнул мыс Маркхэм и недалеко за ним уперся в неломанный лед. Поворотили обратно, чтоб пробиваться каналом Мирса. Недалеко от места зимовки, когда "Фока" огибал о. Скотт-Кельти, случилось несчастье: "Фока" сел на мель. В это время я находился в наблюдательной бочке. Не видя прохода среди громадных ледяных полей, я крикнул вниз нашему капитану: "Не пройти ли у берега - там единственная лазейка?" Максимыч направил корабль под берег. Мне было видно: глубина резко уменьшилась. Бросили, лот и как раз в мгновение, когда лотовый крикнул: "три сажени", судно влезло на мелкое место у самого берега. "Фока" сел не крепко. На наше несчастье произошла смена приливных течений. Ледяное поле в поперечнике больше километра двинулось на нас, - "Фока" поехал на берег. Давление длилось недолго, но корабль был выкинут на мель всем днищем. Выглядело так, как будто бы старый "Фока" пришел к своей последней стоянке!
Бывают в жизни моменты, особенно располагающие к подвижности мозгов. Мы сообразили: не нужно убирать ледяных якорей, занесенных ранее на поле, с надеждой, подтянувшись к нему, сняться с мели, - поле должно пойти прочь, когда сменится приливное течение. Постарались облегчить судно, как могли: в цистернах "Фоки" было налито вместо балласта около 35 тонн пресной воды, выкачали ее; без сожаления выкинули якорь тонны в две весом со всей его цепью. В самом деле: поздней ночью поле двинулось от берега и стащило корабль на свободную воду.
Спустился туман. Всю ночь мы шли по каналам между крупными ледяными полями. Один такой канал повел "Фа-ку" сначала на юг, потом, предательски и незаметно уклоняясь, направил нас на С.-В. к какому-то берегу. Под вечер 18-го туман слегка рассеялся. Мы разобрали, что вблизи южного берега о. Хукера имеется проход. Немедленно воспользовались им. На следующий день мы подходили к мысу Флоры. Когда "Фока" покинул бухту Тихую, кучка топлива, сваленная в пустые угольные ямы, была невелика. У мыса Флоры мы подсчитали: котлы были под парами в течение 40 часов. Нужно оговориться: первоначальная кучка растаяла быстро. А потом, пред открывшимся проходом, нельзя было задумываться - мы принялись за каюты на правом борту.
Стоит в глазах картина: на командном мостике напряженно глядят - не закрылся бы канал, не отжало бы "Фоку". А свободная вода совсем недалеко! - В это же самое время в машинном отделении маленький Коршунов со скрюченными ногами прыгает, опираясь руками о помост, - от цилиндров к топкам и обратно - кричит в рупор: "Топлива, топлива! Давление падает, - только 45 фунтов", звонит телеграфом и шлет на мостик гонца за гонцом. А в юте треск и крики. Летают дерево, сдирая обшивку кают, рубят койки, превращают в щепы умывальники, шкафчики, полки. Из соседних кают спешная эвакуация. Лают нервные собаки.
- Морж! Морж на льдине! Ура!
Выстрел. "Фока" ударяется носом о льдину. Скачет за борт человек, заносит на голову строп - двойная петля, и на лебедку. Ход вперед! Через десять минут первые куски жира убитого уже под котлом.
Проходит час. Снова вопли из машинного капа: "Топлива, топлива! Давление лишь 40 фунтов. Сейчас машина встанет!" Ломается другая каюта, высматривают нового моржа. От толчка выпал старый фалыпбимс, в топку его: хватит часа на полтора. В топку табуреты, туда же растрепавшиеся книги… вперед, вперед! Не спускать паров. Снова поднять их нечем. Топлива, топлива!
До мыса Флоры три ленивых моржа и два странно-доверчивых тюленя сгорели на жертвеннике наших стремлений к югу.
В полночь на 12 июля "Фоку" оттиснул лед, задержавшийся близ островка Этеридж. Стараясь держаться подальше от берега, всегда опасного в напор льдов, мы не заметили, как очутились рядом с другой опасностью: громадный неустойчивый айсберг приблизился к корме. Когда ледяная гора приплывала метрах в шести-восьми, ее толкнуло ледяное поле, в то время давившее на "Фоку". Айсберг сильно покачнулся и свалился на бок. В следующее мгновение послышался глухой и грозный шум. Со страшным размахом, дробя лед, отшвыривая осколки и поднимая каскады пенной воды, айсберг перевернулся. К счастью - удар по корме пришелся снизу и скользом. Все же "Фока" изрядно затрещал и сильно рыск-нул вперед. Спустя секунду обнажилась вся подводная часть ледяной горы, изъеденная водой наподобие осиного гнезда. Айсберг продолжал раскачиваться. Мы ясно поняли, что рядом - опасная игрушка: опрокинься полярный Ванька-Встанька еще один раз падением в сторону "Фоки", ему не обойтись без серьезной аварии. Из последних паров мы протолкались подальше. Издали такие зрелища приятней. К полудню, огибая скопления льдов у восточной части о. Нортбрука, "Фока" стал приближаться к берегу. Мыс Флоры недалек.
Густой туман покрывал берега. Я был за капитана: эти места по зимней экскурсии были мне известны больше, чем другим, - Сахаров передал управление "Фокой" мне. Я стоял у телеграфа и старался определить, к какому месту Нортбрука мы приближаемся. Вот в проблеск тумана мелькнул какой-то мыс, я успел узнать по знакомому поясу глетчера - мыс Гертруды; скомандовал держать левее. Через четверть часа опять прорвался туман - подходим к мысу Флоры.
Чернел неясно берег, окаймленный тонкой полосой битого льда, из курящегося моря недоуменно высовывались блестящие головы моржей, с не видимой нам горы планирующим полетом скользили на воду люммы, и несся с берега ровный неразборчивый шум птичьих криков.
Сырой туман садился; отпотевали стекла бинокля. Я напряженно вглядывался в берег - туман скрывал его весь, за исключением узкой полосы у самого уреза воды, - а по ней я долго не мог узнать, который из мысов нужный нам Эльмвуд. Колыхнулся туман ветерком, - я опознал наконец группу камней и невысокий откос берега с расчищенным пространством волока, сделанного Джексоном для разгрузки корабля. Показав рулевому, куда следует держать, я снова сосредоточил все внимание на полоске берега, - зимой я видел айсберг, стоявший на мели: там должны быть подводные камни.
Неожиданно среди камней на берегу я увидел предмет, похожий на человека. В первую минуту я подумал: мне почудилось. Инстинктивным движением отнял от глаз бинокль, чтоб, протерев стекла, посмотреть свежим взглядом. В это мгновение кто-то крикнул с бака:
- Человек на берегу!
Да, человек - он движется! Кто это? - Вся команда "Фоки" закричала: "ура!" Кто-то сказал: "Это, наверное, судно за нами пришло". Помнится, Линник, держа одну руку на руле, а другой выразительно водя под носом, отметил: "Ну вот, теперь-то мы и закурим!"
Я продолжал смотреть в бинокль. Облик человека, стоявшего на берегу, казался не похожим на свежего - недавно из культурных стран. Скомандовав отдать якорь, я еще раз вгляделся и запоздало ответил Линийку: "Подожди еще, Григорий, сдается, что там ждут от нас табачком попользоваться".
Человек что-то делал у камней. Минуту спустя - как мы отдали якорь - неизвестный столкнул на воду каяк, ловко сел и поплыл к "Фоке", широко размахивая веслом, - хороший каячный гребец.
Каяк подошел к борту, сидящий в нем заговорил на чистейшем русском языке. Слабо звучал голос. Первые слова, кажется - приветствие, затем донеслось:
- …Я штурман парохода "Святая Анна"… Я пришел с 83 градуса северной широты. Со мной один человек, четверо на мысе Гранта. Мы шли по плавучему льду…
В это время морж подобрался под каяк с весьма подозрительными намерениями.
- Морж, морж под вами! - закричали с борта.
- Ничего, ничего, - эти противные животные порядочно надоели нам, когда мы шли с мыса Хармсворта, теперь мы к ним уже привыкли.
Спустили с борта шторм-трап. Человек поднялся по нему. Он был среднего роста, плотен. Бледное, усталее и слегка одутловатое лицо сильно заросло русой бородой. Одет в изрядно поношенный и выцветший морской китель.
- Альбанов, штурман парохода "Святая Анна" экспедиции Брусилова, - назвал себя приехавший. - Я прошу у вас помощи - у меня остались четыре человека на мысе Гранта…
Мы знали об экспедиции Брусилова: она вышла с промысловыми целями почти в одно время с нами; слышали, что Брусилов намерен пройти морским путем вдоль Сибири во Владивосток. Кто мог предполагать, что, уходя почти в противоположные стороны, мы можем встретиться на дальнем севере с членами этой экспедиции! Как "Анна" попала на 83 градус?