* * *
Революционная гроза 1917 года не обошла стороной семью уважаемого удельнинского жителя – тибетского врача П.А. Бадмаева.
Его дочь Аида Петровна впоследствии отмечала в своих записках, что отец действительно был сторонником абсолютной монархии, но не преследовал при этом никаких корыстных целей. "Он был предан России и доказал это. Имея неоднократную возможность покинуть ее в тяжелые годы Гражданской войны, он остался в России и испил горькую чашу крушения своих иллюзий, надежд"...
Характерный случай произошел в доме на Поклонной горе во время революции 1905 года, когда группа бежавших студентов-революционеров обратилась к Бадмаеву с просьбой спрятать их от преследований полиции. Тот облачил их в аптечную форму и посадил к огромным медным ступам, в которых толкли лекарства. Прибывшая полиция заявила Бадмаеву, что по всем признакам виновники беспорядка скрылись в его усадьбе. Обойдя ее всю, они не обнаружили ничего подозрительного. Студенты были спасены, а вскоре Бадмаев помог им и деньгами, и их переправили за административную границу в Финляндию.
"Петр Александрович, или Петсан, как называла его мама, был человек мыслящий, – рассказывала Аида Петровна. – По рассказам мамы, он критиковал и министров, а при имени императора лишь разводил руки. Но не осуждал. Не потому, что боялся, он был очень смелый человек, как показали дальнейшие события, но царь для него был нечто святое".
В сентябре 1917 года Бадмаева, в числе других представителей свергнутого "царского режима", арестовали и выслали из Петрограда. Несколько раз жизнь Бадмаева и его родных висела на волоске, однако в конце концов родных отпустили, а доктор в течение месяца находился в заключении в Свеаборгской крепости. В середине ноября 1917 года, уже после Октябрьской революции, от Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов пришел приказ о его освобождении и разрешении вернуться на родину.
Бадмаев вернулся на Поклонную гору, но жил дальше как на пороховой бочке. Несколько раз его арестовывали, грозили смертью.
"Центральная власть еще не утвердилась, – вспоминала Аида Петровна Гусева. – Одна группа арестовывала, другая освобождала. Появлялись и отряды вооруженных анархистов... Это были тяжелые сцены. В памяти сохранилось: отец, раскрыв руки, говорит бесстрашно: "Стреляйте!", стоя буквально перед стволами винтовок, наведенных на него. Но руки, державшие оружие, опускались под его взглядом... Мне известно, что Петр Александрович получил официальное уведомление властей о том, что по желанию он может принять японское подданство – за него ходатайствовал японский посол – и с семьей выехать в Японию. Отец категорически отказался покинуть Россию"...
Благодаря архивным документам, обнаруженным Борисом Гусевым, можно представить себе, как и при каких обстоятельствах в 1919 году происходило выселение П.А. Бадмаева из его дома на Поклонной горе.
Начальник Особого дела 7-й армии сообщал, что "получил через своих осведомителей, что на Поклонной горе, в собственной даче живет известный тибетский врач Бадмаев – хороший друг бывшей царской семьи, Протопопова, Распутина... Во взводе, который стоит на даче, чуть ли не контрреволюционные настроения, и они всецело приписывают это влиянию Бадмаева.
Принимая во внимание все вышеизложенное, несмотря на то что Бадмаев – старик 108 лет, но довольно бодрый, а также особое устройство его дома в виде замка... я решил взять его под стражу".
Далее следует депеша комиссара Кудрина комиссару дивизиона: "Прошу вашего ходатайства о выселении доктора Бадмаева, проживающего на Поклонной горе, так как этот Бадмаев – чистый монархист, а монархисты не должны находиться при товарищах красноармейцах... Бадмаев говорит: "Если вы займете дачу, я взорву ее вместе с вами", одним словом ведет полную пропаганду против Советской власти и имеет на красноармейцев самый монархический взгляд... Он раньше был доктор при придворне. Прошу удалить его".
14 июля 1919 года, согласно ордеру Особого отдела при 19-й стрелковой дивизии, у Бадмаева в доме на Поклонной горе провели обыск. "При обыске ничего существенного найдено не было, – значилось в документе, – и взято несколько фотографических карточек и карта северо-западного фронта с нанесенными пометками красносиним карандашом. Гражданин Бадмаев П.А. определенно заявил, что он – монархист, поэтому он взят под стражу".
В постановлении Следственного отдела Петроградской губернской Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией от 18 июля 1919 года по делу об обвинении гр-на Бадмаева П.А. в противосоветской агитации значилось: "Бадмаев П.А. известный доктор, который пользовал почти всех князей и министров, по духу никогда не будет с нами, и благодаря своей популярности среди широких масс, может нимало принести вреда, необходимо направить его в лагерь в Москву, как заложника".
Как отмечает Борис Гусев, к делу был подшит и протокол допроса, сделанного накануне, 17 июля 1919 года, а также расписка П.А. Бадмаева: "Я, врач тибето-монгольской медицины, Бадмаев П.А., при вселении в мою дачу 2-й батареи отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона не говорил слов: ,Что если вы займете дачу, я взорву ее вместе с вами". Пропаганды против советской власти не вел". Тем не менее Бадмаева отправили как заложника в Чесменский лагерь, находившийся в бывшей Чесменской богадельне.
Документ о конфискации дачи П.А. Бадмаева на Поклонной горе. 1919 г.
Как указывалось в постановлении – "до окончания Гражданской войны".
"В 1919 году дед, находясь в заключении в Чесменском лагере, дал пощечину коменданту лагеря за то, что тот посмел обратиться к нему грубо и на "ты", – отмечал Борис Сергеевич Гусев. – Комендант отправил деда на двое суток в карцер – в каменный мешок, где только можно было стоять по щиколотку в ледяной воде. После этого Петр Александрович впервые заболел тифом, который свирепствовал в лагере. Потом его положили в тюремный лазарет, и бабушка выхлопотала право быть при нем. Ей разрешили. Но верный себе Петр Александрович потребовал, чтобы в часы приема больных она ехала на Литейный, 16, где находилась приемная, и вела прием".
Что касается дома на Поклонной, то в архиве Борис Гусев нашел документ – удостоверение, данное Бадмаеву председателем жилищной комиссии Земельного отдела Шувалово-Озерковского совета рабочих и крестьянских депутатов 11 августа 1919 года, "в том, что принадлежащий ему дом (без инвентаря) по Выборгскому шоссе на Поклонной горе на Основании удостоверения хозяйст. подотдела местного Совета от 11 августа за № 457 реквизирован для нужд 2-й батареи 2-го тяжел. Арт. див.".
Дом Е.Ф. Юзбашевой на Ярославском пр., 85
Все то время, что Бадмаев находился в тюрьме, Елизавета Федоровна Юзбашева неустанно хлопотала за него и добилась его освобождения в апреле 1920 года. В тюремном журнале появилась запись: "...Гр-нин Бадмаев П.А. отпущен по месту жительства: Петроград, Удельная, Ярославский, 85". Летом 1920 года последовал новый арест: чуть больше двух недель Бадмаев находился в печально знаменитых "Крестах".
Волнения за близких и тюрьмы подорвали здоровье Петра Александровича. Он умер в доме своей второй жены на Ярославском пр., 85 (дом стоял у подножия Поклонной горы), в кругу семьи. "Похороны в то время были делом сложным, – вспоминала Аида Петровна Гусева. – Солдаты из соседней части сколотили гроб, а командир батареи дал лошадей и телегу. И в жаркий день 1 августа П.А.Бадмаева хоронили на Шуваловском кладбище. Телегу с гробом, покрытым елью, извозчик остановил у белокаменного дома с башенкой на Поклонной горе, построенного отцом. Путь на кладбище лежал мимо него". Добавим, что могила Петра Александровича сохранилась на Шуваловском кладбище по сей день – почти сразу же за алтарем Спасо-Парголовской церкви.
До сих пор точно неизвестно, сколько ему было лет. На могиле Бадмаева на Шуваловском кладбище значилась только дата смерти – 29 июля 1920 года. По словам Бориса Сергеевича Гусева, "в энциклопедии Брокгауза и Ефрона год рождения указан – 1849. По семейным преданиям, он был старше.