- Траханые... - сказал он, глядя мне в глаза. Она говорит: "Это было... траханое представление" или говорит парню: "Смотри на нее, как будто действительно хочешь ее трахнуть, как будто ты хочешь трахать ее, пока она не завизжит, как свинья".
- Все понятно, Ева, - сказал ты, приподнимая брови.
- Как она выглядит? - спросила я.
- Она э... здоровая. - Кевин развел руки. - И очень широкая. - На сей раз он не сдержал ухмылку.
- Здоровая задница. Она старая и все такое. В общем, старая карга.
- Она хорошая учительница?
- Во всяком случае, делает вид.
- Каким образом? - спросил ты.
- Она вечно пытается оставлять нас после уроков и репетировать. Большинство учителей просто хочет удрать домой, понимаете? Но не Пагорски. Ей все мало.
- Некоторые учителя, - резко сказала я, - очень увлечены своей работой.
- Вот-вот, - согласился Кевин. - Очень, очень увлечены.
- Похоже, она несколько богемна, - сказал ты, - или немного чокнутая. Это нормально. Но остальное не нормально. Поэтому мы должны знать. Она когда-нибудь прикасалась к тебе кокетливо? Или... ниже пояса. Так, что тебе становилось неловко?
Кевин театрально поежился и почесал голый живот, явно не испытывая зуда.
- Зависит от того, что ты подразумеваешь под неловкостью.
Ты встревожился:
- Сынок, мы здесь одни. Это очень важно, понимаешь? Мы должны знать, если что-то... случилось.
- Послушайте, - стыдливо сказал Кевин. - Не обижайся, мамси, но я хотел бы поговорить с папой наедине. Ты не возражаешь?
Откровенно говоря, я очень даже возражала. Если меня спросят, верю ли я в эту историю, я должна была услышать ее сама. Однако мне ничего не оставалось, кроме как выйти на кухню и волноваться там.
Через пятнадцать минут ты явился, кипя от злости. Я налила тебе бокал вина, но ты не мог усидеть на месте.
- Вот что я тебе скажу, Ева, эта женщина перешла все границы приличий, - яростно зашептал ты и выложил мне все.
- Ты собираешься сообщить об этом?
- Не сомневайся. Эту учительницу необходимо уволить. Черт побери, ее следует арестовать. Он несовершеннолетний.
- Ты... ты хочешь, чтобы мы пошли вместе?
Я чуть не спросила: "Ты веришь ему?" Но это было бы бесполезно.
Я предоставила тебе давать показания, а сама вызвалась поговорить с Даной Рокко, учительницей английского, на очередной встрече учитель-родитель.
Когда я в четыре часа дня шла по школьному коридору, из класса мисс Рокко выплыла Мэри Вулфорд и едва мне кивнула. Ее дочь не блистала академическими успехами, и Мэри показалась мне - если только она не выглядела так всегда - расстроенной. Когда я вошла, мисс Рокко глубоко дышала, явно собирая все свои внутренние силы. Правда, она довольно быстро пришла в себя и тепло пожала мне руку.
- Я очень ждала вас, - сказала она решительно, но сдержанно. - Ваш сын для меня загадка, и я надеялась, что вы поможете мне разгадать ее.
- Боюсь, в разгадке этой тайны я рассчитываю на его учителей. - Я вымученно улыбнулась и присела у ее стола.
- Я сомневаюсь, что кто-то раскроет вам глаза.
- Кевин сдает домашние работы. Он не прогуливает. Он, насколько известно, не носит в школу ножи. Вот и все, что волнует его учителей, - сказала я.
- У большинства учителей около ста учащихся...
- Простите, я не осуждаю. При такой нагрузке меня поражает, что вы помните его имя.
- О, я сразу выделила Кевина... - Как будто она собиралась сказать больше, но умолкла, коснулась кончиком карандаша слегка поджатых губ. Стройная, привлекательная женщина лет сорока пяти с решительным лицом, которому она умела придавать неумолимое выражение. Однако в ней чувствовалась скованность; ее сдержанность казалась не естественной, а благоприобретенной, возможно, методом проб и ошибок.
Нелегко быть школьным учителем и никогда не было легко. Все время словно под лупой: вечные выискивания этнического пристрастия или сексуально неприличного поведения. Необходимость балансировать между высокими требованиями администрации и стремлениями родителей к более высоким оценкам. Метания между зубрежкой, необходимой для множества стандартизированных тестов, и стремлением учащихся к самовыражению. Учителей обвиняют во всем плохом, что случается с детьми, и к ним же обращаются за спасением. Двойственная роль козла отпущения и спасителя - абсолютное мессианство, но, даже если пересчитать в шекелях 1998 года, Иисусу, пожалуй, платили лучше.
- Какова его цель? - спросила мисс Рокко, постукивая ластиком по столу.
- Простите?
- Как вы думаете, что он затеял? Он умен, хотя и пытается это скрывать. И он обладает талантом социальной сатиры. Он всегда был так насмешливо ироничен в своих письменных работах или эти издевательские работы - ловкий трюк? Просветите меня, есть ли что-то, что он не находит смешным?
- Стрельба из лука, - жалко выдавила я. - Понятия не имею, почему она ему не надоела.
- Как вы думаете, почему ему это нравится?
Я нахмурилась:
- Что-то, связанное с полетом стрелы, - фокусирование - целеустремленность - направленность. Может, он ей завидует. Он тренируется с завидной напористостью. Во всем остальном он не видит для себя смысла.
- Миссис Качадурян, я не хочу никого ставить в затруднительное положение, однако не случилось ли в вашей семье что- то, о чем мне следовало бы знать? Я надеялась, что вы поможете мне понять, почему ваш сын кажется таким рассерженным.
- Странно. Большинство учителей считает Кевина спокойным, даже апатичным.
- Это маска, - уверенно сказала она.
- Я действительно думаю, что он немного бунтарь...
- И он бунтует, делая все, что должен делать. Очень умно. Однако я вижу в его глазах гнев. Почему?
- Ну, он не слишком обрадовался рождению сестры... Однако прошло уже семь лет, к тому же он не был слишком счастлив и до ее рождения. - Я заговорила как слабоумная. - Мы очень обеспечены... вы знаете, у нас большой дом... - Я смутилась. - Мы стараемся не баловать его, но он ни в чем не испытывает недостатка. Отец Кевина обожает его... слишком сильно. Его сестра... прошлой зимой с ней произошел несчастный случай, в котором был замешан Кевин, но его это, похоже, не очень расстроило. На самом деле почти не расстроило. Другими словами, я не могу припомнить никакой ужасной травмы или лишений. Мы хорошо живем, разве нет?
- Может, это его и злит.
- Почему достаток должен его злить?
- Возможно, он злится, что имеет все самое лучшее. Ваш большой дом. Его хорошая школа. Я думаю, в наши дни детям в некотором смысле тяжело с этим. Само процветание страны стало бременем, тупиком. Все прекрасно, не так ли? По меньшей мере если ты белый и принадлежишь среднему классу. Поэтому слишком часто молодым людям кажется, что они никому не нужны. И в некотором смысле как будто нечего больше делать.
- Разве что развалить ее.
- Да. И в истории наблюдаются те же циклы. Дело не только в детях.
- Знаете, я устала рассказывать своим детям о полной лишений жизни в таких странах, как Бангладеш или Сьерра-Леоне. Но это не их лишения. И я не могу укладывать их каждый вечер на доску с гвоздями, чтобы они оценили прелести комфорта.
- Вы сказали, что ваш муж "обожает" Кевина. А как вы с ним ладите?
Я скрестила руки на груди.
- Он подросток.
Она разумно перевела разговор на другую тему:
- Ваш сын вовсе не безнадежен. Вот почему я так хотела поговорить с вами. Он очень умен. Некоторые из его работ - вы читали, что он написал о больших американских джипах? - заслуживали награды. И я заметила, что он задает трудные вопросы, просто чтобы поймать меня, унизить перед классом. На самом деле он знает ответ заранее. Я стала ему подыгрывать. Я вызываю его, и он спрашивает, что значит логомахия. Я радостно признаю, что не знаю, и - бах! - он выучил новое слово. Ему ведь пришлось найти его в словаре, чтобы задать этот вопрос. Вот в такую игру мы играем. Он с презрением отвергает обычные способы учения. Однако, если подобраться с черного входа, ваш юноша искрится.
Я заревновала.
- Обычно, когда я стучусь в ту дверь, она заперта.
- Пожалуйста, не отчаивайтесь. Я допускаю, что с вами, как и в школе, он замкнут и саркастичен. Как вы сказали, он - подросток. Но он впитывает информацию с поразительной скоростью, если только хочет превзойти всех.
Я взглянула на часы; мое время кончилось.
- Эти массовые убийства в средних школах, - сказала я небрежно, беря в руки свою сумку. - Вы не боитесь, что нечто подобное может случиться здесь?
- Конечно, это может случиться здесь. В достаточно большой группе людей любого возраста кто-нибудь может свихнуться. Но если честно, когда я передаю стихи о насилии в администрацию, это злит учащихся. Они и должны злиться. Даже еще больше. Очень многие дети считают всю эту цензуру, обыски шкафчиков...
- Возмутительно незаконными, - заметила я.
- ...возмутительно незаконными обысками. - Она кивнула. - А многие безропотно подчиняются. Им говорят, что это для "их собственной безопасности", и по большей части они просто... принимают эти слова за чистую монету. Когда я была в их возрасте, мы устраивали демонстрации и маршировали с плакатами... - Она снова помолчала. - Я считаю, им полезно выплескивать свою враждебность на бумагу. Это безобидный стравливающий клапан. Но теперь так думают немногие. Во всяком случае, эти ужасные инциденты все еще очень редки. Я не потеряла бы из-за них сон.
- И... э... - Я встала. - Слухи о Викки Пагорски. Думаете, они обоснованны?
Глаза мисс Рокко потемнели.