Я уже высказывалась о том, что не признаю никакой сексуальной иерархии. Все мужчины, с которыми я занималась любовью, очень хорошо трудились. Я никогда не разочаровывалась в них, начиная с самой первой встречи. Кстати, говорю для женщин: вы сами виноваты в своих первых сексуальных неудачах. Вы требуете слишком многого от мужчин, не прилагая ни малейшего усилия, чтобы вместе воспарить на седьмое небо наслаждений. Очень трудно прийти к желаемому результату в диалоге глухих. Надо говорить, просить, требовать сделать то, что надо, то, что хочется. Но как при сотворении мира, так и в разделении удовольствий – вначале бывает Слово. Когда я бываю с новым мужчиной, я его веду, как Гораций вел Данте. Для хорошей любви надо, чтобы активными были оба. Я деликатно указываю им, что я люблю и чего не люблю. Многие женщины жалуются, что мужчины входят в них и выходят, как будто опускают проездную карточку в метро. Но если женщина лежит при этом как доска, она этого заслуживает. Нужно перестать быть дельфийскими пифиями, вокруг которых надо было семь раз обойти с иерихонской трубой, чтобы пробудить эрогенный Сезам. Вам откроется Вечность, ибо сказано – ищите и обрящете, стучите и вам откроют. Нужно не только любить давать, надо еще знать, как это делается.
Булонский лес остается, несмотря ни на что, моей любимой часовней. Когда наступает лето, он превращается в грандиозную ярмарку, где каждый может найти себя: травести, педерасты, шлюхи, любители коллектива – каждый может выразить свое либидо среди цветов и деревьев, и бог удовольствий всегда признает своих.
В полночь мы с моим другом Филиппом останавливаем такси у магазина "Матиньон" и начинаем изображать из себя растерявшихся провинциалов, впервые попавших в столицу: "Не можете ли вы отвезти нас в Булонский лес? Говорят, там очень интересно". – "Зачем это вам? По ночам там только проститутки". Мы настаиваем: "Нам рассказывали, что там разыгрываются настоящие спектакли". Но таксист продолжает убеждать нас, что в лесу нет ничего интересного: "Если вам нужно что-нибудь интересное из ночной жизни Парижа, то есть одно место, где собирается много автомобилей, и там происходит свободный обмен по принципу "пара ищет пару". И мы едем к площади Дофина, но в этот раз там почти никого не оказалось. Тогда я сказала, что читала статью, в которой была помещена карта Булонского леса. В ней красными крестиками были обозначены места сбора любителей подсматривать из-за кустов на секс-шоу, синими крестиками помечались места, где собирались эксгибиционисты, и я могла бы показать эти места. Наконец он соглашается отвезти нас туда, и через полчаса мы останавливаемся у кромки леса, гасим фары и ждем. Не проходит и пяти минут, как из леса появляются наши с карманными фонариками и вытащенными членами. Сеанс начинается. Шофер в ужасе: "Мои права! Меня лишат прав! Надо немедленно уезжать!" Я его успокаиваю. Затем медленно поднимаю юбку – мгновенно устанавливается тишина, таксист отдается во власть сексуального торнадо. Сжалившись над ним, мы покидаем лес и едем в Нейи.
Там я ему говорю, что любой труд должен быть вознагражден и предлагаю чаевые. Он, еще травмированный видением дюжины фосфоресцирующих онанистов, близок к тому, чтобы извергнуть запоздалую энерцию. Я опять сжаливаюсь над ним. Вывожу его из автомобиля и ртом помогаю обрести облегчение. Он не успел отключить счетчик оплаты проезда, который отстукивал в такт нашим движениям. Потом мы заплатили ему по счетчику и дополнительно за мытье машины. Удовлетворенный, успокоившийся и довольный, он разговорился и признался мне: "Вообще-то я не шофер такси, а актер". – "Но почему же выработаете в такси?" – "Какое-то время я не мог найти работу по специальности, мне предлагали только участие в порнографических фильмах". И он стал называть мне киностудии, которые я хорошо знаю. О Боже! Коллега! Я прочитала ему лекцию, объясняя педагогическую, этическую и гражданскую ценность полнометражных фильмов этой категории. Наполовину побежденный, он довез нас домой. Только в Булонском лесу бывают такие встречи и обретается братство.
Я как Сара Бернар – публика моя страсть. Я действую всегда увереннее, эротичнее, когда я на людях. Мое воображение работает с удесятеренной силой, и вкус обостряется. Если бы этот вид спорта был включен в Олимпийские игры, я бы получила золотую медаль. Моя Эврика обретается не в ванной, а на диванах в ресторане, на креслах в кино, на сиденьях автомобилей, в туалете быстро и на свежей траве газонов.
Как-то раз в воскресенье вечером в переполненном ресторане я сидела за столиком. Потом на глазах обедающих я положила широко расставленные ноги на стол, решив немного пошокировать респектабельную публику.
Какие взгляды! Злобно-ненавидящие – женщин, заинтересованные – мужчин и радостные – юнцов. Это было на Монпарнасе. Тут я услышала стрекотание кинокамеры. Это были кинооператоры с телевидения ФРГ, которые снимали фильм о ночной жизни Парижа. И я надеюсь, что, если там, за Рейном, сидя у голубого экрана, моя мамочка увидит меня, это не отразится на ее здоровье.
А еще я люблю скорый поезд мимолетного соития. Бывает, что, заметив кого-нибудь стоящего внимания в кафе или ресторане, я начинаю смотреть на него, не отрываясь, и, когда контакт установлен, направляюсь в туалет. Если только он не полный идиот, он тотчас же идет за мной, не может не идти, и мы там получаем взаимное удовольствие. Я люблю славную атмосферу общественных уборных, запах, надписи на стенах и в конце нежное журчание спускаемой воды. Я люблю эти быстрые встречи. Надо понимать в этом толк, чтобы даже отсутствие комфорта доставляло удовольствие.
Я поведу вас, если вы хотите, а если не хотите, тем хуже для вас, в кинотеатр в восьмом округе Парижа. Там, в этом храме вестернов, часто крутят ретроспективные фильмы с Раулем Уолшем или Сэмом Пекинпа. Мои воспоминания связаны с этим кинотеатром по другому поводу. Вы входите, садитесь подальше – и начинаете большое свидание с поклонниками музы этого искусства. Вечером мы с Филиппом усаживаемся в последнем ряду, впереди меня устраивается огромный мужчина, похожий на водителя грузовика. Он чудовищно огромен. Эта чудовищность вызывает во мне возбуждение. Я наклоняюсь к нему, жадно целую и начинаю нашептывать всякое такое. Он оказался очень догадливым – и началось. Он дышал, как олень, и играл, как кит. Все это происходило под недовольным взглядом Филиппа, который не мог понять меня и сказал мне потом: "Какая грязь!" Я объяснила моему другу, что, грязелечение иногда бывает полезно для здоровья. Моей мечтой остается встреча с человеком-тростью, с которым мы могли бы изобразить часы, – он был бы маятником.
Ну что ж, я многое испытывала на ярмарке тщеславия, но еще не встретила настоящей любви. Надеюсь, что это впереди.
Небольшое отступление. Я хочу повторить еще раз, что безобразное может быть прекрасным; надо покончить с империализмом в эстетике и с канонами гармонии – все может быть преобразовано через нас в радость, если не смотреть на некоторые вещи через очки разума, надетые на нас общепринятой моралью. Замирать от страха на фильмах ужасов и умирать от удовольствия на порнографических сеансах – это эстетика одного порядка. Я люблю смесь жанров.
Я вспоминаю дождливую и теплую ночь на Елисейских полях. Мы ходили в кино, потом в ресторан, потом был мотоцикл Эрика. Поддавшись внезапному вдохновению, я села впереди Эрика с поднятой юбкой, лицом к нему. Я никогда не ношу трусиков. Это противно моим принципам. Мы поехали к площади Звезды. Дождь в глаза, ночь, мои губы на шее Эрика. Мы хохочем, мы счастливы, звезды над нами тоже смеются, Триумфальная арка качается из стороны в сторону – она тоже пьяна. В этот вечер мужчины и женщины по-новому узнают друг друга, маленьким детям снятся парусники, а рыбки в саду Тюильри меланхолично мечтают об арктических китах. В этот волшебный вечер нежность волнами разливается на террасы кафе, и все может сбыться сегодня, а не завтра. Я расстегиваю ширинку Эрика, мне нравится то, что он шепчет мне, мне нравится его мощный член, мы едем пить в Совиньон; я приподнимаюсь, насаживаюсь на него, как на вертел, и начинаю галопировать, а Эрик гонит свой мотоцикл. Из распахнутых окон несется песня Ги Люкса, редкие прохожие напоминают, что мотоцикл проносится мимо них со скоростью восемьдесят километров в час, возмущенные таксисты целомудренно гудят. Мы проскакиваем мост Нейи, дождь прекращается. Быстрей, еще быстрей – уже около ста километров! Нарастает могучий прилив, я уже глотаю ветер с кожаной куртки Эрика. Наконец, мы одновременно кончаем.
А вы никогда не занимались любовью на мотоцикле, и вы не знаете одновременного наслаждения скоростью и друг другом…
ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!
В пятнадцати километрах от Парижа в зеленой роще под покровом ночи на фронтоне маленькой таверны зажигается неоновый фонарь. Таверна огорожена металлической решеткой. Что делают здесь "форды", "импалы", "порше" и другие автомобильные звезды?