С этим мы направились в комнату для бичевания, которая была обставлена этими мастерами со знанием дела и со вниманием ко всякой мелочи, и мелочи эти, признаться, вызывали у неофита вроде меня крайнее удивление.
Некое подобие матраца, покрытого зеленым вельветом, было застлано периной, а на ней, вытянувшись во всю длину, лицом вниз лежала смущенная Люси. По краям перины были надежно закреплены толстые вельветовые ремешки, удерживавшие девушку в лежачем положении. Ноги ее были сведены и привязаны, а нежная красивая попка была чуть приподнята. Этому способствовала маленькая подушечка, предусмотрительно подсунутая ей под низ живота.
Монсеньор наклонился над девушкой и прошептал ей на ушко несколько успокаивающих слов, но она ничего не ответила и, когда достопочтенный отец принялся внимательно исследовать какие-то точки на ее попке, только глубже зарылась лицом в перину.
8. Эксперимент продолжается
Когда все присутствующие по очереди ощупали ягодицы Люси, словно проверяя их состояние, похлопывая по ним и пощипывая упругую плоть, как это делают знатоки лошадей, осматривая животное, которое собираются купить, со всех сторон, монсеньор сказал:
– Превосходная картина, – при этом его глаза едва не вылезали из орбит. – Джентльмены, вы должны извинить меня, но я ничего не могу поделать со своими чувствами, – с этими словами, вытащив из штанов свой аккуратный член, он направился к Мадлен, и прежде чем эта благородная дама догадалась о его намерениях, отец Питер уложил ее на диван по соседству с Люси и отымел за промежуток времени более короткий, чем мне потребовалось, чтобы рассказать об этом.
Наблюдать за этим было в высшей степени возбуждающе. Я даже не знал, куда девать себя. Если бы не отец Бонифаций, который удержал меня, я бы тут же оседлал Люси. Бонифаций же, хотя и был проходимцем, наблюдал за происходящим как за чем-то вполне обыденным и лишь заметил монсеньору, что тому следовало бы заканчивать поскорее, потому что мистер Сминтон выказывает дьявольское нетерпение.
Бедняжку Люси в это время успокаивал доктор Прайс: он дал ей шампанского, добавив туда несколько капель бальзама Пинеро. Дево же, наблюдая за действиями монсеньора, только издавал громкие стоны, а когда почтенный отец Питер перешел на короткие движения, мучения Дево стали настолько невыносимыми, что он стремглав бросился в спальню монсеньора. Как он потом рассказал мне, там он окунул свои гениталии в ледяную воду, чтобы избавиться от владевшего им напряжения.
Хотя совокупление при свидетелях мне всегда представлялось делом вульгарным и неподобающим, я в этот момент и думать забыл о подобной разборчивости.
Мадлен, утерев член монсеньора тряпицей из mousseline de laine (этот секрет известен только истинному сибариту, владеющему секретами идеальной любви), вышла, вероятно, чтобы подмыться, а монсеньор застегнул штаны и приступил к выполнению добровольно возложенной на себя миссии.
Сняв сюртук, он засучил рукава рубашки, и приняв из рук Бонифация розги, приступил к недостойному действу.
При первом же ударе бедняжка Люси жалобно вскрикнула, но не успел монсеньор завершить первый десяток ударов, которые сопровождались резким свистящим звуком, свидетельствующим о том, что в них вкладывается немалое усилие, как ее стоны стали менее громкими и она лишь напряженным голосом молила о милосердии.
– Бога ради, – взывала она, – пожалуйста, умоляю вас, не бейте так сильно.
К этому времени ее симпатичная попка приняла кроваво-пунцовый оттенок, который с каждым новым ударом становился все темнее. В этот момент вмешался доктор Прайс.
– Хватит, монсеньор, теперь начинаются мои обязанности, – сказал он и быстрым движением положил на попку Люси льняную тряпицу, пропитанную какой-то мазью, закрепив ее по краям небольшими полосками пластыря.
– Ой, – воскликнула Люси, – какое странное ощущение! Пожалуйста, мистер Сминтон, если вы здесь, снимите с меня это напряжение, и поскорее.
Через мгновение мои брюки были спущены, а Люси осторожно перевернули на спину.
Я увидел между ног девушки маленький кустик вьющихся волос, затем перевел взгляд на ее великолепные бедра, и это видение заставило меня без промедления ввести плоть мою в тот сладостный рай, который я посетил совсем недавно с такой страстью, какая необъяснима в человеке, ведущем далекий от праведности образ жизни.
Я вводил член лишь на треть его длины, но не успел я сделать и полдюжины хорошо выверенных быстрых движений, как Люси испустила струйку влагалищной жидкости, и в это же время кончил и я. Должен признаться, ощущение сладострастия было таким, что мне показалось, будто наступает конец света.
– Ну вот, – сказал доктор Прайс, делая торопливые заметки в своей записной книжке, – теперь вы все видите, что моя теория верна. Перед вами девушка, никогда прежде не знавшая мужчины, и она кончает через десять секунд после первого введения. Неужели вы полагаете, что без предварительного бичевания это чудо было бы возможно?
– Да, – сказал я, – полагаю. И могу доказать, что все ваши выводы основаны на предположениях, а предположения – на заблуждении.
– Браво! – воскликнул отец Питер. – Давайте-ка посмотрим, как Прайсу устроят выволочку. Ничто так не бьет его по носу, как факты. Боже мой, каким вульгарным языком я сегодня выражаюсь. Люси, дорогая, не дрожи, оденься и ступай к Мадлен. Мы все скоро присоединимся к вам. Ну, мы вас слушаем, Сминтон.
– Опровергнуть ученого доктора довольно легко, – сказал я. – Во-первых, Люси не была девственницей.
– Чушь! – сказал отец Бонифаций. – Ее мать позволила мне осмотреть ее вчера, когда девушка спала. Лишь только после этого я и вручил ей сто фунтов.
– Да, я могу подтвердить это, – сказал монсеньор. – Хотя должен признать, член у вас размерами с хорошую кухонную кочергу и вы вошли в нее с такой легкостью, словно она двадцать лет выходила на панель Риджент-стрит.
– Я готов поставить пятьдесят против одного, – сказал я, вынимая из кармана бумажник, – что перед тем, как я вошел в нее, она не была девушкой.
– Принято, – сказал доктор, который, увидев одобрительное подмигивание отца Питера, решил, что сейчас сорвет куш. – Но как вы собираетесь это доказать?
– Да, это будет затруднительно, – сказал монсеньор.
– Вовсе нет, – ответил я. – Пусть она придет сюда, и мы зададим ей несколько неожиданных вопросов. По ее реакции вы сможете судить, была ли она девственницей или была уже лишена своей девственности.
– Что ж, разумно, – сказал Дево и тут же пригласил Люси.
– Моя дорогая Люси, – сказал монсеньор, – я хочу, чтобы ты правдиво ответила мне на те вопросы, которые я собираюсь тебе задать.
– Обещаю вам быть правдивой, – ответила Люси, – ведь даже Бог может подтвердить, что теперь мне нечего скрывать от вас.
– Ну что ж, неплохо. Мы, кажется, достигли взаимного согласия, – со смехом сказал святой отец. – А теперь ответь откровенно, Люси: до того как мистер Сминтон совокупился с тобой в нашем присутствии, были ли у тебя такие же отношения с кем-то еще?
– Только один раз, – сказала Люси, улыбаясь и разглядывая рисунок на ковре.
– Боже мой! – удивленно воскликнул церковник.
В комнате повисла мертвая тишина. Тогда он задал следующий вопрос:
– С кем и когда?
– С самим же мистером Сминтоном здесь, в гостиной, примерно час назад.
Я, конечно, не принял от доктора денег, но зато высмеял их всех, и когда мы час спустя ехали с Дево домой в нанятой двуколке, я признался ему, что считаю этот вечер самым приятным в своей жизни.
– Ты скоро забудешь о нем среди других наслаждений.
– Никогда, – сказал я. – Я уверен, что сегодняшний день навсегда останется запечатленным в моем сердце.
9. Ужин холостяка
Став частым посетителем "Приората" – именно так чаще всего называли гостеприимный дом монсеньора, – я имел бесчисленные возможности совокупляться с Люси, Мадлен и двумя служанками, но почему-то вкуса к бичеванию в его истинном смысле у меня так и не появилось.
У монсеньора была служанка, миловидная умная девушка по имени Марта, чей большой пухлый зад, формой и контурами вполне могущий развенчать каноны красоты, установленные Хоггартом, возбуждал меня сверх всякой меры. Однако я так и не стал приверженцем бичевания, и когда монсеньор признал тот факт, что для роли бичевателя я слишком мягкотел, его приглашения стали не такими настойчивыми, а мои визиты все более редкими.
Дево же, напротив, стал довольно умелым практиком и мог часами наслаждаться теми радостями, которые можно получать от искусного стеганья задницы. Более того, он сделался столь идеальным последователем монсеньора, что в какой-то мере даже превзошел своего учителя, а труд его, озаглавленный "Слава березовой розги, или Рай на земле", может претендовать – с точки зрения оригинальности – на первенство среди довольно невнятных работ, написанных отцами церкви на ту же тему и изданных господами Питером, Прайсом и Бонифацием.
Как я уже говорил, я не мог получить наслаждения от бичевания. Я видел, что с физической точки зрения бичевание способствует ускоренному испусканию, но я-то предпочитал вагину au naturel. Легкий переход от поцелуя к оглаживанию, от оглаживания к стимуляции пальцами и, наконец, что более чем естественно, к мягкому введению члена в женское лоно – таковы были градации, отвечавшие моему неприхотливому воображению, а потому я, в полном соответствии с не без сожаления высказанной Дево эпитафией, вернулся в состояние первобытного варварства, в котором он и нашел меня.