Разведка-два ждала нас. Не смотря на поздний час, светились окна. Буровая, которую должны были демонтировать сегодня, сияла огнями, как новогодняя елка. Собственно, увидев ее издалека я поняла, что кажется весь этот кошмар кончается. Ребята не спали, все высыпали встречать нас. Я выбралась из машины на негнущихся ногах, с трясущейся от холода челюстью и попыталась помочь мужикам вытащить из салона Олега. Но меня отодвинули в сторону, я попятилась, наткнулась попой на ступеньки чьего-то вагончика, присела и уже со стороны наблюдала, как вытаскивали и уносили бедного парня, как помощник бурильщика Веничка на руках унес куда-то в темноту Людмилу. Толпа рассосалась, и я осталась одна. Затих, словно заткнулся на полуслове дизель-генератор, потухла иллюминация на вышке, электрический свет в окнах сменил мерцающий свет керосиновых ламп. Стало тихо и звездное небо подступило очень близко. Очень хотелось курить. Из темноты появилась рука, предлагая мне сигарету. Дрожащей рукой, со второй попытки, уронив первую, я смогла взять сигарету и сунуть в рот. Щелкнула зажигалка. Шеф как всегда, читал и предугадывал меня. Я затянулась, раз, другой, натянувшиеся до звона нервы медленно отпускало.
- Ну что там произошло?
- Они уже сделали съемку, и на обратном пути он сломал ногу… Прыгал куда-то, козлотур, - выругалась я, - и угодил ногой в яму. Вещи и приборы Заславская оставила на дороге, тащила его на себе километров пятнадцать…
- Ясно…
Мы молча сидели, курили. Не знаю, о чем думал шеф, лично я, с тревожным удивлением, прислушивалась к себе. Я чувствовала тоску в руках, если руки могут тосковать. Мне нестерпимо хотелось вновь ощутить это хрупкое тело, прижать его как можно сильнее к себе, защитить непонятно от чего. Я помотала головой, отгоняя наваждение.
- Ну что? Сама дойдешь или тебя тоже надо нести? - спросил Папа, - Ребята баню под парами держат, Икмет ужин вам разогревает, занесет к тебе… Пошли.
Из темноты появился помбур Веничка.
- Ну, мать, ты где пропала, я маркшейдершу твою в баню уже отнес. Хочешь, и тебя отнесу? Я и попарить вас могу, ты только намекни, - резвился помбур.
- Веничка, я уже устала вам повторять - мечтать вредно для юношеской неокрепшей психики, - ответила я традиционной шуткой.
- Да как же так, - традиционно удивился Веня, - вся прогрессивная часть человечества говорит, что не вредно.
- Вредно, Веня, вредно, на почве несбывшихся мечтаний комплексы неполноценности
развиваются.
Каждый знал свою роль наизусть, каждая реплика произносилась уже не по разу, с небольшими вариациями, и по очень похожим поводам. Мужиков здорово заедало мое одинокое независимое житье. Был период, они пытались подглядывать за мной в бане, ломились ночью в вагончик, не было проходу от их пошлых шуток. Теперь все это ушло в историю, и остался только диалог, от которого уже песок скрипел на зубах.
Упираясь руками в колени, я встала, медленно разогнулась.
- Виктор Анатольевич, - попросила я шефа - пусть кто-нибудь печку у меня растопит и дров побольше занесет.
- Иди, иди, растопили все давным-давно, - усмехнулся Папа.
Зацепившись за порог, я стянула сапоги и вошла в предбанник. На столе горела керосиновая лампа, рядом мерцал металлическим колпачком термос. Заславская сидела возле стола и, кажется, спала, уронив голову на руки. Она уже успела раздеться. Я положила на лавку полотенца, чистое белье, разделась и подошла к ней. Углы предбанника тонули в темноте, настраивая на таинственный лад.
- Люда… - тихо позвала я.
- Мила… Мама звала меня Мила, - она медленно подняла голову, тяжело оттолкнувшись от стола, стала подниматься.
Я разглядывала ее, словно впервые увидела. Пропорциональная, изящная, как индийская статуэтка, фигура. Все было, как надо, все на месте - бюст, талия, бедра. Тело бронзовое от загара, только белели полоски, защищавшиеся купальником от солнца и нескромных взглядов. Эти белые полоски… Они притягивали взгляд, я ничего не могла с этим поделать. Самое ужасное, Людмила видела, как я разглядываю ее и, в свою очередь, спокойно изучала меня. Я хмыкнула про себя, представляя, как выгляжу со стороны. Тощее бледное тело, с прокопченной на солнце и ветрах рожей, руками загоревшими по локоть, и манишка на груди, как у гималайского медведя, только она у него белая, а у меня коричневая - типичный рабоче-крестьянский загар.
- Пошли, Мила, покажу тебе как надо париться, - улыбнулась я.
- Я умею, - ответила она с недоумением в голосе.
- Посмотрим. Бери лампу и пошли.
На полу, возле двери в парилку стоял таз с запаренными вениками. Я взяла оба, потрясла, проверяя степень их готовности. Ребята расстарались в этот раз на славу - добавили в кипяток веточки мяты и душицы. Эти травы мы специально для бани провозили с Большой земли. Я тоже привозила, когда не забывала. В этот раз забыла. Кто-то от сердца оторвал, свое отдал. Я распахнула дверь в парилку, сделала рукой широкий приглашающий жест. Господи, ну почему мне так трудно сегодня смотреть на нее. Вернее, не смотреть…Я перетащила таз через порог и закрыла дверь.
- Где-то здесь был ковш. Ты не видишь его? - спросила я, прилаживая "летучую мышь" на крючок в углу.
- Здесь, - отозвалась Людмила и зашипела обжегшись.
- Осторожнее! Ты, кстати, кольцо сняла?
- Не-е-ет.
- Давай сюда! И серьги тоже. И цепочку.
- Зачем, я парилась уже в них.
- Давай сюда. Если ты имеешь в виду прошлые разы, то это была пошлая помывка. Париться будем сегодня.
Я положила ее украшения на полке в предбаннике, прихватила забытые полотенца и вернулась в парилку. После первого же ковша воды на раскаленные камни, Людмила тихо охнула, закрыла руками груди и попыталась плечом открыть дверь.
- Мама, дорогая… Я пожалуй пойду, а ты парься.
Дверь я захлопнула хорошо, так что побег не состоялся.
- Куда?! Ложись!
Я быстро обмотала ей голову полотенцем и уложила ее на полок.
Я хлестала ее вениками, терла мочалкой, окатывала водой, выводила в предбанник, давала отдышаться, поила чаем, и опять тащила в парную… Каждое прикосновение к ней было мучительным, как удар током…
- Да, - задумчиво протянула Людмила, - теперь я знаю, почему здесь тундра.
- Почему?
Мы сидели в предбаннике, я только что кончила мыться и переводила дух, а Людмила уже успела отдышаться, лежала напротив на широкой скамейке, подстелив банную простынь, и философствовала.
- Потому что вы всю тайгу в своей бане истопили.
Мне было не до шуток, я засмотрелась на ее грудь. Со мной явно что-то происходило, и мне это уже не нравилось. Людмила продолжала о чем-то говорить, но я вслушивалась не столько в ее слова, сколько в мелодику голоса. При ее комплекции, удивительно низкий, грудной голос, по диапазону где-то меццо-сопрано наверное. Интересно, поет ли она романсы, что-нибудь вроде - Утро туманное, утро седое…
- …ну вот, дали ему положенные на похороны пять дней и он уехал, - вклинилась я в ее рассказ уже на середине, - Через пять дней пришла телеграмма, мол, в связи со сложным семейным положением прошу пять дней за свой счет. Подписали ему и это. Еще через пять дней появился он на работе. Сидит за своим столом, голову руками обхватил, молчит. Мы так вежливо, с сочувствием в голосе, спрашиваем - Миша, ну что, как дела. А Миша, не поднимая головы, отвечает, - Хорошо погуляли, две гармошки порвали.
- Не поняла, это анекдот, или он врал про похороны?
- А ты, оказывается, слушаешь? Нет, ни то, ни другое. У них траурная тризна по безвременно ушедшей теще плавно перешла в грандиозную пьянку. Всей деревней две недели гуляли, забыв, с чего все началось.
Я насторожилась, за дверью явно кто-то был. В голове ураганом пронеслись картины не такого уж и давнего прошлого, когда мужики попытались подсматривать за мной в бане. Обнаружив это, я сначала съежилась от стыда, а потом, разозлившись, распахнула дверь и в чем мама родила, можно сказать с одним ведром кипятка в руке, вышла на улицу. Завернув за угол я окатила этим кипятком всех кто стоял возле окна и спокойно пронаблюдала произведенный эффект от кипятка и моего появления. С тех пор нам всем стало как-то все равно. Мне было все равно, подглядывают за мной или нет, мужикам все равно, моюсь я в бане или нет. Полный консенсус, одним словом.
- Кто там?! - я изобразила голосом крайнюю ярость.
- Дык, это я Вениамин, Евгения Николаевна, вы не волнуйтесь, я просто жду. Может, понадобится помощь или чего-нибудь еще… Вам воды хватило? Может принести? - раздалось из-за двери.
- Идите спать Веня, у нас все в порядке.
- А Людмила батьковна как же? Дойдет сама?
- Спасибо вам, Веня, я дойду, мне гораздо лучше, - подала голос Людмила.
- Вы сегодня долго паритесь.
- Идите Веня, мы уже кончили, сейчас отдохнем, порядок наведем и будем уходить.
- Да вы оставьте, я завтра утром сам все приберу.
- Идите, Вениамин, - я начинала терять терпение, и это прорвалось в голосе, - у нас все в порядке.
- Лады, пошел я…
- Хороший парень. Заботится о тебе, - с укоризной заметила Людмила.
А у меня перед глазами стояла картина, как этот хороший парень матерился и очень быстро снимал с себя ошпаренные брюки. Он ближе всех стоял ко мне, во время проведения воспитательной акции.