Джозеф Райт никогда не был сентиментальным парнем, по крайней мере, не со мной и не с моими братьями. Он приберегал всякие нежные слащавые слова для нашей матери и, когда общался с ней, превращался в сыплющего комплиментами плюшевого медвежонка. Хотя с нами, парнями, он всегда говорил строго. Мы должны были проявлять меньше эмоций, должны были больше работать, больше потеть, получать лучшие оценки - все это, честно говоря, нормальное дерьмо. Оглядываясь назад, я могу сказать, что он был рассудительным, не кричал на нас, не был слишком резким, и всегда был для нас примером. Он воспитывал мужчин, а не засранцев, о чем говорил, по крайней мере, раз в неделю, как правило, обращаясь ко мне.
Он говорил, что я был его копией. Мама всегда говорила, что моя "прямота", передалась от него, и что "абсолютная сила" моей матери (его выбор слов), словно наждачная бумага отполировала самые острые грани его личности, сделав отца немного мягче и спокойнее.
"Я не могу дождаться, когда ты встретишь свою "наждачную бумагу", маленький мальчик", - сухо пробормотала однажды моя мать, Присцилла, и тогда я уже не был маленьким мальчиком. Я был дома в отпуске, а она настояла, чтобы я пригласил на свидание дочь одной из ее подруг.
Я прострадал все свидание с девушкой, чей подбородок был более "волевым", чем у меня, и которая не могла держать при себе свои чертовы потные руки. Я же был милым и вежливым с этой девушкой. Я довез ее домой, проводил до двери… а она схватила меня за воротник, пытаясь поцеловать.
Я, на-хрен, еле ноги оттуда унес и не знаю, что она сказала своей маме, но та позвонила моей маме. А Присцилла Райт позвала меня в свою швейную комнату и просто посмотрела на меня с тихим разочарованием, которое уязвляло больше, чем слова, которые говорит обычно отец.
Но вернемся в настоящее.
Мой отец не был разговорчивым, сентиментальным парнем. Наше обычное общение с ним состояло из серий бурчаний, которые мы необъяснимым образом понимали.
Когда он меня остановил, то я ожидал, что мне прочитают нотации из-за того, что одет в рубашку механика, вместо противной белой рубашки-поло с ярко-синей эмблемой "J&P AUTO SALES". Он всегда настаивал на том, что бы я представлялся продавцом, несмотря на мои упрямые настойчивые заявления, что я не хочу этим заниматься. Но, эта работа помогала платить по счетам и позволяла мне не залазить в сбережения, пока я учился в университете, и отец был достаточно щедр, чтобы организовать мне гибкий рабочий график.
Я не ожидал, что в глазах своего отца увижу настоящую озабоченность по поводу того, что я сегодня недостаточно общителен.
- Извини Папс, - сказал я, хлопая его по плечу. - У меня на уме учеба. Ты в порядке?
- А ты в порядке? - спросил он в ответ, не спуская с меня пристального взгляда. - С тех пор, как ты вернулся, ты…
- Превосходно. Со мной все превосходно, Папс. Окʹей?
- По тебе не видно. Я волнуюсь за тебя, сын.
- Волнуешься о ком?
Я застонал услышав голос позади нас.
Опять начинается, черт возьми!
- Почему ты беспокоишься о Джее, Папс? Что происходит? Джей, ты в порядке?
Тебе нужно, чтобы я посмотрел…
- Не-а - твердым тоном сказал я, повернувшись к своему старшему брату Джозефу-младшему. - Мне не нужно, чтобы ты куда-либо смотрел, доктор Райт.
Джозеф сухо улыбнулся.
- Ха-ха. Смешно. Ты уверен…
- Да. Могу ли я теперь идти в автосервис? - спросил я, обращаясь к обоим мужчинам. Они обменялись взглядами, и Джозеф-младший слегка кивнул Джозефу-старшему, предполагаю, они думают, что я этого не вижу.
- Да, сынок. Иди, - согласился отец, и я не стал тратить время и оставил их обсуждать мое поведение. Хотя, обсуждать было нечего. Мое поведение никак не поменялось, это они вели себя по-другому.
Я приехал домой несколько месяцев назад, прямо перед началом семестра, и стал замечать что моя семья ходила вокруг меня на цыпочках. Такого раньше не было. Теперь они были внимательны со мной, спрашивали, как я себя чувствую, будто ожидали, что любая мелочь заставит меня впасть в панику или что-то в этом роде.
Я знал, о чем они беспокоились: о посттравматическом стрессе, о воспоминаниях, о кошмарах, в которых присутствуют дети с привязанными к спине бомбами и о прочем дерьме, которое демонстрирует американская магия кино - как выглядит дислокация военных сил в горячей точке. Но правда не была такой унылой или трагичной, но почему-то намного хуже, чем в кино. Я не знал, как это объяснить, но дело в том, что со мной ничего такого не происходило. Я был хорош.
Мне просто было нужно, чтобы моя семья, действующая из лучших побуждений, это осознала, и к чертям отвалила от меня.
Как только я вошел в ту часть дилерского центра, в которой находился автосервис, то глубоко вздохнул. Приторные запахи моторной смазки, тормозной пыли, резины, бензина и моторного масла могли бы вызвать приступы рвоты и кашля у большинства людей, но для меня они пахли домом.
Маленькая принцесса БГУ, с которой я сегодня столкнулся, вероятно, умерла бы от шока.
Я почувствовал раздражение, вспоминая о том, как она отпрянула, увидев мою рубашку механика. Я одевал ее на занятия с завидной регулярностью, потому что это помогало мне экономить время в те дни, когда я работал: мне не нужно было заходить домой чтобы переодеться. Вообще-то, моя одежда была чистой, потому что моя мама меня правильно воспитала. Нет, я не отправлялся в кампус одеваясь так, чтобы произвести впечатление, как хорошенькие мальчики, которых она, вероятно, предпочитала. Я не был мальчиком. Мне было двадцать восемь лет, и я воспользовался великодушием военных и пытался получить свою чертову степень, чтобы я смог, к чертям, убраться отсюда. Меня окружали подростки, а этим "деткам" было едва по двадцать лет, так что их смело можно называть подростками.
Но не принцессу.
Не-а. Как я не был раздражен тем небольшим случайным обменом "любезностями" у дверей в аудиторию, я не мог отрицать, что неожиданная мягкость ее тела, врезавшегося в меня, мне понравилась. Это был не первый раз, когда я ее видел; она всегда была в лекционном зале по пятницам, сидела за столом рядом с профессором Бриант, и выглядела чертовски хорошо.
У нее была красивая медная кожа, большие карие глаза и чертовски сексуальный рот. Ее волосы были заплетены в множество мелких черных косичек, которые были ниже талии и задевали мягкие изгибы ее бедер. Эти изгибы, давали очевидный намек на то, что она была старше девушек, учащихся в кампусе. Она была аспирантом-ассистентом профессора. А для того, чтобы занять эту должность, нужно было, по крайней мере, получить степень бакалавра. Значит ей, по меньшей мере, двадцать один или двадцать два, но я подозревал, что она старше. Что-то в ее манерах (легкость, беззаботность, адская сексуальность), говорило, что она не молоденькая женщина.
Не говоря уже о том, что я услышал замечание этой маленькой зазнайки, которое она бросила мне в спину, после того как мы столкнулись друг с другом. Только уверенная в себе женщина могла вести "ответный огонь" со мной, несмотря на то, что именно она была виновата в нашем столкновении.
Хорошо.
Ну… может быть, это не полностью ее вина.
Возможно, она была занята своим телефоном, вместо того, чтобы смотреть, куда идет.
Возможно, я был слишком отвлечен ложбинкой ее коричневой груди, выделяющиеся на фоне белой рубашки, и не смотрел куда иду.
Возможно, это была наша общая вина.
Но все же, принцессе не нужно было вести себя так, словно я был весь в грязи и масле, вот и все. Она не западала на мужчин, чьи руки были "в грязи", а я не западал на высокомерных женщин.
Конец.
Я закончил свою смену в автосервисе, и ловко уклонившись от отца и брата пошел домой. Там, я вытащил оставшуюся с вечера курицу и рис из холодильника и засунул разогреваться в духовку, а сам направился в душ.
Позже, я поставил свой ноутбук на стол и сел перед ним вместе с тарелкой ужина, чтобы поработать над своим сочинением.
Пока не улучшил свою работу.