Мы встречались всегда по одному и тому же сценарию. На своем роскошном мерседесе он подъезжал, когда полностью стемнеет, к моему дому. Я выходила и садилась в машину. Мы ехали на квартиру, которую он совсем недавно купил. Квартира была полностью разбита. Без ремонта, разбитая и страшная. Сантехника вся старая, а мебели почти нет. Вдобавок - низкие потолки, маленькие окна и одна комната темная. Он купил эту квартиру потому, что она была очень дешевая. И еще потому, что ему было абсолютно все равно, где жить.
Мы заходили в комнату, которая именовалась гостиной потому, что в ней стояли старый советский черно-белый телевизор и жесткий, с потертой спинкой, диван, на котором он спал. В спальне (другой комнате) кроме стула вообще ничего не было. На подоконнике гостиной лежал второй его мобильный телефон. Первый был в машине. А третий он вечно носил с собой. Мы заходили в комнату, он плотно закрывал за собой дверь и включал телевизор. Потом начинал раздеваться.
Я не знаю, зачем он включал телевизор, если в квартире больше никого не было, кроме нас, но очень долго после этого я не воспринимала секс под синхронный текст телевизионного видеоряда. Аллергия на секс под громкость включенного телевизора сохранилась у меня до сих пор. Что может быть в жизни хуже? Особенно, если показывают какую-то дебильную рекламу! Моя лучшая подруга (она не замужем, ей 30 лет) говорит, что мужчинам надо прощать их маленькие слабости и сохранять спокойствие даже в том случае, если встречаешь собственного любовника в компании четырех самых высокооплачиваемых стриптизерш. Не знаю, сколько здесь правды. Но я могу дать мужчинам маленький приятный совет. Если вам до безумия надоела женщина и вы хотите от нее избавиться, то обязательно включите телевизор и начните заниматься с ней сексом. Очень даже помогает. Через некоторое время эта женщина не захочет видеть вас - больше никогда.
Так вот - он включал телевизор и начинал раздеваться. Он делал это медленно и педантично - так, будто собирался относить грязные вещи в прачечную. Он вынимал из карманов носовые платки, медленно снимал галстук. Потом пиджак рубашку - все это гладенько и аккуратненько складывая на полу. Я не знаю, что думают мужчины по поводу своей сексуальной привлекательности в носках и трусах, но я точно знаю, что думают женщины по этому поводу.
И если б хотя бы один мужчина на земле мог подслушать мысли своей любовницы или жены, дефилируя перед ней в порванных носках и китайских трусах, то этим двум туалетным принадлежностям могло бы грозить вечное исчезновение из обихода. Так вот: дефилируя передо мной в дешевых порванных носках и трусах он начинал разговаривать по телефону - потому, что кто-то обязательно должен был позвонить в этот момент. Он бросал на ходу:
- Подожди совсем забыл - и начинал расхаживать по комнате, что-то рассказывая. Я тихо наблюдала, ловя каждое слово.
Потом он одевался так же, как и раздевался - методично и плавно. И на своем мерседесе отвозил меня домой. После чего бегло прикасался губами и говорил:
- Созвонимся, пока.
Это означало, что я должна его ждать. Всегда.
Был всего лишь крошечный эпизод, в самом начале - как сцена из фильма. Одно действие - один эпизод. Собственно, никакого действия здесь не было, только слова. Все происходило, как обычно. Только почему-то именно это осталось в моей памяти - в отличие от всех прочих слов…
Наше свидание было завершено. Он был уже полностью одет, но, прежде чем отвезти меня домой, сел на диван, стал кому-то звонить, не дозвонился… Затем принялся разглагольствовать.
Говорить он любил так же, как любил деньги. В процессе длинных тирад лицо его принимало такое одухотворенное выражение, что просто нельзя было поверить в то, что этот человек умеет лгать. Он "становился в позу", возводил очи горе и принимался излагать нечто - что, как правило, чаще всего слушал он сам.
Но в тот раз его слова отчетливо запечатлелись в моей памяти, и, как выяснилось, сохранились надолго. Я отчетливо запомнила эту сцену. И потом не раз возвращалась в своей памяти, пытаясь понять, хоть как-то проанализировать странную личность этого человека.
Так вот: он не дозвонился кому-то, бросил на диван телефон. Потом посмотрел на меня (искоса, как будто исподтишка - неприятный такой взгляд), и сказал:
- Я могущественный человек. Ты даже не представляешь себе, насколько. Я могу сделать все, что хочу, потому, что умею обращаться с людьми. Я умею ими манипулировать. Я могу заставить человека сделать то, что я от него хочу. У меня есть один из главных символов убеждения - деньги. Конечно, одних денег недостаточно. Но есть и другие способы. Я очень могущественный человек - потому, что я умею диктовать свою власть другим. Я могу уничтожить любого. Могу разрушить город, и заново его построить. В последнее время я все чаще и чаще задумываюсь о том, чтобы пойти в политику. У меня уже есть предложения. На самом деле, у меня есть все возможности для того. Чтобы стать блестящим политиком. Во-первых, я подлец. Во-вторых, люди для меня - ничто. Ради моих интересов, или просто так, от нечего делать, я могу переступить через любого. Но в то же время я умею прикрываться всякими высокими словами - о нации, патриотизме, и т. д. Я умею сделать так, чтобы мои слова звучали красиво, и им поверили. И, наконец, третье: а третье это то, что в политике действуют абсолютно те законы, что хорошо работают в бизнесе. Говорить надо то, что можно продать быстро и выгодно, причем каждый день на этот товар - другая цена. Говорить в политике нужно только то, что можно хорошо продать. Это как залежалый товар на складе, который никто не хочет брать, а ты под шумок скидываешь его приехавшему из глухой провинции оптовику, причем по самым высоким розничным ценам. Я начал свой бизнес не честным путем, я уже привык к этому. Честно я работал бы на одну зарплату в какой-нибудь захолустной конторе. Моя душа требует больших масштабов. Нет, я все чаще и чаще начинаю задумываться о том, чтобы идти в политику.
Внутри себя я не могла не согласиться с ним. Он был абсолютно прав - я сразу это почувствовала. Я уже догадывалась о том, как умеет этот человек лгать. Он лгал бы так вдохновенно, что ему сразу бы поверили толпы. Он стал бы еще настоящим героем нации!
Но внешне я никак не хотела проявлять своих чувств, поэтому спросила:
- Ты и через меня сможешь переступить, если потребуется?
- Ну зачем ты все воспринимаешь на свой счет?
- Значит, все-таки переступишь? С легкостью?
- Ну почему же - с легкостью. Может, я буду переживать!
- Все понятно…
- Да ничего тебе не понятно! Ты в полной безопасности, пока представляешь для меня интерес.
- В безопасности?
- Не цепляйся к словам! Я хотел сказать совершенно не то! Я имел в виду, что… А, ты совсем меня запутала! Умеешь ты это сделать! Какой у тебя все-таки сложный характер! Тебе нужно всерьез задуматься о своем поганом характере, чтобы от этого не страдали твои отношения с мужчинами!
Я подумала - "тебе тоже", но вслух этого не сказала. Внезапно весь этот разговор потерял для меня интерес. Наверное, потому, что был слишком для меня мерзок. Я по-настоящему испугалась взглянуть в ту пропасть, которая вдруг, совершенно случайно, приоткрылась мне в его душе.
Теперь я жалею об этом. Может, если бы я не струсила тогда, все бы случилось иначе. Но я струсила. Я не стала задумываться о том, что услышала. Я не стала думать об этом… И он отвез меня домой. Но эти слова все же остались в моей памяти. Я не раз вспоминала о них…
Мой кошмар ненавидел женщин. Ненавидел - но использовал. На все лады. Очень скоро я поняла, что не смогу без него жить. Он стал моим кошмаром, моей болезнью и наваждением. Я думала о нем постоянно. И не находила ничего, что в нем можно любить. Я говорила себе, что презирала, презираю и всегда буду презирать подобный тип людей, что в нем нет ни одной черты, которую пусть даже с натяжкой можно назвать светлой.
Я говорила себе, что этот человек некрасив, необразован, груб, некультурен, каждое наше свидание превращается в мои растраченные понапрасну возможности и больные нервы, что я не интересую его потому, что ни одна женщина в мире не способна его заинтересовать - и думала, думала, думала о нем двадцать четыре часа в сутки. Постепенно (сам того не зная) он стал наваждением. Моим кошмаром.
Я просыпалась по ночам, и, ворочаясь в постели (одна) представляла его лицо. Я видела его так явно, будто он всегда находился со мной рядом. Я убеждала себя, что в этом лице нечего любить - и именно это твердое убеждение рассказывало яснее любых слов о том, что с ним, и только с этим человеком я могу быть счастлива.
Боль, смешанная с ненавистью и необходимостью (так наркоман чувствует ежедневную потребность в наркотике) давала гремучую смесь, и я взрывалась на этих ядовитых отходах - для того, чтобы полететь к небесам и сказать себе, что мы никогда, ну совсем никогда, не будем с ним вместе.
Я не знаю, была ли в нем хоть одна черта характера, за которую следовало его любить. Только за один месяц этот грубый и жестокий человек стал моим миром. Мне было необходимо не столько видеть его, сколько о нем думать. В целом городе не было ни одной улицы, которая не напоминала бы мне о нем.