Сквозь только начинающие зеленеть ветки отчетливо проглядывали чугунная ограда, въездные ворота и даже фигура у ворот - примкнутый штык караульного солдата на расстоянии выглядел как голая молодая ветка, ещё только собирающаяся зеленеть; несмотря на всё искусство садовника, границы сада отчетливо возможно было определить. Видно было, как по улице вдоль ограды проходит эскадрон конногвардейцев; каурые лошади мотали хвостами; запряжённая серой парой карета остановилась перед воротами, лакей соскочил с запяток и скрылся, снявши шляпу, в караульном помещении, оттуда появился офицер и подошёл, помахивая тростью, к окну кареты, из которого тут же высунулась голова в треуголке. Зелень в саду не только не могла скрыть жизни вне сада, но даже и долетающих звуков; "поворачивай, твою мать, поворачивай" - это, как и цокот сотен копыт, послышалось совершенно ясно; теперь вслед за лакеем и кучер слез с облучка, потянул лошадей в сторону, офицер пару раз приложил его по спине тростью, донеслось и "ж-жива-а, моррда твоя срраная, ж-жива-а", и звук, с которым трость хлестнула по кучерскому армяку - "шшяк!", "шшяк!", и удары колес по отбойному камню возле ворот, и перестук копыт - эскадрон прошёл, теперь слышно было, как пара переступает, поворачивая.
- Ваше поведение, князь, ваша покорность судьбе в столь тяжёлом для вас положении - все это возбудило моё уважение и доверие к вам. Я угадал ваши чувства, князь, и желаю разъяснить вам свой действительный образ мыслей, - он потянул поляка прочь от ворот, за которыми карета никак не могла развернуться; офицер лупил кучера, тот хлестал по мордам несчастных лошадей, заставляя их пятиться назад, но заднее колесо кареты уперлось в столб; мат поднялся до небес, возле ворот стояли уже несколько караульных, и видно было, что от дверей идёт уже и дежурный наряд кавалергардов - Чарторыйский издалека узнал поручика Ракова и только что принятого в полк корнета Охотникова, получившего вдруг сразу же чин подпоручика; вот на горе своё кто-то явился в Таврический в недобрый час.
- Мне невыносимо думать, что вы меня считаете не тем, что я есть на самом деле. Я желаю вам открыться.
- Ваше Высочество, позволительно мне будет спросить: нечто иное, кроме моих скромных добродетелей, подвигнуло вас на откровенность?
- Нечто иное? - он даже остановился, словно бы не слыша русского мата в сотне сажен от своей особы. - Нет… Нет… Князь, вы для меня олицетворяете Европу. Вы понимаете?.. - Тут он обернулся, лицо исказилось. - Мне… мне больно, князь Адам. Мне больно. Вы понимаете меня?.. - кивнул на ворота - всё-таки обратил внимание. - Вы олицетворяете Европу, вставшую уже на путь совершенствования и прогресса.
Чарторыйский молчал, не зная, что ответить; нынче он оказался ввязанным в обстоятельства, в которых ему не сносить головы; только потрясение, недавно испытанное, не дало ему возможности выпутаться и сейчас: слушать Александра Павловича в его, Чарторыйского, положении было решительно невозможно, но не слушать великого князя тоже было невозможно. Поляк начал неудержимо бледнеть, губу закусил, слушая.
- Я, князь, совершенно не разделяю воззрений и принципов правительства и двора, далеко не оправдываю политики и поведения свой бабки Екатерины. Бог ей судья! Я… порицаю её принципы. Я всегда был на стороне Польши, князь. Всегда, всегда был на стороне Польши. Мое слово! Всегда был на стороне Польши и её славной борьбы! - он вновь обернулся и сделал рукою, караул отстал. Теперь они шли тыльной стороною сада, по-прежнему под ручку, как шерочка с машерочкой. Сюда действительно не долетали звуки с улицы, и зелень образовала живой зелёный коридор, за которым, казалось, могла оказаться лишь новая зелень, а за нею - ещё другая зелень, как в лесу. Несколько времени прошли в молчании, пока он не сказал:
- Костюшко - великий человек.
Поляк глотнул столько воздуху, сколько не могло поместиться в лёгких. Да, Сибирь. Теперь его, несомненно, ждала Сибирь или Петропавловская крепость, в которой сейчас страдает пан Тадеуш, потому что будущий наследник Екатерины не может всего этого говорить. Zdechtpies!Чарторыйский стал совсем бледен и теперь улыбался одним углом рта - неестественною и недоброй улыбкой, обнажающей один клык.
- Я, признаться вам, ненавижу деспотизм - везде, в какой бы форме он ни проявлялся. Я люблю свободу, которая должна принадлежать всем людям, решительно всем людям, - продолжал Александр как ни в чем не бывало.
- Ваше Высочество, Франция… - мысль перелетела, потому что "liberte, egalite, fraternite" у всех уже навязло в зубах.
- И всегда чрезвычайно интересовался Французской революцией. Возможность преобразований… И даже более - возможность выбора. Сейчас, окидывая мысленным - вы понимаете меня? - окидывая мысленным взором правление бабки, я не могу не глядеть в следующее правление, в то правление, которое вскоре будет ниспослано России… На протяжении многих дней я слежу за событиями, связанными незримой, но прочнейшей нитью, нитью, которая крепче каната, князь Адам. Крепче цепей.
Александр сунул руку за хвост сюртука, вытащил платок и вытер со лба лёгкий пот; пот выступил, хотя не было жарко - выступил пот на начинающем уже лысеть лбу, словно бы всё, что сейчас говорил великий князь, говорил он с величайшим трудом. Зелень продолжала шелестеть на ветру; Чарторыйский вдруг тоже почувствовал необходимость вытереть пот со лба; оба совершенно одинаковым движением промакнули себя, сходство в жестах доказывало сходство в мыслях, желаниях и отношениях к людям, - в частности, к женщинам; такой вывод сделал бы сейчас любой физиономист, глядя на парочку в Таврическом. Так что Лулу действительно найдет в кавалергарде вполне адекватную замену. Александр взял выбранную кандидатуру под локоток и почувствовал, как дрогнул этот польский локоток от невиданной и вовсе не предполагаемой коротости с будущим императором. Александр, секунду пребывая в будущем, успел убедиться, что - да, все правильно, tresbon, bon, toutestparfait, vraimentmerveilleux, parfait; тут же вернувшись обратно в настоящее, взял князя Адама под локоток.
- Я не сомневаюсь, что все мы прекрасно поладим.
- Да, Ваше Императорское Высочество.
- Говоря "все мы", я имею в виду ещё одного человека, князь. - На мгновение задумался, не в силах сказать открыто всё, что желал сейчас произнести.
Карета наконец-то совершила сложный манёвр поворота, словно бы фрегат в узком пространстве прибрежных шхер. Он подумал, что сам сейчас находится в точно таком же положении, словно бы шкипер фрегата, - ему необходимо было проявить одновременно и осторожность, и решительность.
- Ещё одного человека и ещё одну… как бы сказать… ещё одну категорию, которой так не хватает сейчас всем нам - государству, народу и самим правителям его. Вы понимаете меня, князь?
- Да, Ваше Императорское Высочество, - послушно повторил Чарторыйский, как попугай, решительно не понимая, куда клонит Александр Павлович. Теперь они медленно двигались по аллее в совершенной уже тишине - полк прошёл, карета уехала, грохоча по мостовой, хлопнула дверь караулки, и всё стихло; только молодая зелень шелестела под ветерком, они в совершенном одиночестве двигались по аллее; теперь уже всё - решил он, продолжая удерживать поляка под руку, теперь уже все располагало к совершенной откровенности. - Возможно, я понимаю, Ваше Императорское Высочество.
Александр подавил смешок. Да, поляк решительно годился. И никуда, согласно велению бабки, не денется из России. Это очень удобно, надёжно и постоянно.
- В государстве не хватает любви. Нам всем не хватает любви. О, это большая тема и тема не одного разговора, не правда ли? - не дал ему ответить, продолжая увлекать вперёд, они уже почти дошли до резной чугунной ограды; Таврический сад действительно оказался не столь велик, как ему хотелось бы представить; почти дошли до ограды, отступать далее было некуда. - Я желал бы, князь, чтобы все подданные России - я имею в виду подданных любых сословий, я желал бы, чтобы все подданные России жили в любви. В том числе и близкие мне люди… - тут он сделал неопределённый жест рукою, заметно затрудняясь; но уж начав, необходимо было продолжать, - близкие мне люди, лишенные любви, могут решиться на необдуманные поступки, когда как я желал бы направить их чувства во вполне определенное русло, князь. - Вздохнул и перекрестился на далекие купола: - О, Господи, прости меня, грешного, - словно бы простой мужик, произнёс сейчас. - Я желал бы иметь возле себя конфидента, вполне европейского человека - человека, во всех отношениях достойного. Тем самым, князь, династия обретёт будущего наследника мужского пола. Я не сомневаюсь, что мой ребенок родится мальчиком.
Династия обретет наследника, который укрепит и мои собственные позиции как ближайшего наследника престола. И тем самым мне тоже позволив жить в любви. - Дальнейшего он не собирался сейчас говорить, но что-то истинное и правдивое уже прорвалось в его сердце, и он произнёс совершенно искренне: - Лулу достойна самого настоящего счастья, и я готов на все, чтобы она обрела это счастье в детях.
Более не в силах выдержать этого разговора, Чарторыйский перелетел на несколько времени вперёд, в день, когда после поездки с государем Павлом Петровичем он должен был отправляться посланником в Сардинию, - смешная, номинальная должность; свёкор, не поднимая шума, пожелал отправить любовника своей невестки подальше от Петербурга, только-то и всего; Чарторыйский перелетел в тот день, когда Лулу приезжала к нему прощаться в его уединённый домик на краю леса в Павловске.