Второй, присмотревшись, сказал:
– Это чужая, белая. Пошли быстрее.
Они ушли, посмеиваясь, и скоро повернули за угол.
– Ну, вот видишь, – рыкнул Энглих. – Теперь убедилась, в каком ты квартале? Черт бы тебя побрал, стой на месте и жди, сейчас я принесу тебе твое барахло.
Он оставил девушку и, держась поближе к стенам домов, подошел к одному из ближайших рекламных щитов. Остановился, вглядываясь в темноту. Наконец он увидел пакет. Он был завернут в темную тряпку и отчетливо виден. Нагнувшись, он заглянул дальше под щит, но там больше ничего не было.
Он сделал четыре шага, наклонился и поднял пакет. Пальцами он нащупал внутри две пачки, стянутые резинками. Он стоял внимательно вслушиваясь.
Вдалеке слышался шум главной улицы. В стеклянных дверях дома напротив горел свет, над ними виднелось открытое, темное окно.
За его спиной раздался пронзительный женский крик.
Он замер, потом круто повернулся. Луч света ударил ему в глаза. Свет падал из открытого окна напротив и пригвоздил его к щиту. Лицо Энглиха скривилось, он заморгал, но не шевельнулся.
Чьи-то ботинки простучали по асфальту рядом, из-за дальнего щита ударил второй луч света, и спокойный голос сказал:
– Не стоит двигаться с места, парень. Ты окружен полицией.
С обеих сторон к нему приблизились мужчины с револьверами. Вдалеке послышался стук каблуков, и все стихло. Не надолго. Из-за угла вылетел автомобиль с красной мигалкой и остановился около людей, окруживших Энглиха.
– Я Энгус, лейтенант полиции, – представился человек со спокойным голосом. – Позвольте, мистер, я позабочусь об этом пакете. А теперь протяните вперед руки...
Наручники с сухим треском защелкнулись на запястьях Энглиха.
Задержанный прислушался, пробуя уловить удаляющийся стук каблуков. Но теперь уже вокруг было слишком шумно.
В соседних домах открылись двери: это местные жители – негры высыпали поглазеть на улицу.
3
Рост Джона Видаури был метр девяносто. Его профиль был самым благородным во всем Голливуде. Это был человек, располагающий к себе романтичной внешностью. Он был широкий в плечах, узкий в бедрах, талия его при этом была достойна офицера английской Королевской Гвардии. Отлично сшитый смокинг сидел на нем как влитой.
Видаури смотрел на Энглиха так, словно хотел извиниться за то, что незнаком с ним. Пит Энглих посмотрел на наручники, на свои сношенные туфли на пушистом ковре, на высокие часы с курантами и покраснел. Глаза его горели.
– Нет, я его никогда не видел, – сказал Видаури чистым, хорошо поставленным голосом и улыбнулся Энглиху.
Энгус, лейтенант в штатском, облокотился на край резного письменного стола и щелкнул пальцем по полям своей шляпы. Два других полицейских стояли у стены. Четвертый сидел у небольшого столика, на котором лежал блокнот для стенографирования.
– Ну что ж, ничего страшного, – сказал лейтенант. – Мы просто думали, что вы его случайно знаете. Нам не многое удалось вытянуть из него.
Видаури поднял брови и слегка усмехнулся:
– Правда? Вы меня удивляете.
Он собрал рюмки со столиков и начал их снова наполнять.
– Бывает, – констатировал Энгус.
– Я думал, у вас есть свои особые методы, – легко сказал Видаури, следя за тем, как виски льется в рюмки. Лейтенант осмотрел ногти на руке.
– Говорят, что мы ничего от него не узнаем, я имею в виду, что мы не узнаем ничего серьезного, мистер Видаури. Он утверждает, что его звать Пит Энглих, что когда-то он был боксером, но несколько лет не дерется. Год он без работы, а до этого был частным детективом. Он выиграл в кости немного денег, бродил по городу до тех пор, пока не попал на Нун-Стрит. Он видел, как из вашей машины вылетел какой-то пакет, и поднял его. Вот и все. Самое большее мы можем обвинить его в бродяжничестве.