Таня, выпучив глаза, тут же с любопытством стала расспрашивать, выведывая какой тот в постели. Олеся, вздыхая, тихо прошептала:
– Я с ним отдыхаю. Он ласковый.
Выкрикивая:
– И не рулит мной "повернись, развернись, встань…" Видя, как у Тани от впечатления горят глаза, поспешила пояснить:
– Всё спокойно и трепетно… – улыбаясь сквозь слезы, – Лапонька!
Их разговор прервался от появления Инны, та вбежала взмыленная с бутылкой минералки в руках, что говорило: подруга опять была на тренировке.
Глотая взахлёб воду, как "утка" сходу принялась сетовать, расстроенно говоря:
– Блин! Всё что потеряла в спортзале, набрала по дороге.
Сдуру дорвалась, нахватавшись йогуртов с чипсами и шаурмы… – злясь, – понастроили везде "общественное питание".
Видя кислые лица подруг, закатисто смеясь добавила:
– С закрытыми глазами, что ли теперь ходить? – закатываясь смехом с непониманием глядя на подруг. Первое желание было плюхнуться на диван, но там сидела Олеся, около неё в заботах и внимании металась обеспокоенная Таня, давая той установку:
– Расслабься! И вот прямо здесь и сейчас расскажи всё, что накипело на душе.
Та пустила слезу.
Таня, делая строгое лицо, сверкая глазами в сторону Инны, продолжала:
– Давай-давай выгоняй из себя всё наболевшее. Души глубже. Ровно… – показывая, как надо делать.
Олеся сделала вдох-выдох.
Таня радуясь, успокаивая, продолжила:
– Вот и молодец! Теперь говори, чтобы было тебе же легче.
Олеся, хлопая мокрыми глазами, боясь, что её не поймут, переспросила:
– Это поможет?
Та, присаживаясь рядышком, обняв подругу, тихо с уверенностью в голосе прошептала:
– Да. Точно поможет! – стараясь поддержать, – не тушуйся. Здесь все свои.
Олеся, всхлипывая, соглашаясь с Таней, как-то неуверенно попыталась что-то сказать, но видно в горле застрял ком, махнув рукой, невнятно с горечью пробормотала:
– Вот всю душу ему отдала, а он в неё же и плюнул… Гад…
Таня вскочив с дивана суетясь, как "квочка" встав перед ней, как настоящий гипнотизёр, как-то уж очень артистично стала жестикулировать перед носом. Войдя в роль, отчётливо проговорила, чтобы та вняла её установке:
– Надо всё-всё высказать и станет легче.
Инна, с изумлением глядя на них со стороны, наконец-то вникнув в проблему Олеси проявляя любопытство, тоже посоветовала Олесе, тут же говоря:
– Лесь, надо выговориться. Мы не чужие. Поймём.
Та им кивнула в знак понимания.
Таня и Инна сели рядом с ней, приготовившись выслушать настоящую исповедь – любви.
Та, напрягая память, мысленно прокручивая секс с Димой, попыталась рассказать всё, как было. В слезе признаваясь, что ей стыдно. А так как всё – таки уже взрослая, а для некоторых вообще "тётя", то вдвойне. Но она не виновата, что от депрессии её лечит только секс. Олеся стала прокручивать картинку, рассказывая вслух о своей слабости. Говоря, как на духу…
… Дима пришёл, как всегда, чтобы проведать, так как она перед этим позвонила и сказала:
– Ты мне друг? – не дожидаясь ответа, приказным тоном потребовала, – а если друг, то просто обязан быть рядом со мной.
Ей стало так жалко саму себя, что пустила слезу, сетуя:
– Блин, как выходной, так даже поговорить по душам не с кем.
Дима, вздыхая, заверил:
– Ну, если по душам, то сейчас подъеду…
… Олеся постаралась пояснить девочкам:
– Ну, вы же знаете. Он у меня вроде "жилетки" и порыдать можно и нюни вытереть… – обводя тех взглядом, – конечно, Вы мои подруги! Но и он мой "подруг".
Продолжая:
– Ну, короче. Все было, как всегда.
Те, вслушиваясь в рассказ, молниеносно представляли в своём разгорячённом мозгу, рисуя сюжет за сюжетом, не смея перебить подругу…
… Дима не замедлил себя ждать. На звонок в дверь, Олеся выбежала в лёгком коротком пеньюаре тот, войдя, был просто ошарашен её видом. С осторожностью переспросил:
– Ты что одна?
Олеся, схватив его в объятья, потащила в их с Олей комнату. В одно мгновение, разложив диван, повалила на него Диму, нервно раздеваясь и раздевая того. Дима уже привык к такому обращению, поэтому не сопротивлялся. Он старался принимать всё как есть, тем более что перед ним была та, которую он боготворил и обожал. Правда, где-то как-то в чем-то её жалея. Возможно, именно по этой причине и не мог ничего сказать ей против. Да и как он мог сказать вообще, что-либо против, когда перед ним такая шикарная женщина.
В пылких объятиях, она, более чем, активна. Все происходящее Дима принимал, как нечто… Он был просто в немом восторге. И на самом интересном месте, как обычно, в общем-то, у них и происходило. Олеся, вырвавшись из объятий, вскочила на ноги, бегая по комнате, в безумии запричитала:
– Всё! Давай собирай манатки! Сейчас Олька появится…
– озабоченно поглядывая на дверь, нервничая, – что я скажу?
Ей было не по себе она бегала по комнате, как "загнанная мышь", собирая вещи, что валялись на полу, то и дело хватаясь руками за голову, орала:
– Давай собирай вещи и окно открой, а то здесь за версту несёт сексом! – настойчиво, – что смотришь, заметаем следы. Я в ванную.
Дима ошарашенно глядя на неё застыл на месте, не понимая: как это можно резко поменяться? Ведь ещё 5 минут назад она была самая ласковая и на тебе.
Стоя нагишом, прикрывая своё "достоинство", хлопая глазами, глядя в след убегающей Олеси, испуганно выкрикнул:
– А ты куда?
Олеся не оглядываясь, исчезая в дверях рявкнула:
– Куда – куда?! В ванную, смывать "грехи"…
Оставшись наедине, Дима, одеваясь по ходу собрал диван с сияющей улыбкой встретил вошедшую Олесю, что стояла перед ним в коротеньком махровом халатике и была чернее тучи, явно чем-то подавлена. Та глядя на него, не понимая его "счастья", вздыхая, призналась:
– У нас ничего не может быть. Я это понимаю, но ничего не могу с собой поделать.
Лицо её менялось то было белое как полотно, то становилось пунцовым от стыда, перейдя на слезу, запричитала:
– Какая же я дура. Зря пудрю тебе мозги.
Тот поспешил её обнять, она тут же оттолкнула с всхлипыванием:
– Ко всему прочему ещё и втянула в разборку между мной и Аркашей. Твоим лучшим другом… – рыдая, – я не знаю, что это… – глядя на него, – может это месть?!
Тот хотел уже вновь обнять, как она, наотмашь отстранив его руку, в истерики крикнула:
– Ну, зачем ты приходишь? Что тебе от меня надо? Я же плохая! Сука!
Дима, разводя руками, опешив, безмолвствовал, ему было больно видеть любимую женщину в таком состоянии. Даже он привыкший к её взбрыкиваниям не мог к ним привыкнуть, каждый раз не зная, как реагировать.
Олеся, подав ему носки, ссылаясь на головную боль стала выпроваживать за дверь.
Оставшись одна, она была в шоке от того, что подбирала то, что ей не нужно и это в который раз, как-будто сорвалась с голодухи. Злясь на себя села на диван, найдя в халате успокоительное лекарства, не считая выпила сразу несколько, заглатывая слюной.
Она в очередной раз не могла себе дать ответ: какая она женщина?
Стараясь себе что-то доказать в очередной раз, впала в депрессию.
Олеся и вправду считала себя сволочью. Её помыслы только об Аркаше Фирсове, а Дима "тренажёр для секса". Ей так не хватало своего "секс символа" муженька. На предложение Инны принять бромчику, Таня вскользь бросила:
– Неча! Одной знакомой дамочки муж принимал, так стал импотентом.
Считая себя докой, весомо констатировала:
– Это снижает потенцию. А если говорить прямо, то просто никому не рекомендуется. Ещё хочется пожить по-бабски в объятиях с "Мачо", а не половым инвалидом. Не советую.
Олеся в который раз пролепетала, что она "сволочь", что не даёт жить ни себе, ни Диме, ломает и так чью-то никчёмную судьбу. Всхлипывая, искоса оценивая реакцию девчонок тяжело вздыхая, охала. Ставя аргументом, что все беды из – за её бывшего, въелся в мозги, что видит того чуть ли не в каждом. Фантом!.. Вытирая набежавшую слезу всхлипывая, призналась, что даже с душевым шлангом разговаривает и ведёт себя, как похотливая дура, считая, что это Аркадий. Поглаживая бедолагу по голове, Таня констатировала:
– Говорят, что водные процедуры, направленные на то место, снимают спазмы, некоторые даже кайф ловят. Это, правда?
Инна покрутив пальцем у виска, тут же посоветовала верное средство, чтобы не сойти с ума; хочется или не хочется, а все – таки придётся попить бромчику, вдруг поможет. Говоря, что ей отец рассказывал, что им в армии давали в качестве профилактики бром и ничего импотентами не стали, если она сейчас перед ними, как продукт его мужского труда.
Таня, посмотрев на ту круглыми глазами, говоря, что её бывший парень, Павел Горбачёв, тот, что из последних в списке именно так и делал, когда они были вместе. Тут же прокрутилась их встреча в Раненбурге…
…Это было средь дня. Таню и Павла сближала тяга к звёздности.
Таня показывала ему свои новые вещи. Тот сказал, что она имеет великолепный вкус и что ей непременно надо ехать в мегаполис, мол, там она непременно станет звездой. Заверил, что он это говорит, как будущий продюсер. Тане было приятно слышать такой комплимент, стала как "котика" ластиться к нему, но тот был сдержан.
Она настаивала на сексе, заверяя, что сама этого давно хочет. Однако Павел признался, что пьёт лекарства, и нежелание близости как раз результат побочного явления. Тогда она по наивности сказала, что это не главное. Главное, что они одинаковы в стремление – стать "звёздами".