— Они собирались ехать к кому — к этому Женьке или к самому Роману в тот вечер, когда исчезли?
— Она никогда не говорила мне про встречи с Романом. А Женьку этого я знал давно, дружба у них с Нинкой уже несколько лет тянулась, ну… любовницей она его была, честно говоря. Вот она с ним и созванивалась, договаривалась, что поедет к нему якобы по делам. Но там они встречались с самим Романом.
— Как вы об этом узнали?
— Да она сама мне проболталась. По пьяни. Роман этот один раз заходил к нам, тихий, вежливый, скромный. Только глаза его меня поразили, жуткий какой-то взгляд… Тогда она сказала, что это ее сослуживец, бухгалтер тоже. Он просил Нину свести его с каким-то человеком из ее фирмы. Говорили они в ее комнате, ну, пришел человек по делу, и все. А потом уже, когда мы крупно поссорились, она мне и выдала — никакой это не бухгалтер с работы, а опаснейший человек, зовут его Роман Дергач, и, если я что-нибудь не то сделаю, он меня уничтожит. Представляете себе, что жена родному мужу говорит?
— С трудом, — скривился Савельев. — Только не мое дело заниматься моральным обликом вашей семьи.
Мое дело — найти вашу жену. А это значит — придется еще раз пообщаться с этим Дергачом. И потребуется ваша помощь. Хотя на вас, Вадим, честно говоря, надежда слабая. Вы, пожалуй, только все испортите.
Вот Геннадию Петровичу помочь как-то больше хочется. Вы-то что молчите, Геннадий Петрович? Что вы про все это думаете? Когда вы пришли ко мне в первый раз, вы про вашу жену рассказывали совсем другое. Она, по вашим словам, такая тихая, домашняя, а она, оказывается, довольно крутая была — собиралась заниматься бизнесом, общалась с уголовными элементами. Как это все понимать? Вы должны быть со мной предельно откровенны, если хотите, чтобы я вам помогал. Предельно, понимаете? Говорите мне все, что было, с кем общалась ваша жена, кто был ее любовником. Все, понимаете, абсолютно все, до мельчайших подробностей. Иначе ничего у нас с вами не получится.
— Понимаете, Константин Дмитриевич, — глядя в сторону и вертя в руках свою шапку, бубнил Серов, — Юленька довольно молода, ей в марте должно исполниться тридцать семь, очень красива, вы сами видели на фотографии, вот и Вадим не даст мне соврать.
— Хороша, спору нет, — подтвердил Вадим. — Высокая, статная, и на свои годы не выглядит никак. Ну, двадцать восемь от силы можно ей дать. Моя и то старше кажется, хотя ей только тридцать один стукнуло в январе.
— Так вот, — продолжал Серов. — Это, наверное, моя ошибка, что мы жили на даче затворниками. Ей нужно было общение с людьми, она была лишена этого.
Она порядочная женщина, и, насколько мне известно, не было у нее никакого любовника. Но ее тянуло к людям, и она стала в последнее время общаться с Ниной, снова сошлась с ней. А уж она ее, видимо, и познакомила со своими друзьями.
— Вы особенно на Нинку бочку не катите, Геннадий Петрович, — надулся Вадим. — Мы с вами товарищи по несчастью, так и держитесь чувства товарищества…
— Но я же говорю правду, Вадим! — в отчаянии закричал Серов. — Константину Дмитриевичу нужна правда! И нечего тут темнить. Твоя Нина была женщина, мягко говоря, очень общительная и компании водила с разными людьми. А Юленьку именно она совращала с пути истинного, это точно.
— Может быть, — как-то сник Вадим и уткнулся глазами в пол.
— Итак, Вадим, в тот вечер вы с Ниной крупно повздорили по известным причинам, — уточнил Савельев. — Она позвонила этому Женьке и договорилась, что они с Юлей приедут к ним. Что было дальше? Поконкретней…
— Что поконкретней? Оделись они с Юлей и ушли.
На прощание обматерила она меня. Я спросил: куда едете? Она ответила — не твое дело. Хлопнула дверью, и они ушли. Я остался один. На другой день я позвонил Женьке, он приехал. Ну что же еще?
— Да, хватит, пожалуй.