(О. Мандельштам, 1918 год)
В марте 1919 года хлебные пайки для рабочих были урезаны до 1/8 фунта (50 грамм), а жалованье сократили на треть. Пролетариат ответил на это забастовкой, в которой участвовали 20 тысяч человек, и требованием увеличения пайков, права свободного въезда и выезда из города и отмены смертной казни. Тогда рабочий паек увеличили до 1/2 фунта, а зачинщиков и активистов "контрреволюционного восстания" расстреляли. 200 граммов хлеба не могли спасти от голода, и "победивший класс" находился не в лучшем положении, чем другие горожане. Петроградцы страдали от цинги и авитаминоза, а летом 1919 года в городе вспыхнули сразу две эпидемии - дизентерии и холеры. Больницы были переполнены, но какой прок в больницах, где нет лекарств? Юрий Анненков сохранил тогдашнее предписание врачам: "Доводится до сведения, что иода, иодоформа… препаратов мышьяка, абсол. спирта, сулемы, брома, хины, опия… аспирина и др. производных салициловой группы, тонина (валерьян. капли, дигиталис и др.), а также марли, ваты, бинтов и других перевязочных материалов, зубного порошка, туалетного мыла в городских и коммунальных аптеках в настоящее время не имеется". Иными словами, аптеки были пусты. "Из больницы возили трупы в гробах штабелем: три внизу поперек, два вверху вдоль, или в матрасных мешках, - вспоминал Виктор Шкловский. - Расправлять трупы было некому - хоронили скорченными". Похоронный отдел Петросовета наладил выдачу гробов напрокат: покойника доставляли на кладбище в гробу, а затем возвращали "прокатную вещь" в Петросовет. Эти нововведения и ставшие обыденными страшные сцены - приметы новой, немыслимой до того жизни. "Когда отпевали маленького сынишку нашей сторожихи, - записал в феврале 1919 года Г. А. Князев, - дьякон все кадил, кадил около аналоя, где стояла кутья (отпевали сразу нескольких покойников), потом встал на колени и, как бы продолжая обряд, стал отбавлять с каждой тарелочки рис. Набрал полную чашку и унес в алтарь. Возмущению погребавших не было границ". В литературе XIX века есть немало трагических страниц о смерти детей, но сцены отпевания, при которой родители следят за тарелкой с кутьей, нет ни у Достоевского, ни у Некрасова. Об этом запредельном мире со временем расскажут Варлам Шаламов и Александр Солженицын.
В мае 1919 года, когда в городе царили голод и мор, к Петрограду подошли войска генерала Юденича. Позднее советские историки писали, что первыми на борьбу с белогвардейцами выступили петроградские коммунисты, - они действительно выступили, но в основном в составе коммунистических заградительных отрядов, которые шли за красноармейцами, гнали их в атаку, а при попытке отступления стреляли в спину. План создания заградительных отрядов (прежде русская армия такого не знала) принадлежал Троцкому и был горячо одобрен Лениным. В конце мая в Петрограде было введено военное положение и началась мобилизация горожан на борьбу с Юденичем. Основную массу мобилизованных составили солдаты-дезертиры, которые в 1917 году поддержали большевиков, чтобы избежать отправки на фронт; не случайно созданные тогда Советы прозвали "Советами рабочих и дезертирских депутатов". Теперь дезертирам под угрозой расстрела было приказано явиться на призывные пункты, и в Петроградским военном округе набралось около 60 тысяч таких призывников. Кроме того, на борьбу с Юденичем призвали рабочих, служащих, студентов. Какие это были солдаты - истощенные, с незаживающими ранами от авитаминоза, а главное, без всякого желания защищать постылую власть! Мобилизовали и кадровых офицеров-"военспецов", которые оказались в безвыходном положении: семья мобилизованного офицера переходила в разряд заложников, и при малейшем подозрении в саботаже, а тем более в измене "военспеца" его семью казнили. В марте 1919 года по приказу Ленина были расстреляны жены и "взрослые члены семей" офицеров 86-го пехотного полка, который перешел к белым. Ленин не уточнил в приказе, что значит "взрослые члены семьи", поэтому убивали и подростков.
Оборону Петрограда возглавил председатель Совета народных комиссаров Союза коммун Северной области Григорий Евсеевич Зиновьев. Пора поговорить об этом соратнике Ленина. Он был влиятельным человеком в партии; например, в августе 1917 года на VI съезде РСДРП(б) Зиновьев был избран в ЦК наибольшим, после Ленина, числом голосов, а после переворота оказался обладателем огромной власти: в декабре 1917 года он стал председателем Петросовета, а с апреля 1918 года до февраля 1919-го был полновластным хозяином северо-западных областей России. Он возглавил Союз коммун Северной области, в который вошли Петроградская, Новгородская, Псковская, Архангельская, Северо-Двинская, Череповецкая, Вологодская и Олонецкая губернии. "Сейчас трудно себе представить, - вспоминала Нина Берберова, - какую ни с чем не сравнимую власть имел этот человек… В "Петроградской правде" каждое утро Зиновьев писал: "Я объявляю", "Я приказываю", "Я запрещаю", "Я буду карать безжалостно", "Я не потерплю"". За десять лет до этого Григорий Евсеевич тоже писал официальные бумаги, но не приказы, а прошения, и совсем в ином стиле: "Имею честь вновь покорнейше просить Ваше Превосходительство, - взывал он в 1908 году к начальнику Охранного отделения, - сделать распоряжение о моем освобождении или допросить меня возможно скорее. Первый же допрос, на котором я готов дать все показания, несомненно выяснит для Вашего Превосходительства полную мою невиновность". Он заискивал, ссылался на слабость здоровья, обещал всяческое содействие и после трех месяцев тюрьмы был освобожден и отправлен в родной Елисаветград под надзор полиции. Кому он был опасен, эсдековский писака, жалкий щелкопер! Затем в его жизни была эмиграция, совместные с Лениным сочинения и совместное возвращение в Россию, а в июле 1917 года после неудачной попытки переворота в Петрограде они с Ильичем отсиживались в Разливе. Но очень скоро судьба столицы, а потом и огромных территорий бывшей империи оказались в его руках! Юрий Анненков вспоминал, что "Зиновьев, приехавший из эмиграции худым, как жердь, так откормился и ожирел в голодные годы революции, что был даже прозван Ромовой бабкой". Современники были на редкость единодушны в его оценке, Г. А. Князев отмечал в дневнике: "Все ненавидят Зиновьева. За его кровожадность, фразерство, я бы сказал, пустозвонство, если бы не было пролито столько крови при его участии". Действительно, с именем Зиновьева были связаны самые мрачные времена жизни города.
"Любопытно видеть, - писала в 1919 году Зинаида Гиппиус, - как "следует" по стогнам града "начальник Северной Коммуны". Человек он жирный, белотелый, курчавый. На фотографиях, в газете, выходит необыкновенно похожим на пышную, старую тетку… Когда едет в своем автомобиле - открытом, - то возвышается на коленях у двух красноармейцев. Это его личная охрана. Он без нее - никуда, он трус первой руки". В сентябре 1918 года Зиновьев предлагал вооружить рабочих для самосуда над буржуазией, позже грозил заколотить Петроград в гроб, но наступление Юденича весной 1919 года ввергло питерского диктатора в панику, и он решил "эвакуировать Петроград" (!), то есть его промышленность, истребить всю петроградскую буржуазию и затопить Балтийский флот. Черноморский флот был уничтожен по приказу Ленина в июне 1918 года, несколько раньше было решено затопить Балтийский флот, но командующий морскими силами Балтийского флота А. М. Щастный нарушил приказ из Москвы, привел корабли из Гельсингфорса в Кронштадт и был за это расстрелян. Стремление вождей покончить с российским флотом наводило современников на мысль о том, что большевики выполняли условие тайного соглашения с немецкими властями, которое они заключили в обмен на деньги.
В мае 1919 года Зиновьев отдал приказ подготовить к затоплению бо́льшую часть судов Балтийского флота, а оставшиеся приспособить под плавучие батареи, но из Москвы пришло распоряжение не топить, а срочно ремонтировать корабли. На подмогу Зиновьеву прибыли И. В. Сталин и представители руководства ВЧК Я. Х. Петерс и М. С. Кедров, и при их содействии был реализован план питерского стратега об истреблении буржуазии. 12 июня газета "Правда" сообщала, что в Петрограде "арестовано и расстреляно большое количество лиц, изобличенных и частью сознавшихся в участии в белогвардейских организациях военного характера". В тот же день Г. А. Князев записал в дневнике: "Страшные дни. Голод. Болезни. Убийства. Расстрелы. У нашего сотрудника расстрелян 29-летний сын. Он был флотским офицером в Кронштадте… В Москве и Петербурге массовые расстрелы. Передают, что расстреливают китайцы. За каждого убитого они получают 350 руб. и одежду. Участились грабежи". Судя по масштабам террора, палачи должны были разбогатеть, хотя человеческая жизнь в то время стоила дешевле стоптанных башмаков: на рынке можно было сторговать поношенные туфли за 500 рублей, а фунт ржаной муки - за 200.