Фашиствующая Польша
Поляки очень хотят забыть позорные страницы своей истории, когда Польша изо всех сил старалась вписаться в европейскую фашистскую империю, которую выстраивал с середины 30-х годов Адольф Гитлер. Вообще у шляхтичей странная память: обо всем, что им выгодно, они помнят и твердят с маниакальным упорством. Но обо всем, что им хочется забыть, забывают моментально.
И даже создание в Варшаве Института национальной памяти дела не поправило. Его директор Леон Керес помнит только о пакте Молотова – Риббентропа, о Катыни, о Варшавском восстании и несчастной судьбе военнопленных из Армии Крайовой.
Нынешние поляки до хрипоты рвут глотки, осуждая сталинское государство за соглашение с Гитлером в августе 1939 года. Но вспомним, что до этого каждый кусок Европы, проглоченный фашизмом, Польша приветствовала с восторгом: оккупацию Рейнской области, аншлюс Австрии, вторжение Италии в Абиссинию, итало-германскую поддержку фалангистов Франко в Испании. Гитлеровскую Германию исключают из Лиги Наций – Польша тут же услужливо предлагает фашистам представлять их интересы в этой предшественнице ООН.
Нам все время тычут в глаза визитом Риббентропа в Москву в августе 1939 года. В майском номере "Новой Польши" за 2005 год опубликовано письмо российского ПЕН-центра польскому ПЕН-клубу, подписанное Вознесенским, Ерофеевым, Мориц, Ахмадулиной, Аркановым и прочими деятелями либеральной тусовки, в котором перечислены все преступления России: "катынское злодеяние", "Варшавское восстание", "стираемая с лица земли Варшава" – с истерическим воплем: "Как же странно сознавать, что начало этому кошмару практически положил чудовищный пакт Риббентропа – Молотова!".
"Пятая колонна"… Однако почти все – лауреаты Государственной премии России, полученной из рук Путина, предложившего во время визита в Польшу полякам, когда они подняли крик насчет покаяния за Катынь, не превращать польско-российские отношения в театр абсурда.
Из двадцати четырех российских подписантов письма, опубликованного в "Новой Польше", более половины – евреи. Ну хоть бы они вспомнили, по какой довоенной Польше 1939 года, разорванной "чудовищным пактом Риббентропа – Молотова", они проливают слезы. Советую им прочитать отрывок из воспоминаний гражданина Польши, поляка по матери Андрея Нечаева, ныне живущего в Щецине:
"В конце 30-ос годов Польша начала склоняться к фашизму – "Фаланга", ОНР (Национально-радикальный лагерь), увлечение Гитлером… У меня в университете был друг поляк, который бегал на кинохронику в кинотеатр и с удовольствием смотрел гитлеровские парады. Молодежь из ОНР в дни антиеврейских акций кричала: "Еврей – бешеная собака, которую надо убить!"
Еще на первом курсе я стал свидетелем ужасающих сцен. В ноябре я пережил в университете антиеврейские дни. Представьте себе такую сценку: из двухсот студентов на медицинском факультете пятеро были евреями. Аудитория заполнена не только студентами, но и уличной шпаной. Почти все орут: "Убей еврея!" Профессор заявляет, что в таких условиях он не может читать лекцию, и уходит. Евреи спасаются бегством, перепрыгивают через балюстрады. Кое-кто из них был сильно избит.
Меня это повергло в шок…
Вскоре в университете ввели гетто – выделенные места для евреев в аудиториях, а затем numerus nullus (запрет евреям поступать в высшие учебные заведения). Евреев вообще не принимали на медицинские факультеты". ("Новая Польша", № 11, 2004 г.)
Ни в какие времена, даже самые трудные для советских евреев – ни в тридцатые, ни в сороковые годы, ни в эпоху "отказничества", – такого в России представить было невозможно.
Это было подражанием гитлеровским "хрустальным ночам", но лишь с одной особенностью: в Польше тех времен преследовало и загоняло евреев в угол не столько государство, сколько само общество, население, "соседи" (если вспомнить трагедию Едвабне).
Государственную практику легко прекратить.
Общественные нравы искоренить или исправить чрезвычайно трудно, почти невозможно.
Так что Польша конца тридцатых годов была отнюдь не "кроликом", как пытался изобразить ее Чеслав Милош, а скорее хищником средней величины, вроде гиены, льнущим к более крупному хищнику, Германии, в надежде на объедки со стола победителя. Она сама создавала атмосферу интриг и политического коварства, в которой стал вполне естествен и необходим для безопасности нашей страны "пакт Молотова – Риббентропа". Ну а то, что большой хищник, на которого возлагались сервильные надежды, "кинул" хищника более слабого и даже разорвал его за две недели войны – так это в истории бывало не раз. И повторится еще не единожды.
Мелких слуг в большой геополитической игре в те времена частенько приносили в жертву.
"Стоящие с оружием у ноги…"
В год шестидесятилетия Победы над гитлеровской Германией и всеми силами фашистской Европы журнал "Новая Польша" (впрочем, как и вся польская пресса) особенно много слез пролил по поводу преследований, которым в 1944–1945 годах подвергалось командование и солдаты Армии Крайовой. Эти "преступления" советской власти в сегодняшней Польше считаются "знаковыми", "сакральными", по поводу которых нельзя сомневаться, точно так же, как по поводу Освенцима и Катыни.
"Сразу же после того, как линия фронта перемещалась на Запад, бойцов АК разоружали и арестовывали", "семнадцать тысяч бойцов АК были отправлены в лагеря. Для них это было потрясением". (Из статьи "Интернированные союзники" Петра Мицнера, "Новая Польша", № 2, 2004 г.)
"Было и уничтожение "освободителями" во второй половине 1940-х партизан Армии Крайовой (…), репрессии, Сибирь – в общем, нормальное построение советской власти" – эта издевательская реплика по отношению к "освободителям" принадлежит члену правления российского общества "Мемориал" некоему А. Черкасову ("Новая Польша", № 3, 2005 г.)
"Кремлевские советники порочат память Армии Крайовой – самой многочисленной партизанской армии Европы" ("Тыгодник повшехный", 27.03.2005).
И такого рода истерические стенания – в каждом номере "Новой Польши".
Действительно, Армия Крайова была достаточно многочисленной и хорошо организованной силой. И по советским, и по польским источникам, ее подпольная сеть насчитывала от 250 до 400 тысяч человек. Но как она сражалась с немецко-фашистскими оккупантами, как она защищала свой народ? Она исходила из концепции "двух врагов" – Германии и России, которая сводилась к тому, чтобы, как любило говорить командование АК, "стоять с оружием у ноги". Это тактика была один к одному похожа на тактику наших союзников, о которой вице-президент США Гарри Трумэн сказал так: "Пусть немцы и русские как можно больше убивают друг друга". Но цинизм, естественный и понятный для союзников, на земли которых ни разу не ступила нога гитлеровского солдата, на практике оказывался самоубийствен для "расово неполноценного" польского народа, обреченного на уничтожение. Тем не менее, поляки не торопились открывать "второй партизанский фронт", и "Информационный бюллетень" Главного штаба Армии Крайовой 1 октября 1942 года так комментировал развернувшееся Сталинградское сражение:
"Ад на Волге. Битва за Сталинград приобретает историческое значение. Очень важно и то, что колоссальная битва "на великой реке" затягивается. В ней взаимно уничтожают себя две самые крупные силы зла".
Кощунственно иронизируя над нашей сверхчеловеческой стойкостью на "великой реке", поляки мистическим образом спровоцировали зеркальную ситуацию, которая возникла через полтора года: Варшавское восстание! А почему не увидеть связи между этими судьбоносными событиями? Висла – тоже "великая река". Руины Варшавы ничем не отличались от сталинградских руин. "Ад на Волге" стал "адом на Висле". И все-таки великое отличие есть: в Сталинграде, вскинув руки вверх, из развалин вышел фельдмаршал фон Паулюс, а в Варшаве в той же позиции (Hände hoch!) перед эсэсовским генералом фон дем Бахом возник высокородный шляхтич граф Бур-Комаровский. Вот так история мстит тем, кто пытается осмеять ее.
Когда в начале 1943 года наши войска добивали и брали в плен последние части армии Паулюса, идеологи АК отнюдь не радовались нашей победе, но оплакивали судьбу оккупантов: "Страдания солдат, участвующих в боях в морозы и пургу, лишенных поставок продовольствия и оружия, без медицинской помощи, в открытой степи, ужасны. С нашей стороны было бы несправедливо, если бы мы не подчеркивали исключительную моральную выносливость остатков армии Паулюса…"
Эти слезы лились в то же самое время, когда крематории Освенцима и Треблинки уже работали на полную мощь, когда тысячи поляков в вагонах для скота выселялись из Люблинского воеводства и Замойщины, когда сотни детей, оторванных от матерей и отцов, замерзали в этих вагонах…
Но вот как писал польский историк Владислав Побуг-Малиновский о том, как в те трагические дни придерживался тактики "стоять с оружием у ноги" один из вождей АК генерал Ровецкий с его штабом: "Ровецкий следовал приказам генерала Соснковского об активизации действий по мере возможности, но почти в каждом его решении, инструкции, указании чувствовалась забота об экономии живой силы… Он умел решительно сдерживать чрезмерный боевой темперамент… Когда в конце 1942 года немцы начали на Замойщине жестокую акцию выселения, он сохранял умеренность в организации возмездия. (Ну не смешно ли? – Cm. К)
Некоторые из польских деятелей требовали "даже мобилизации АК и похода на помощь Замойщине". Ровецкий, уклоняясь от этих требований, говорил своему окружению: "Если мы послушаем тех, которые сейчас так шумят и обвиняют нас в бездействии, то когда немцы начнут нас бить (! – Cm. K.), те же самые лица первые начнут пищать, чтобы мы прекратили".