- Зато мы французский будем знать, рисовать как Ренуар, и танцевать не хуже Наташи Ростовой. Правда, Зинок? - Саша посадила дочь на колени.
На сцене появились танцующие пары. Ученики старшей школьной группы старательно исполняли вальс под пение дуэта.
Зинуля едва сдержала слезы: - Ну почему мне с ухом нельзя было участвовать? Все равно под бантом компресс не видно было бы.
Танец эффектно завершился: девочки с реверансами поднесли представительному бородачу и скромным супругам Смирновым, написавшим песню, изделия собственного ручного творчества - бумажные головные уборы, украшенные ушами, хоботами, нимбами-.
Господин Сарыкин, здорово смахивающий на русского богатыря, сверкнул разбойничьим глазом в сторону Смирновых, подхватил на руки девчушку, одевшую ему тюбетейку с нимбом из фольги и шагнул на сцену.
- А теперь стишок от меня, от вашего чайного спонсора, - произнес он низким, напевным голосом.
- Дорогие наши дети! Дорогие наши тети,
также мамы вместе с папой, те, что вечно на работе,
кто в забое, кто в запое,
кто в ракете на орбите или в творческом улете,
все вы - наши дорогие, растакие, рассякие -
- выпить гостю не нальете ль? - И коротко хохотнул: - Экспромт от чая "Линкольн" - вашего, прошу особо отметить, безалкогольного спонсора. Благодарю всех, кто устроил этот светлый праздник! Особенно песня тронула: "… когда горит звезда… ла–ла–ла… Одна и две горят и три и пять, а значит цены будем поднимать…" Извините уж, мотивчик собственный вышел, бодрый.
Расцеловав, он опусти на пол девочку, с особым чувством обнял музработницу и подал знак кому–то у двери. Крепенькие парни вынесли из - за колонн коробки с подарками.
- Похоже, спонсоры разборки затевают, - оживилась Зинаида Константиновна. - Не могут они без драки - олигархи фиговы.
- Мам, тише! Они же не конкуренты - чай и водка.
- А Смирнов вообще на альтиста Башмета похож - ничего плохого с виду и не подумаешь.
- "Смирнофф" - это на самом деле его жена. Иннокентий Феликсовивич - концептуальный поэт. Поэтому у него с песней не очень вышло. Не его стезя, - пояснила ситуацию Саша.
- В целом, мне понравилась. Смотри, чаевик–то, чаевик - вот щедрая душа!
На сцене происходил оживленный разбор подарков веселого "Линкольна". В первую очередь прихватили полосатые "чулки" балерины. Витя, что пел под Баскова, галантно преподнес подарок будущей Алсу.
Это произвело на Зинулю ужасное впечатление.
- Витка - изменщик! - сквозь слезы выпалила она и рванулась к выходу. - Все равно я лучше, лучше Дашки танцую! Смирнова спину совсем не держит. Швабра - смотреть противно. Пойдем отсюда. Подарки мне совершенно не нужны, от них только лишний вес набирать.
… Домой ехали на автобусе, в котором уже вовсю пахло праздником. Люди везли связанные елки, какие–то веселые подростки у заднего окна танцевали под магнитофон, а сидящие женщины бережно держали на коленях торты.
Устроившись у окна в самом хвосте, Зинуля ворчала: - Вот получился шикарный праздничек! А я ждала, ждала…
- Не горюй, красавица. У тебя еще столько этих праздников в жизни будет! Надоест и думать, - уверенно успокаивала бабушка, сама этот водоворот причитающихся женской судьбе празднеств, не испытавшая.
- А твой день рождения дома отметим, ладно? - обняла дочку Саша.
- Оказывается, я родилась на французское Рождество! - сообщила Зинуля громко, косясь на пассажиров.
- А мы православное в январе отметим и ты нам станцуешь. И вообще получше садик найдем, - то же, скорее для публики, чем для внучки сообщила бабушка. - Не по карману нам буржуйские замашки…
Саша упорно смотрела в сторону. Дискуссии о новой буржуазии мать затевал постоянно. Но зачем же на людях? Девочка, всегда чувствовавшая усиление напряженности, попыталась разрядить атмосферу:
- Наверно, я вся в маму. Просто балдею от танцев. Как музыку услышу - и все - сплошной склероз. Ну, ничего плохого не помню!
Она с завистью наблюдала за танцующими ребятами и нарочито громко обратилась к матери:
- У тебя же главный приз был, когда ты на коньках танцевала. Правда, мам?
- Был у нее приз, как же… Самая молодая мама, - тихо хмыкнула Зинаида Константиновна.
- Наследственность, куда денешься, - буркнула Саша, несмотря на то, что поклялась себе на провокации матери не отвечать.
- Это что такое - наследственность? - девочка подышала на морозное стекло, протаивая в льдистой корке дырку.
- А такая семейная традиция. Потомственные путешественники по мужской линии в роду. У нас и дедушка, и твой папа - самые отважные путешественники. Как отправились, так и путешествуют…
- Мам, пожалуйста! Хоть сегодня, не надо! - взмолилась Саша.
- У меня тоже наследственность! - обрадовалась Зинуля. - Хочу путешествовать как дедушка с папой. Дашку на каникулы в Швецию увозят. У нее мама знаете кто? Денежный мешок!
- Вот ведь контингент у них там - кто мешок, кто с волшебницами запросто контактирует, - не унималась бабушка, глубоко буржуйским праздником обиженная. - Одни мы - с кувшинным рылом…
- Лучше бы вообще не ходили… - Зинуля, наконец, сделала во льду на окне дырочку. В нее ворвались разноцветные огоньки новогоднего базара, разместившегося вокруг огромной, вертящейся елки.
Зинуля охнула:
- Клево сверкает! Может, Дашины родители здесь с волшебницей знакомятся? Позови ее, мам! Про себя - тихонько, но настойчиво. Характер проявлять надо.
- Это она только со мной может. А что, зовите волшебницу, пусть явится. У меня список большой: лекарства, сапоги зимние, детсад, телефонные переговоры, долги… Это твоя мать, гордая, слушать не хочет. А волшебница как миленькая все должна выслушать и принять во внимание.
Бодрый голос водителя объявил следующую остановку:
- Господа–товарищи, прошу не забывать в салоне подарки и Ангелов–хранителей. Мне своих инвалидов на шее хватает.
- Нам выходить, Зинуля! - встряхнула дочь Саша.
Уже стоя у дверей автобуса, Зинаида Константиновна продолжала перечислять: - А еще до сих пор электричество не оплачено. В ноябре масляной батареей нажгли. Вот отключат, будет вам елка.
- Шустрее, ангел, - подхватив дочь, Саша спустилась по ступенькам и с наслаждением вдохнула морозный воздух. - Мам, потом поговорим. Я заработаю. Смотрите лучше, благодать–то какая!
Здесь, в "спальном районе" зима обосновалась прочно. В снежной белизне светились окна толпящихся вокруг многоэтажек. Мирно, весело и уютно. Совершенно сказочно. Прищурившись, Зинуля увидела, как над голубыми снежными крышами проплыло нечто крылатое, облачное. Она знала, что это и есть Ангел, появляющийся в Рождество, и что взрослые его все равно не заметят. Девочка хитро улыбнулась, загадала желание и промолчала.
…
В аэропорте Шереметьево‑2 ощущалось приближение Нового года. В буфете перешептывались под елкой летчик и аппетитная толстухой в таможенном мундире и в индейском головном уборе из перьев. Не о делах говорили, о своем, личном, волнующем. Шустро накрывали столики официантки, готовя праздничный ужин для ночной смены. Пассажиры с переполненными тележками, таможенники с пластиковыми разноцветными носами, дежурные милиционеры с рациями - все нервничали и чаще обычного поглядывали на часы. На будке Паспортного контроля какой–то шутник вывесил объявление: "В гриме и масках не подходить". И никто из строго начальства не сорвал его.
Толпа встречающих с каждым часом редела, а прибывшие пассажиры
проявляли все большую спешку, шаря по электронным часам сосредоточенным взглядом и пересчитывая привезенное ими издалека время на здешнее, Московское. Кто–то опередил события, встретив Новый год в воздухе, кому–то еще предстояло погоняться за шагающим с востока на запад праздником. Когда по Московскому времени от старого года осталось всего три час, прибыл, наконец, запоздавший рейс из Нью - Йорка. К толпе людей вырывающихся из застеленных боксов, бросились встречающие и в момент разобрали почти всех. Из невостребованных пассажиров остался мужчина иностранно–элегантного вида с солидным багажом. Минут десять он ходил по опустевшему залу, высматривая кого–то, и не замечая упорно топтавшегося рядом крепыша таксиса. Наконец отчаянно махнул рукой, указывая на свою тележку. Коренастый крепыш с готовностью подхватил чемоданы и радушно заулыбался:
- С ветерком домчим прямо к столу! Андерстенд?
- Ноу, ноу! - отверг иностранец русскую речь. Крепыш не огорчился, лишь улыбка стала еще лучезарней:
- Не рубишь по нашему? Ну и фик с тобой, чуркой.
В машине приезжий разместился на заднем сидении, где уже сидел юноша приятной наружности - аккуратная стрижка, интеллигентные очки, совершенно американский прикид.
Выехали на дорогу, удалявшуюся от светящегося аэропорта в заснеженный лесок
- По–русски спикаешь? - обратился очкарик к иностранцу и, глядя в его растерянное лицо, постановил: - Ни бум–бум, как я понял. А вот мы, сори, по вашему не рубим. - Он извлек из недр сумки бутылку и дружески предложил: - Рашен водка "Смирнофф"! Из горла будешь?
Сидевший за рулем поправил: - Чего это мы не рубим? - и пропел: - "Гутбай, Америка, Гутбай…" "Мани–мани… сели в сани и айда…"
Пассажир оживился, уловив знакомое слово: - Мани? Мани я иметь! - Он достал бумажник и показал лежащие в нем купюры. - Вел? Зима, водка - это есть весело. Корошо!
Очкарик широко улыбнулся, показав хищный оскал: - Да уж, не плохо!
Быстро оглядел в окна пустую дорогу, идущую через лесок, радостно ткнул пальцем в небо: - Гляньте, летит! Ракета летит! - и шарахнул бутылкой отвернувшегося к окну иностранца:
- Хеппи ньюа ер, козел!