* * *
Последние часы в Париже. Наши вещи собраны, чемоданы стоят в прихожей. Мы купили новые чемоданы, и я отметила, что сбор багажа теперь – еще одна болезненная точка моего сознания. Я помню, как уже сидела в машине с чемоданами, помню огонь, подбирающийся к моему телу, к моему лицу.
Всё плохое уже в прошлом. Андре держит мои руки, мы сплели пальцы и остаемся так, пока оба не кончаем, так и не отрывая глаз друг от друга. После долго лежим без движения, пока вдруг не начинаем смеяться – хором заливаться хохотом, просто потому что нам так хорошо сейчас: всё плохое в прошлом, и мы можем лежать и наслаждаться близостью наших тел.
Телевизор надрывался. Срочная новость заставила Андре сесть и прислушаться. Репортеры наперебой раскрывали подробности главной новости дня. Очередной скандал в городе любви. Нам показывали кадры видеосъемки: высокий седовласый мужчина с такой располагающей к доверию внешностью, что ему хотелось исповедоваться во всех грехах, пытался укрыться от репортеров. Интересно, что он натворил? Вряд ли он фотографировался голым в окне многоэтажки.
– Министр обороны Франции подал в отставку после того, как шокирующие подробности его личной переписки попали в широкий доступ пользователей Интернета. Из электронных писем следует, что господин министр был не только осведомлен о готовящейся террористической атаке в Ницце прошлым летом, при которой погибли десятки мирных отдыхающих, но лично организовал транспортировку нескольких террористов, в настоящее время разыскивающихся Интерполом.
– Ничего себе! – воскликнула я. Видео сменилось кадрами чудовищного взрыва в торговом центре. Я отвернулась, а репортер продолжал.
– Сам господин министр свою причастность к террористической деятельности категорически отрицает.
Я повернулась к телевизору снова. Благородный седовласый министр стоял перед репортерами в каком-то здании, его лицо было белым от злости, он явно волновался. Я пыталась понять, что могло заставить человека такого уровня участвовать в терроризме. Ведь он не только министр. Наверняка муж, отец и, скорее всего, уже чей-то дедушка. Министр заговорил.
– Я не отправлял никаких писем. Всё это фальсификация! То, что происходит сегодня, лишний раз с ужасающей ясностью доказывает, насколько уязвима наша система. Такие киберпреступники, как Дик Вайтер, могут вмешиваться в политику. Спросите себя, что происходит. Люди, которые прячутся от всего мира где-то в Аргентине, публикуют непроверенные данные, полученные преступным путем, и все им верят. Что тут можно сказать?
– Значит, вы не участвовали в переписке? – уточнил у него другой журналист. По лицу министра пробежала тень. Он запнулся, и это тут же опровергло всё, что он сказал. Он сделал паузу, после которой я уже не могла верить ему, хотя и хотела.
– Я не писал этих писем, – произнес он твердо, но у меня не вышло ему поверить.
– Но в отставку вы подали?
– Я ушёл в отставку по личным причинам, – ответил министр. Мне захотелось выключить телевизор.
– По личным? По каким?
– Без комментариев. – И на картинке вновь возник диктор. Андре выключил телевизор. Некоторое время мы сидели с ним в тишине – голые и задумчивые.
– Хорошо, что мы улетаем.
Андре кивнул, а затем притянул к себе и поцеловал в губы. Наигравшись, мы с неохотой начали одеваться. Скоро должно было приехать такси.
– Дик Вайтер. Откуда я знаю это имя? – задумалась я, но так и не смогла вспомнить.
* * *
Самолет Марко был небольшим и домашним: с узорчатым ковром на полу, удобными большими креслами, которые легко трансформировались в кровать, с открытой дверью в кабину пилота. Пилот, приятный мужчина средних лет, кучерявый и черноволосый, с глубокими морщинами вокруг рта – явно появившимися из-за чрезмерной улыбчивости – болтал с пожилой стюардессой. Все вели себя свободно и по-домашнему, все хорошо друг друга знали. На столике между двумя креслами уже стояли чашки и дымился чайничек с вишневым чаем для любимца семьи Де Моро – для Андре, конечно.
– Что вам подать, мадемуазель? – спросила у меня стюардесса. Она оказалась даже старше, чем я думала. Ее голова будто осела на плечах, возможно, от частых перегрузок, а один ее глаз был чуть прикрыт веком. Я стояла в проходе и пялилась на стюардессу, нарушая все нормы приличий, так она не была похожа на конфетный образ стюардесс из частной авиации. То, что она стояла здесь и смотрела на меня, говорило только об одном – семья Де Моро ценит людей, с которыми работает. Женщина выдержала мой взгляд спокойно, ожидая ответа от незнакомки, чужой среди своих, которая, возможно, исчезнет завтра навсегда. Высокая иностранка в легком платье и светло-голубом кардигане, очередная блажь капризного принца. Впрочем, всё это я могла придумать сама, купаясь в грязной воде собственного недовольства собой и неуверенности в Андре. Я куталась в кардиган, потому что боялась, как бы кто-то не увидел следов и ссадин на моем теле. Я любила то, что делал со мной Андре, но еще не научилась гордиться этим, и мне хотелось укрыться от посторонних глаз. Марко понял мой жест по-своему.
– Мадемуазель будет латте. Сюзанна, и принеси пледы, пожалуйста. Почему тут так холодно? – спросил он. Я легко улыбнулась. Оба брата Де Моро были внимательными к деталям. Правда, к разным деталям, но Марко, пожалуй, все же переплюнул Андре. Он протянул мне теплый пушистый плед темно-синего цвета и спросил, нужно ли мне что-то еще.
– Я и поверить не могу, что скоро окажусь в Москве, – пробормотала я, почему-то смущаясь. – Сколько мы будем лететь?
– Чуть больше трех часов, – ответила Сюзанна, заваривая мне латте. Самолет был оборудован небольшой кухней, на которой имелось всё необходимое, включая кофейную машину.
– Жаль, что вы не полетите с нами, – сказала я Марко, надеясь, что мои слова не услышит Андре. Он в это время играл с пультом от телевизора, пытаясь найти программу, по которой бы не говорили об отставке министра обороны. Андре был исключительно аполитичен, и это мне нравилось в нем наряду с еще миллионом вещей. Помимо этого, меня сводил с ума его спокойный, сосредоточенный взгляд естествоиспытателя, идущего по земле в поисках ответов, в поисках новых вопросов, призванных занять его время и удовлетворить его любопытство. Сейчас Марко интересовала я, а не политика. Насколько же эти братья разные по характеру, просто фантастика!
– Я не могу. У нас тут такое сейчас начнется, – вздохнул Марко. – Вы ведь понимаете, такие отставки – это настоящее событие. Лучше бы этот Дик Вайтер открыл нам что-нибудь про нашего президента, и то последствий было бы меньше. Министерство обороны – это же как государство в государстве, у них там все закрыто, все засекречено, даже простой вопрос о том, куда ушли деньги, задать невозможно, если не заручиться поддержкой на самом высоком уровне. А теперь выясняется, что наш министр поддерживал терроризм. И мы узнаем об этом от хакера. А значит, сейчас полетят многие головы.
– Надеюсь, ваша голова в безопасности? – спросила я, усаживаясь в кресло. Я слышала, что двигатели нашего самолетика заработали громче. Мы прогревались перед полетом. Я хотела спросить, можно ли мне побыть в кабине пилота во время взлета, но это казалось мне таким ребячеством, что я отказывала себе в этом и тут же огорчалась, потому что не была уверена, что такая возможность мне еще представится.
– Его голова никогда не будет в безопасности, потому что ты смотришь на него так, как будто он – истина в последней инстанции. Еще немного, и я сам ему эту голову оторву.
– Неужели это все оттого, что я отбирал у тебя в детстве игрушки? – рассмеялся Марко, впрочем, совершенно беззлобно. – Хотя о чем это я? У тебя невозможно было отобрать игрушку, ты был ужасным собственником и мог отомстить. Представляете, Даша́, однажды я отобрал у Андре игровую приставку, потому что он получил плохую отметку в школе, а он в отместку залил мне чернилами ежедневник. А я был уже студентом, между прочим.
– Я ничего не заливал тебе, – пробурчал Андре, обхватив двумя ладонями свою чашку с вишневым чаем.
– Заливаешь! – рассмеялась я, а Марко полез в карман за мобильным телефоном. С той минуты и до самого нашего отлета телефон "не остывал", звонил каждую минуту. Ситуация с премьер-министром явно набирала обороты.
Как и наш самолет. Я стерпела: не попросилась в кабину. Сидела, как пай-девочка, положив руки на широкие подлокотники кресел, и смотрела в окно, пытаясь осознать невозможное – я покидаю Париж. Я помнила, как попала сюда – безвольная служанка в мамином распоряжении, в чьи обязанности входило переводить все что нужно и молчать обо всем остальном. По представлению моей матери, я не могла не хотеть в Париж, в котором никогда не была. Тем более что я переводчик с французского. Странная! Да, я странная, иными словами и не назовешь. Ненормальная. Ведь потом я не захотела, чтобы ко мне приехал Сережа. Не захотела проводить выходные со своим молодым человеком, который прилетел в Париж из Финляндии только ради меня. А что может быть романтичнее?
Я изменила ему тогда. Отдалась Андре в надежде избавиться от наваждения, от навязчивой идеи об Андре. Я не хотела никакой романтики. Мне хотелось, чтобы меня связали, чтобы мною овладели так, словно я добыча, завоеванная в средневековой феодальной войне.
– Ты как? У тебя очень странное выражение лица, – сказал Андре, но его голос не был обеспокоенным, скорее заинтересованным. Конечно, ведь его невеста – любимый подопытный кролик.