Опасаясь вмешательства извне во внутренние дела страны, сталинское руководство использовало все средства для поддержания жесткого контроля над настроениями в обществе – и пропагандистские, и репрессивные. В начале 1931 г. советская пропаганда широко использовала факты жестокого подавления ("пацификации") антиправительственных выступлений украинского населения в Польше. Например, в кулуарах XII Всеукраинского Съезда Советов в марте 1931 г. была развернута выставка, посвященная "пацификации", выступления многих ораторов также носили антипольский характер, в связи с чем миссия Польши в Москве вручила НКИД ноту протеста{527}.
Опасаясь появления внутри страны "пятой колонны", сталинское руководство стремилось сделать из партийных и общественных организаций послушных исполнителей принятых "наверху" решений. Устранить потенциальную внутреннюю опасность со стороны инакомыслящих и одновременно направить массовое недовольство экономическими неурядицами на потенциальных противников режима -руководство попыталось добиться всего этого с помощью репрессивных мер. По справедливому выводу российских исследователей, "ставка на революционную чрезвычайщину требовала организации кампаний на борьбу с не только явной оппозицией внутри партии, но и с потенциальной в беспартийной среде"{528}. В стране был "раскрыт" ряд дел о вредительстве "спецов" и антисоветских буржуазных партий, направленных против остатков дореволюционной интеллигенции – особенно технической и научной.
Печально знаменитое "Шахтинское дело" в Донбассе (1928) стало шагом в этом направлении. В том же году начались аресты по делу о "контрреволюционной организации на железнодорожном транспорте и золотоплатиновой промышленности Союза". Были казнены три крупнейших специалиста этих отраслей экономики: начальник экономической секции центрально-планового управления НКПС Н.К. фон Мекк, член Президиума Всесоюзной ассоциации инженеров А.Ф. Величко и профессор Ленинградского горного института П.А. Пальчинский. В 1929 г. прошли еще два процесса технических специалистов-вредителей в Брянске (на заводе "Красный Профинтерн") и Ленинграде (дело "Судотреста"), а в следующем году была "раскрыта" "контрреволюционная организация вредителей рабочего снабжения", охватившая все организации производства и поставок продовольствия (Союзрыба, Союзмясо, Союзконсерв, Союзплодовощ и др.).
Начались репрессии и против научной интеллигенции, а также остатков небольшевистских партий. Осенью 1930 г. было объявлено о раскрытии контрреволюционной организации – Трудовой крестьянской партии, которую якобы возглавляли экономисты Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, Л.Н. Юровский, ученый-агроном А.Г. Дояренко и другие. В конце 1930 г. в Москве состоялся процесс Промпартии. К суду были привлечены авторитетные технические специалисты, обвиненные во вредительстве и контрреволюционной деятельности (Л.К. Рамзин, В.А. Ларичев, И.А. Калинников, Н.Ф. Чарновский, А.А. Федотов, СВ. Куприянов и другие). Буквально через несколько месяцев в Москве прошел другой политический процесс, на этот раз – по делу так называемого Союзного бюро ЦК РСДРП (меньшевиков). К суду были привлечены 14 человек, среди них член президиума Госплана СССР В.Г. Громан, член правления Госбанка В.В. Шер, экономист A.M. Гинзбург, ответственный работник Наркомторга СССР М.П. Якубович, профессор политэкономии И.И. Рубин и другие. И это лишь самые крупные "дела", помимо них существовало еще и несколько "заговоров" в сфере промышленности, торговли и на транспорте. В народе тюрьмы стали даже называть "домами отдыха инженеров и техников".
Превентивные меры были предприняты повсеместно, однако Украине уделялось повышенное внимание из-за особого отношения к ней со стороны Польши. Сепаратистские настроения в этой республике, проявившиеся еще в период образования СССР, не утихали, тем более что политика коренизации создала для этого питательную среду. Сталинское руководство учитывало, что в УССР украинизация не только способствовала росту национального самосознания среди украинского населения, но и существенно обновила лицо партийной массы за счет представителей "коренной национальности". Увеличение численности украинцев в КП(б)У при Кагановиче на фоне хозяйственных трудностей требовало от руководства республики постоянного контроля за настроением среди партийцев, чтобы не допустить появления новых "уклонов" от "генеральной линии ВКП(б)" и одновременно не дать низовым партийным организациям скатиться к "хвостизму".
На Украине новая установка сверху на борьбу с "правой" опасностью, "правым уклоном" в партии влекла за собой организацию сменявших друг друга кампаний по борьбе с проявлением инакомыслия. С одной стороны, на республиканских партийных форумах продолжали поносить троцкистов. Приведем характерный пример. На конференции КП(б)У в апреле 1929 г. глава украинского ГПУ В.А. Балицкий заявил, что на Украине троцкисты "проявляли неоднократные активные выступления в целом ряде… городов, в крупных центрах – в Киеве, Одессе, Харькове"{529}. Это якобы выражалось в появлении пропагандистской подпольной печати, отдельных выступлениях, а также в "форме террора": Балицкий торжественно объявил, что были раскрыты две "террористические группы троцкистской молодежи", одна из которых даже "готовила покушение на жизнь тов. Сталина"{530}. Однако, согласно Балицкому, на тот момент перед партией стояла уже другая задача: "избавиться от скрытых одиночек" – сторонников Троцкого{531}. Отмечая особенность текущего момента, глава ГПУ признавал, что "сейчас на антисоветские настроения в стране в значительной мере влияет правый уклон"{532}. Это подтвердил в своей речи и С.В. Косиор. "Надо твердо усвоить, – заявил лидер украинских коммунистов, – что главными дезорганизаторами нашей работы, всего революционного движения являются правые элементы и примиренцы как в ВКП, так и во всем Коминтерне"{533}.
Однако, в отличие от Троцкого и Зиновьева с Каменевым, "правые" закрепиться сколько-нибудь прочно на Украине так и не сумели. Об этом говорится, например, в материалах к отчету ЦК КП(б)У на XI съезде КП(б)У в мае 1930 г.: "За исключением некоторых отдельных выступлений на партийных собраниях и конференциях о согласии со взглядами правых на индустриализацию и с их взглядом на политику партии на селе, сколько-нибудь организованных, оформленных, открытых выступлений правой оппозиции на Украине мы не имели"{534}.
Поиски и разгром национал-уклонистов
КАК И В ПРЕЖНИЕ ГОДЫ, украинский ЦК продолжал лавировать между двумя опасностями. Так, состоявшийся в июне 1930 г. XI съезд КП(б)У снова осудил "шумскизм", "хвылевизм" и "волобуевщину". А материалы по отчету ЦК XI съезду КП(б)У трактовали борьбу с националистическими уклонами вполне миролюбиво. "Националистические уклоны, как со стороны великодержавного шовинизма и со стороны украинского национализма, сказывались за последние два года в жизни нашей украинской парторганизации с меньшей остротой…"{535} – отмечалось в документе.
Действительно, в этот период КП(б)У не занималась разоблачением новых "уклонов": основное внимание сталинского руководства в этот период было приковано к старой интеллигенции, к которой большевики относились с подозрением с самого начала. Но уже в конце 1920-х гг. был предпринят ряд репрессивных мер в отношении украинской интеллигенции, главным образом старшего поколения. 3 ноября 1929 г. Балицкий доложил на заседании Политбюро ЦК КП(б)У о раскрытии и ликвидации контрреволюционной организации "Союз освобождения Украины" (СВУ), целью которой была реставрация капиталистического строя, возвращение помещиков и закабаление рабочих и крестьян Украины{536}. В конце ноября о СВУ писали уже все газеты. По этому делу приговор был вынесен 45 деятелям украинской науки и культуры: академикам С. Ефремову (по мнению ГПУ, он возглавлял эту контрреволюционную организацию) и М. Слабченко, политическому и церковному деятелю, бывшему премьер-министру УНР В. Чеховскому, историку И. Гермайзе, писателю и литературному критику А. Никовскому, писательнице Л. Старицкой-Черняховской…{537}
Арест академиков Ефремова и Слабченко был большим ударом по Всеукраинской академии наук. Агент ГПУ сообщал, что "в ВУАН царит полная растерянность, так как ожидают, что вскоре после разгрома "ефремовцев" ГПУ примется за партию академика Грушевского…"{538} В течение 1929-1930 гг. появляются доносы о том, что Грушевский якобы руководит "контрреволюционной организацией". И вскоре, в 1931 г., появилось новое "дело" – Украинского национального центра (УНЦ), и первоначально роль "главаря" этой организации отводилась М.С. Грушевскому. Впрочем, несмотря на арест (28 марта 1931 г.), Грушевскому удалось избежать печальной участи, и заранее предназначенную ему роль сыграли другие. По-видимому, партийное руководство посчитало действия в отношении Грушевского преждевременными, и вскоре после ареста академик был освобожден. Учитывая судьбу других участников процесса УНЦ, Грушевскому явно повезло. Возможно, за него ходатайствовали какие-то влиятельные лица. По мнению украинских исследователей, это мог быть двоюродный брат Грушевского Г.И. Ломов-Оппоков – член Политбюро ЦК КП(б)У, заместитель председателя Госплана СССР (в 1931-1933 гг.) или же тогдашний нарком финансов СССР Г.Ф. Гринько (оба в конце 1930-х гг. были объявлены "врагами народа" и расстреляны). Однако представляется маловероятным, что они либо кто другой смог бы кардинальным образом повлиять на решение, принятое на самом верху. Ход расследования контролировал лично Г.Г. Ягода. Поэтому вряд ли кто-либо помимо Сталина мог взять на себя ответственность за освобождение "контрреволюционера Грушевского". Дело УНЦ замысливалось как самое масштабное: по нему были привлечены 50 человек и среди них украинский историк М.И. Яворский, а также бывшие члены КПЗУ. Кроме того, были арестованы 14 уроженцев западноукраинских земель{539}.