Еще один важный аспект отношений с греками из Греции - представления о соотношении румейского и новогреческого языков. В сообществе нет общепризнанного распределения лингвонимов "греческий" и "эллинский". Как правило, эллинским называют чаще новогреческий, а греческим - собственный идиом, однако лингвоним "греческий" могут использовать и для языка Греции.
Одним из лингвонимов для румейского также служит "эллинский" (как сокращение от "греко-эллинский" и противопоставление лингвониму "греко-татарский"). В интервью рассказчик порой стремится развести два лингвонима - "греческий" и "эллинский", распределить их между идиомами. Румеи, изучающие новогреческий в школе или институте, часто используют термины "язык" и "диалект" для противопоставления новогреческого и румейского.
Отношения между идиомами могут трактоваться в интервью по-разному: новогреческий и румейский порой расцениваются как один язык - эллинский; румейский иногда считают диалектом новогреческого; идиомы могут признаваться двумя родственными языками, взаимопонятными в различной степени. Однозначная трактовка соотношения румейского и новогреческого идиомов, обусловленная идеологической позицией информанта, встречается обычно в интервью с представителями культурной элиты сообщества. Руководители отделений греческих обществ, сотрудники ФГОУ и учителя новогреческого описывают румейский как диалект новогреческого языка. Другая группа, крайне немногочисленная, состоит из румейских поэтов, поддерживающих представление о разнице идиомов и необходимости самостоятельного развития румейского. Для большинства же простых румеев характерна чрезвычайно гибкая, изменчивая оценка степени близости идиомов. Принято считать идиомы похожими, а трактовка степени сходства зависит от индивидуального опыта и представлений информанта.
Хотя большинство румеев не знают новогреческого и не могут самостоятельно оценить сходство новогреческого и румейского, в сообществе распространено сравнение идиомов, выражаемое обычно клише "на столько-то процентов сходится". Информанты обычно называют разные цифры, от 50 до 100 %; само измерение сходства языков в процентах подразумевает близость новогреческого и румейского. По нашим наблюдениям, подобные вычисления почти никогда не основываются на собственном лингвистическом опыте.
Сложность в понимании новогреческого часто мотивируется быстрым темпом речи греков из Греции. Румеи подчеркивают, что понимают новогреческий при определенных обстоятельствах: "С греческим, с настоящим греческим языком, наш язык тоже сходится, только надо тонко прислушаться к разговору, и тогда, может быть, поймешь" (ТХИ, румейка, 1940, Касьяновка).
Как правило, информанты осознают и различие совпадающих на уровне номинаций идиомов: "А сейчас все учатся - вот наши внучки [ходят] на греческий, только не наш язык, а все равно он греческий" (НИД, румейка, 1928, Ялта). Румеи подчеркивают большую близость румейского и новогреческого, рассказывая о взаимодействии с урумами, тогда как в другой ситуации нуждаются в поддержании границы для различения своего идиома и языка "настоящих греков". Румейский и новогреческий оцениваются одним из информантов то как один, то как два разных языка, и не всегда возможно определить, что в данный момент имеет в виду собеседник. Оценка близости идиомов может меняться на протяжении интервью: "На нашем греческом языке даже с греками из Эллады не будешь говорить, у них другой язык. ‹…› Ну, вот в Старом Крыму - они греко-татары. Они разговаривают и на русском, и на греческом, на татарском языке. А у нас эллинский. Он наподобие вот как греческий с Эллады, оттудова" (БББ, румейка, возраст неизвестен, Малый Янисоль). По сравнению с языком урумов румейский описывается как близкий новогреческому, эллинский, хотя подобная оценка не согласована с предыдущей характеристикой идиома.
Омонимия значений при использовании лингвонимов "греческий" и "эллинский" служит основанием для подмены одного понятия другим. Подобная практика особенно широко распространена в дискурсе греческих обществ, однако встречается и в интервью с простыми румеями. Вспоминая пребывание в Греции, информантка разделяла "наш" и новогреческий языки, но спустя некоторое время добавила: "Я гречанка, но я не виновата, что не знаю свой язык. Вот мои дети, я считаю, будут виноваты, потому что сейчас изучают" (НША, румейка, 1965, Малый Янисоль). Информантка говорит о румейском ("своем") языке, а в школе (на сегодняшний день) изучают новогреческий, однако в данный момент румейский и новогреческий для нее - один идиом, символизирующий греческую идентичность.
Вот еще один пример установления тождества изучаемого в школе новогреческого родному языку, хотя в другой момент интервью информант отмечает различие идиомов.
Собиратель. Как вы считаете, правильно в школе учить греческий (то есть новогреческий) язык?
Информант. Конечно! Как это - жить и не знать греческий язык?! Ну, это ж вот как примерно вырасти среди греков, и отец, и мать…
(Сведения об информанте: ВКГ, румейка, 1939, Малый Янисоль.)
Информант переносит на изучаемый в школе новогреческий представление о кровной, родственной связи между носителем и идиомом, используемое обычно при описании материнского языка.
Омонимия лингвонимов облегчает смену одного "греческого" языка - румейского, маркирующего этническую идентификацию группы, на другой "греческий" идиом - новогреческий. Номинально оба идиома соответствуют часто упоминаемому в интервью требованию "хоть немного понимать свой родной (греческий) язык". Для языка в функции маркера идентичности группы не столь принципиально, всегда ли термин "греческий язык" обозначает один и тот же идиом; информант может приравнивать собственный родной язык греческому языку внуков. Не исключено, что по мере увеличения числа детей, изучавших в школе новогреческий, но не владеющих румейским, будет возрастать количество информантов, чью греческую идентичность символизирует новогреческий язык. В настоящее время отождествление румейского и новогреческого и принятие последнего в качестве маркера греческой идентичности встречаются лишь в отдельных случаях.
Основные группы и границы сообщества
Я не рассматриваю взаимодействие с отдельными группами, однако реальная самоидентификация сообщества всегда происходит с учетом границ со всеми соседями. Хотя необходимость описать всех соседей может вызывать затруднения у информантов [79], представления о других группах и соотношении с ними составляют контекст взаимодействия, определяя контакты с конкретным сообществом и индивидом. Граница не только проводится между собой и второй группой, отдельным ее представителем, но ее характеристики всегда соотносятся с другими, параллельно существующими границами, а изменение соотношения с одним сообществом неизбежно повлечет пересмотр определений остальных соседей и самой группы.
В интервью указываются возможности манифестирующего определенные стороны культуры румеев объединения с каждой из групп. Если суммировать не формулируемые обычно носителями противопоставления, то румеи и русские противопоставлены урумам как обладателям более восточной внешности, то есть как нетатары - татарам. В свою очередь, румеи и урумы составляют группу греков (Приазовья), отделенную от русских греческими бытом и происхождением и от внешней группы, греки из Греции, как "здешние греки". Румеи и греки из Греции, говорящие на родственных идиомах/одном языке, противопоставлены урумам - носителям татарского языка.
Система номинаций, принятых сообществом, позволяет в каждый момент времени противопоставить себя любой из групп и объединиться с соседями. Греки (урумы и румеи) противопоставлены русским; греки (румеи) - (греко) - татарам (урумам); эллины (румеи и греки из Греции) - тоже (греко) - татарам (урумам).
Очерченная выше система составляет общепризнанные представления румеев о соседях. В зависимости от индивидуальных предпочтений информанта эти отношения могут быть охарактеризованы несколько иначе, причем рассказчик озвучивает представления, составляющие фон, "запасной фонд" сообщества, актуализируемый время от времени, по мере необходимости. Например, некоторые информанты подчеркивают ошибочность номинации "греко-татары" и, настаивая исключительно на татарской природе другой группы, отрицают общность румеев и урумов во всех отношениях, приписывая урумам не только языковые, внешние и поведенческие отличия, но и другое вероисповедание, место происхождения (не Крым, а Турция). Эти представления могут в определенный момент оказаться востребованными всем сообществом при размывании границы между группами. Однако полное отрицание греческой природы урумов возможно лишь как выражение индивидуальной позиции и не разделяется остальными, поскольку, перечеркивая любое сходство представителей другой группы с румеями, приводит к исчезновению границы между сообществами.