– Не смей говорить так! – Андре побледнел. – Если ты не любишь себя, это не значит, что я не могу любить тебя. Ты нужна мне, Даша. Я не знаю, как тебе объяснить. Это невозможно выразить словами. Знаешь, я только теперь понял, что значит хотеть быть с кем-то всегда – и в радости, и в горе.
– Горя уже слишком много, – прошептала я.
– Да. И оно стоит между нами стеной. Я впервые испытываю подобные чувства к женщине и хочу сделать тебя счастливой, Даша. А вместо этого сижу рядом с тобой около постели твоей матери в больнице. Боюсь, что ты поставишь на мне крест, потому что это я пустой. Ведь я всегда плыл по течению. Нет, не перебивай меня, – Андре поднял вверх руку и посмотрел на меня с отчаянием во взгляде. – Ведь я просто живу, порхая с вечеринки на вечеринку, ищу все новые способы потешить себя, пощекотать нервы, почувствовать что-нибудь эдакое. То, чем я жил раньше – сплошная пустота и нагота, которая уже не возбуждает.
– Ты наговариваешь на себя!
– Нет. Вовсе нет. Просто ты не знаешь меня. Кто-то скажет, что я помогаю людям, но я-то знаю, что мне просто интересно бросать вызов природе. Я делаю это каждый раз, когда оперирую кого-то, кто пострадал в аварии, и возвращаю то, что отняла судьба. Переломанные лицевые кости, разорванные мышцы, поврежденные нервные окончания. Это – как игра в шахматы с небесами, когда любыми способами пытаешься переиграть Всевышнего и вернуть прежнее лицо мужчине или от рождения изуродованной женщине с заячьей губой.
– Ничего себе, – поразилась я, впервые осознав всю важность его работы.
– Удивляешься тому, что я не только губы увеличиваю, да? Только не смотри на меня, как на героя. Сострадание тут ни при чем, поверь. Сострадание, любовь, вера в будущее – все это никогда не было для меня чем-то важным. Я хотел только, чтобы кружилась карусель жизни. Ты не знаешь обо мне и десятой доли. Пустые связи, встречи, с которых уходят по трое, по четверо, чтобы найти дно у пропасти. Я болтаюсь в ней, пока будто сквозь песочные часы утекает бесплодно проведенное время. Я никогда никого не любил. Я думал, что это хорошо, что это делает меня свободным, но, на самом деле, это делало меня пустым.
– Ты пытаешься напугать меня? – Я тихо улыбнулась одними уголками губ, а Андре слегка тряхнул головой, стараясь сосредоточиться, не потеряв мысль.
– Я пытаюсь объяснить тебе. Уезжай – но вернись. Без тебя я пропаду.
– Я не хочу, чтобы ты пропал, – тихо произнесла я, и мое сердце застучало от щемящей нежности. Может ли все это быть правдой?
– Или… или я приеду к тебе.
– Куда? В Россию? – изумилась я. – Ты серьезно?
– С тобой все и всегда серьезно. Я не могу представить свою жизнь без тебя, не хочу жить по-прежнему. Ты для меня как живая вода, которой я никак не могу напиться. Я боюсь потерять тебя, понимаешь? Боюсь, что ты разлюбишь меня. Ты должна вернуться – как в сказке про цветочек. Аленький, да? Я в детстве видел русский мультфильм.
– Значит, ты мое чудовище? – улыбнулась я.
– Это настоящее, Даша.
– Если это настоящее, оно не исчезнет. Тогда чего ты так боишься?
– Я не знаю, – Андре встал и подошел ко мне. Он сбросил кроссовки и лег рядом со мной поверх одеяла. – Иногда мне кажется, будто все мы застряли в паутине: в ней тесно и противно, невозможно ничего разобрать, не получается даже обернуться и увидеть, кто стоит за спиной. Когда ты рядом, страха нет и в помине. Мне вдруг открываются простые вещи, такие ясные, но совершенно новые для меня. Я вдруг понимаю, что жизнь быстротечна и что истинное счастье – быть рядом с человеком, которого любишь. Так здорово лежать с тобой вдвоем на полу в моей квартире и глядеть на огонь, смотреть, как ты дразнишься, смеешься над моими глупыми шутками. А однажды я представил тебя беременной, и стало так хорошо на душе.
– Что? – ахнула я. – Беременной?
– Да, как ты – пухленькая, с округлым животом – злишься и требуешь клубники посреди зимы. И я понял, что это было бы самой большой радостью, несравнимой ни с какими вечеринками – ты, я и наш ребенок. Вот это и есть настоящая жизнь: каждое утро просыпаться рядом, вместе встречать старость, воспитывать внуков. Кажется, эту мечту так просто осуществить, а, выходит, сделать что-то простое иногда очень сложно.
– Между прочим, ты сейчас озвучил стандартную мечту старшеклассницы, которая недавно начала носить лифчик.
– Возможно. Но это не меняет того факта, что ты уезжаешь, и что, скорее всего, не вернешься. А я ничего не могу с этим поделать. Бессилен, совершенно бессилен! – И Андре провел ладонью по моим волосам.
– Я выйду за тебя замуж, Андре, – сказала я вдруг, и это прозвучало неожиданно даже для меня. Тихо-тихо, будто надеясь, что он не услышит. – Выйду за тебя.
– Что? – ахнул он. Ты это серьезно? Или дразнишь меня?
– Я выйду за тебя, если ты сам не передумаешь. Я ведь люблю тебя.
– Передумаю? – воскликнул Андре, а затем вскочил и принялся натягивать кроссовки. Я закрыла глаза. – Передумаю? Открой глаза, птица. Не шути такими вещами! Между прочим, знаешь ли ты, что наша дорогая во всех смыслах Жанна Девеню….
– Кто-кто? – рассмеялась я.
– Жанна Девеню, докторша в очках, – сказал Андре, целуя мое лицо. – Она облечена властью женить людей. Ага, не знала? Как же, передумаю! Да она может поженить нас прямо сейчас, если на то пошло. Ты ведь не шутишь?
– Ты с ума сошел? Как мы можем пожениться прямо сейчас? И зачем?
– А вдруг ты передумаешь?
– Так-то ты доверяешь мне, – усмехнулась я.
– Как и ты – мне! – ответил он.
– А еще хочешь, чтобы я стала твоей женой. Строить семейные отношения нужно на доверии, разве нет? – рассмеялась я. – Успокойся, Андре. Не надо жениться под покровом ночи в больнице. Я сказала, что стану твоей – значит, стану. Я сама не представляю своей жизни без тебя. Мне только нужно привести все в порядок, понимаешь?
– Почему я никак не могу поверить в то, что все это правда? Так, значит, да? Повтори!
– Да! Я согласна выйти за тебя замуж. Мы можем обойтись и без свадьбы. Как захочешь. Понимаешь, я ведь твоя. Пусть только все наладится. Мама поправится, и я вернусь. Или ты приедешь ко мне. Мы поженимся, и все будет в порядке. Поверь мне. Нужно только время.
– Я верю тебе, – кивнул Андре и положил голову на подушку. Мы лежали и смотрели друг на друга, и таяли от теплой, ненавязчивой нежности. Я произносила мысленно – он будет моим мужем, и волна счастья прокатывалась по моему телу, от кончиков ступней до корней волос.
Через полчаса нам позвонил Марко.
* * *
Я не думала, что Андре так поступит, но новость о нашей помолвке была первой, о чем он рассказал Марко. Кажется, если бы была возможность объявить об этом всему миру, выступив с официальным сообщением на Ассамблее ООН, он бы тут же воспользовался ей. Стоял бы за трибуной около большого микрофона на подставке и с серьезным видом докладывал: "Мы поженимся, и это решено". Под бурные аплодисменты.
Мне самой не до конца верилось, что все происходящее – реальность, а Андре спешил сообщить об этом если не всему свету, то, по крайней мере, своему любимому брату. Я пыталась предугадать реакцию всегда спокойного и невозмутимого Марко. Сказав Андре, что выйду за него замуж, я хотела, чтобы с его лица ушло это выражение отчаяния, отрешенности и покорности судьбе. Это был лучший способ доказать, что я не убегаю от него, а просто хочу позаботиться о моей несчастной матери.
Теперь приходилось платить по счетам. Разговаривая по телефону на громкой связи, Андре улыбался и кивал. Марко вежливо поздравил нас обоих, заметив, что с самого начала понял: между нами что-то есть. Он воспринял новость достаточно хорошо, если учесть, что буквально на днях пытался не допустить шантажа и обвинений в адрес Андре с моей стороны. В реакции Марко на "новость дня" чувствовались воспитание, такт и выдержка. Ясно было, что свое неодобрение он оставил до более подходящего момента. А пока делал вид, что принимает все за чистую монету, хотя было понятно, что он ошеломлен и потрясен.
Я с опозданием поняла, что эта новость застанет неподготовленными всех членов семьи Робенов, и очень остро вдруг осознала, что если я достаточно немногое знаю о своем женихе и его жизни, то о его семье я не знаю вообще ничего. Что-то говорила мне мама, но разве я слушала? В одно ухо влетело, в другое вылетело. Мне тогда это было неинтересно, мою голову заполняли мысли только о том, что еще придумает и сделает со мной Андре. Теперь я вдруг вспомнила Габриэль – красивую, статную женщину с гордой посадкой головы, ухоженными руками, всегда вежливо улыбающуюся. Что она сделает, когда до нее дойдет наша новость? Решит, что Андре сошел с ума? Обвинит меня в злонамеренности и потребует, чтобы я убралась? Подумает, что я уже беременна и будет настаивать на ДНК-анализе? Может, что-то еще более унизительное и ужасное? Отчего-то единственное, что не пришло мне на ум, это что потомственная аристократка, живущая в большом особняке в центре Парижа, примет меня с распростертыми объятиями, как дочь, которой у нее никогда не было. Нет, скорее это будет выглядеть так: Марко позвонит своей матери или даже специально заедет к ней с утра, чтобы не сообщать ничего по телефону. Он приедет, когда она будет пить свой утренний кофе, и скажет ей:
– Ты знаешь, звонил Андре. Он женится на Даша́, – и Габриэль обернется, нахмурится и спросит:
– Женится? В каком смысле? На ком?
– На Даша́. На той русской, что была у тебя в доме, на приеме.