Собрав всех гальванерных унтер–офицеров , я начал с ними систематически изучать проводку этих приборов, начиная от трансформаторной станции; решил произвести полную разборку одного комплекта этих приборов, перебрать все распределительные коробки и, наконец, составить схемы и описание всей системы и приборов. Эта работа, по моим представлениям, должна была занять одну неделю, в течение которой мы совершим переход Гонконг - Сингапур.
Выполнив в первый день намеченную часть работы, я распростился с моими гальванерными унтер–офицерами, собравшимися на баке "покалякать" у фитиля, а сам прошел на ют, где с наслаждением растянулся на шезлонге, любуясь красотою спустившейся над нами южной тропической ночи.
Наши северные созвездия уходили от нас, все ниже спускаясь к горизонту. Полярная звезда, как маяк, горящий на милом севере, стояла всего градусов на 20 выше горизонта. А с юга блистающим алмазным хороводом подымались новые для нас созвездия южного неба. Тихо было кругом, как в храме, и лишь глухой стук машин, точно биение огромного сердца, нарушал эту тишину, сливаясь гармонически с нею. В такие минуты действительно казалось, что "Варяг" живое существо, что у него своя, отличная от других кораблей, душа, а мы - офицеры и команда, лишь маленькие клетки в его теле
Мне и моему близкому другу старшему артиллеристу лейтенанту В. Г. Гессе не хотелось в эту ночь спускаться в душные каюты, и мы устроились спать рядышком, тут же на юте, прямо на палубе. Ночью стало холодно; мы плотно завернулись в одеяла и заснули так крепко, что нас едва растолкал утром наш вестовой: "Вставайте, ваше высокоблагородие; сейчас палубу будут скачивать. У нас беда, ваше высокоблагородие, людей обварило". Последние слова заставили нас вскочить немедленна "Что ты врешь! Кого обварило?"
Оказалось, в 6 часов утра лопнула водогрейная трубка в котле № 3.
Вырвавшийся пар, по конструкции котла, должен был бы автоматически захлопнуть дверцы топки. Однако автоматическое приспособление не подействовало, и струя горячего пара с ревом вырвалась из топки, увлекая с собою горящий уголь, и обварила трех кочегаров. Из них кочегара 2–й статьи Ивана Королева - тяжело.
Маленькое бортовое помещение в три иллюминатора, отведенное и приспособленное под лазарет на "Варяге", представляло в это утро тяжелую картину.
Дневальные, выставленные на корму и на нос, предупреждали, чтобы не было шума и громких разговоров, и никого не пропускали, кроме тех, кого непосредственно касалось дело ранения трех кочегаров. В белых халатах судовой врач лейб–медик Востросаблин и фельдшера спокойно накладывали повязки на ужасающего вида ожоги несчастных ошпаренных людей. Если простой ожог пальца вызывает нестерпимую боль, то что же должен испытывать человек, у которого паром обожжены руки, ноги и часть тела? Если более 75 % кожи обожжено, то можно с уверенностью сказать, что выжить такой раненый не сможет.
Так, к сожалению, и было с жизнерадостными молодым и прекрасным матросом Королевым.
Он и его сотоварищи по несчастью были перевязаны, и превратились точно в куколок, завернутых в белую марлю и вату; благодаря принятым мерам их страшные боли немного утихли, и раненные, казалось, начали засыпать.
Однако Иван Королев через некоторое время очнулся, стал мучительно стонать, невыразимо страдая от боли; он звал своих родных и ротного командира, который сидел все время у его изголовья, и, точно ребенок, тянулся к доктору, умоляя как‑нибудь облегчить страдания. Звал он и батюшку, который тоже был в лазарете.
Увы, все принятые меры не спасли беднягу.
Ожоги его тела были слишком ужасны, и в тот же день в 12 часов 30 минут дня он скончался. Перед кончиной боли как будто оставили его, и он слабой рукою осенил себя крестным знамением, непрестанно просил он "ротного" и бывшего около него его близкого друга, кочегара, "отписать" на родину, что, мол, он свою "должность справлял как следует" и что никто не виноват в том, что он так пострадал. Со слезами на глазах вышли из лазарета те, кто был у смертного одра этого молодого матроса. Все на "Варяге" были потрясены его смертью.
Назначенные кочегары вместе с санитарами одели тело бедного Ивана Королева в новые "первосрочные" форменку, брюки и сапоги. Плотники в это время спешно отделывали большой деревянный крест, доски которого были шириною равной ширине плеч покойного.
Страшная жара не позволяла ждать прихода в Сингапур, и пришлось совершить погребение в открытом море.
Лишь только крест был сколочен, тело было положено на него и крепко принайтовлено. Сверху оно было покрыто большим кормовым Андреевским флагом , к которому были пришиты фуражка покойного и крест–накрест его штык и ножны к нему. В таком виде тело покойного было вынесено на шканцы, поставлено на возвышении головой к кормовому флагу, и над ним, по очереди, до самого вечера кочегары читали Псалтырь.
В конце каждой крестовины в проделанное отверстие было ввязано по "баластине" - чугунного груза весом по 3 пуда каждая. Эти четыре баластины должны были увлечь в пучину моря тело нашего почившего соратника.
Перед заходом солнца был поднят молитвенный флаг и начался "Чин погребения мирских человек".
Команда повахтенно выстроена на правых и левых шканцах. Кочегары стоят прямо против возвышения с крестом- гробом покойного. В ногах его поставлен аналой, одетый черными одеждами. Отец Иеромонах Антоний в черном облачении. Правее его хор певчих.
Все свободные от службы офицеры и командир стоят против кочегарной роты. Печальный обряд погребения предваряется словами батюшки: "Благословен Бог наш всегда, ныне и присно и во веки веков". И далее начинается чин Парастаса, переходящий в бесподобные стихиры чина погребения: …"вся персть, вся пепел, вся сень, но приидите возопиим Бессмертному Царю: Господи вечных Твоих благ сподоби представльшагося раба Твоего воина Иоанна, упокояя его в нестареющемся блаженстве Твоем".
Солнце медленно спускается к горизонту, заливая ярким заревом пожара небосвод и зеркальное мора Кончается чин погребения…
Еще краткая панихида. Трогательный возглас батюшки, такой яркий, здесь, в открытом море, где, кажется, всем существом своим ощущаешь реальность вечности: "во блаженном успении вечный покой подаждь Господи, усопшему рабу Твоему воину Иоанну и сотвори ему вечную память..", красивое, вдохновенное пение: "Вечная память…"
Окончилось прощание с покойником.
Откинутая над его лицом и руками часть Андреевского флага закинута обратно.
Крест с телом подымают инженер–механики и кочегары. Впереди идут певчие, поющие "Святый Боже", сзади командир и офицеры.
Процессия двигается со шканец на левый шкафут мимо второй вахты, затем на бак, оттуда по правому шкафуту мимо первой вахты и возвращается обратно на шканцы.
Там приготовлены с правого борта тали. Без свистков и команд закладывается строп и оттяжка. Крест с телом покойного, закрытым Андреевским флагом, высоко поднимается над палубой, шлюп–балка медленно поворачивается. Начинают травить тали…
В этот момент "Варяг" и "Чесма" стопорят машины. Диск солнца скрывается за горизонтом Еще видна красная, как капля крови, точка… исчезла и она…
"Салют!" -раздается команда с мостика. Оглушительный удар пушечного выстрела. Гак талей выдернут оттяжкой из стропа, и крест с телом медленно начинает уходить в бездонную синеву моря…
"Варяг", точно мать, потерявшая ребенка, не может оторваться от того места, где осталась могила, и медленно начинает описывать круг, в центре которого еще видно что- то белое, скрывающееся под прозрачной синевой. Батюшка
высоко поднятым крестом осеняет место, где море поглотило увлекаемый баластинами крест с телом.
С "Чесмы" слышны звуки оркестра, играющего "Коль Славен наш Господь в Сионе". Наш хор и вся команда подхватывает дивный мотив и слова этого неподражаемого церковного гимна:
Не может изъяснить язык.
Велик Он в небесах на троне,
В былинках на земле велик.
Везде Господь, везде Ты славен.
Во дни, в нощи сияньем равен…
Старший штурманский офицер на мостике красными чернилами наносит на карте крестик, который обозначает точно место погребения. Кормовые флаги спущены.
"Караул вниз. Команде разойтись". Оба корабля опять идут со скоростью 12 узлов, имея курс на Сингапур.