– Девочки, больше двух говорят вслух, – Тамара Федоровна только что закончила рассказывать очередную смешную историю. Редко когда Лизе удавалось увидеть мать такой – раскрасневшейся, веселой, и даже приосанившейся чуть.
– Мы обсуждали грядущий отход ко сну, – откликнулась из-за Лизиной спины Инна, – Не желаете присоединиться к беседе?
– Попозже, – подал голос из-за газеты дядя Олег, – Я только дошел до спортивной колонки.
– В таком случае – спокойной ночи, – Лиза уже приняла решение, чему немало способствовали Иннины руки, незаметно поглаживающие её бедра, – Всем пока.
Родители попрощались нестройным хором и вернулись каждый к своему занятию. Вскоре Тамара Федоровна под руку с Наташей отправились готовить гостевую комнату, а дядя Олег с согласия остальных принес три бутылки пива.
– Вы знали? – спросил Петр Игнатьевич после первого глотка. Было очевидно, что он уже давно готовился к этому разговору.
– Конечно, – кивнул Николай. Он улыбнулся, и Пётр с Олегом сразу вдруг поняли, от кого из родителей у Инны такая улыбка, – Дочь рассказала мне о Лизе вскоре после того, как они полюбили друг друга.
– Петя не о том спрашивает, – мрачно перебил Олег, – Вы знали, что ваша дочь – лесбиянка?
– Если меня еще раз кто-нибудь об этом спросит – я выпущу пресс-релиз и разошлю всем заинтересованным лицам, – Николай Валерьевич сделал большой глоток, – Инна была замужем, поэтому нам с Наташей сложно было представить, что когда-нибудь наша дочь полюбит женщину. Мужики, давайте на "ты", а?
Петр Игнатьевич и Олег переглянулись. Первый ощутимо занервничал, а второй вынул из кармана пачку сигарет.
– Как ты к этому относишься? – спросил Петр.
– Как любой отец. Я рад, что мой ребенок нашел в себе силы снова завести семью.
– Это не семья, – пробормотал Олег.
– Почему же? – удивился в ответ Николай. Голос его звучал спокойно, но в нем уже можно было разглядеть усталость и оттенки недовольства, – Двое любящих друг друга людей – семья. Вы хотите знать, не беспокоит ли меня то, что моя дочь живет с женщиной? Знаете, жизнь слишком коротка, чтобы беспокоиться о такой ерунде. Гораздо сильнее меня волнует здоровье Инны, её счастье, её тревоги. До сегодняшнего дня я беспокоился сильнее, поскольку не знал Лизу. Теперь я спокоен. Посмотрите на них – разве не очевидно, что они друг друга любят?
– Она уже любила! – Петр Игнатьевич стукнул кулаком по дереву. – И доказывала, что это навсегда. Откуда я знаю, что она через год другую не приведет?
– Ниоткуда. Может быть, и приведет. Ну и что?
– И без того разговоры уже пошли, – процедил Олег, – Дальше может быть только хуже.
– Смиритесь уже, – засмеялся Николай, допил пиво и встал на ноги. Сейчас, глядя на него, можно было подумать, что этому человеку лет тридцать, не более, – Они здоровы, они счастливы. Что вам еще нужно? Любите своих детей такими, какие они есть – и никакие разговоры, пересуды и прочее не будут вам мешать. Я не хочу говорить о том, извращенки они или нет. Любой, кто назовет так Инну или Лизу получит от меня как минимум осуждение. Поэтому давайте пойдем в дом, выпьем чаю и обсудим, как наша увеличившаяся семья соберется на новый год, или рождество. Мы с Наташей были бы счастливы познакомиться с вами со всеми поближе.
На этом вечер закончился. Петр и Олег не стали спорить – идиотизм ситуации боролся в них с ощущением закономерности происходящего. И в конце концов второе чувство победило.
г. Таганрог. 2006 год.
Женя сделала шаг вперед и застыла на месте. Лёка смотрела на неё невидящими глазами и, кажется, не узнавала. Или узнавала, но не могла поверить? Кто знает… Как-то быстро вокруг практически не осталось людей – поезд давно ушел, а те, кто сошел с него, растворились в сонной Таганогской ночи. Женя чувствовала себя так, словно после долгого алкогольного опьянения проснулась и тратила время зря в попытках сообразить, где она, кто она, и что, чёрт возьми, всё это было?
Мобильный периодически напоминал о себе тревожными звонками, но эти звуки были недоступны сейчас сознанию – так же, как и шум уходящего поезда, и рокот города где-то вдалеке.
– Лена… – наконец, смогла выдавить из себя Женя. – Леночка…
А Лёка молчала. В её взгляде по-прежнему не было ни капли осмысленности – она стояла, обеими ногами крепко зажав валяющуюся на асфальте спортивную сумку, и молчала, уставившись в Женину переносицу.
Всё не так. Всё это, раз уж свершилось чудо, раз уж эта встреча произошла, всё это должно было быть совсем не так!
И Женя, испугавшись, вдруг сделала еще несколько шагов – на автопилоте, не задумываясь – и уткнулась носом в Лёкино плечо.
Всё хорошо. Всё правильно. Всё верно. Всё так, как и должно быть. Всё так, как должно было быть и год назад, и два, и десять. Теперь – наконец-то – всё правильно.
И Лёка ожила. Может быть, от прикосновения, может быть, еще от чего-то, но она вздрогнула всем телом, вытянула руки и осторожно, будто боясь обидеть, обняла Женю за плечи.
Запах… Боже мой, как много можно отдать за этот запах! Ни одна его составляющая еще неизвестна науке, да и не будет известна, пожалуй, никогда. И никто никогда не догадается, почему так кружится голова, и слабеют ноги. Почему каждое прикосновение ладоней к спине дарит невыразимое счастье. И почему в глазах становится темно, а в сердце – впервые за много-много лет – спокойно.
Почему?
***
В холл гостиницы они ввалились под руку – смеющиеся и счастливые. Те двадцать минут, что заняла дорога от вокзала, пронеслись как пара секунд. Женя смеялась, Лёка вторила её смеху, а водителю оставалось только посматривать в зеркало заднего вида и удивляться.
– Пророчество сбылось, – чуточку рисуясь, говорила Женя, стискивая в темноте салона автомобиля Лёкину руку и обмирая от счастья, – Помнишь, ты говорила, что я вернусь, а ты встретишь меня на вокзале?
– Точно, – смеялась Лёка, пряча глаза и пытаясь одернуть рубашку так, чтобы не было видно складки на животе, – Только в следующий раз давай организуем нашу встречу более спокойно, ладно? А то меня чуть инфаркт не разбил.
– Я узнала тебя сразу, представляешь? Удивительно… Ты очень сильно изменилась, но я тебя узнала. Может, это судьба?
– Конечно, судьба, – как сладко касаться друг друга бедрами, как приятно и упоительно вдыхать полузабытый запах, и как страшно говорить и ощущать всё, что происходит в глубине душе, – Хотя бы то, что мы жили в одной гостинице всё это время, и ни разу не встретились…
– Чудовище! – Женя наклонила голову и потерлась носом о Лёкину шею, – В одной гостинице – еще можно поверить, а уж соседних номерах… Кстати! Когда ты слушала музыку, а я стучала в твою дверь – я слышала голос, очень тихий, но мне показалось, что этот голос мне знаком. Ты была не одна в номере?
– Я говорила по телефону. Давай это потом, ладно? Нам многое нужно друг другу рассказать.
Лёка была права. Им действительно нужно было многое друг другу рассказать. Но, перешагнув порог Жениного номера, они забыли все слова. Смущение и предсказуемость сбивали с ног, заставляя одновременно радоваться и мучиться.
– Я думаю… Не стоит торопиться, да? – спросила Лёка. Она стояла очень близко к Жене, чувствовала даже тепло её тела, но по-прежнему не могла толком рассмотреть её лицо.
– Конечно, – лучезарно улыбнулась Женя, – Только тебе придется спать на полу. Я пожертвую свое одеяло, а завтра мы всё обсудим. Хорошо?
– Конечно, – эхом повторила Лёка, усилием воли усмиряя дрожь в ладонях, – Договорились.