Чтоб он не чувствовал себя так плохо из-за того, что милая беседа со мной теперь превратится в оборону от постоянных подколов двух быстрых на мысль и острых на язык финансистов, я двумя шагами догнала его и подержала за ладонь несколько секунд. Руки у него действительно всегда теплые и мягкие – он внимательно следит за этим…
Он улыбнулся мне, к нему вернулась бодрость:
– Чего ты, Настюш?
– Ничего, просто настроение хорошее. И ты не грусти, а?
– Не буду, – согласился он.
Я кивнула, отстранилась и пошла чуть сзади – неудобно идти с ним за руку перед студентами. На парапете второго этажа вдруг заметила Смагина – большой, статный синеглазый ректор в дорогущем костюме он смотрел на букашкоподобных студентов, копошащихся в холле, и упивался своим величием и великолепием. Смагин скрестил руки на груди и проводил взглядом нашу процессию, виду не подал, даже не кивнул мне в ответ на мой осторожный взгляд.
Он меня недолюбливает. Может, дошли какие-то нелицеприятные слухи?… Неправильно все как-то. Глупо, пошло и неправильно.
Мы засели в кабинетике на втором этаже. Андрей Александрович и Илья взяли кофе, а Коля, разумеется, заказал пиво. Мне пришлось поддержать.
– Тогда давайте два "Хугардена", – обрадовался он.
– Логинов, еще полудня нет, а ты пиво глушишь. Совести у тебя нет, – констатировал с сожалением Долинский.
– А откуда ей быть? – махнул тот.
– Ну да, ты же у нас такой весь из себя бессовестный мизантроп и социопат, – усмехнулась я, и коллеги поддержали веселье.
– Да ты же просто лапочка, Коля, – сказал Илья.
– Это я пошутил так, про совесть, – признался Долинский. – На самом деле, самое жуткое, что ты когда-либо сделал, это заставил курить моего кота на даче.
– Нет, самое жуткое, это когда он вместо сгущенки на блины майонез налил, – встряла я.
– Это была Таня! – возмутился Коля, нежно пиная меня в бок локтем.
– Ну, какая разница? Блины ж ты принес на корпоратив, – напомнила я. – Так что теперь это в памяти коллектива отложилось как очередной ляпсус Логинова.
– Нет, самый блеск – это день работников ЖКХ, который мы в общежитии отмечали! – продолжил Илья, увлекаясь все больше и больше.
– Когда Лешка пельмени в окно выкинул? – с надеждой сказал Коля.
– Это ты пельмени выкинул! – хором утвердили мы с Ильей.
Долинский удивленно заулыбался и вскинул брови:
– А ну-ка, этой истории я не слышал! Кто расскажет?
– Давайте я, вы все неумейки, – махнул рукой Коля. – В общем, собрались мы как-то с ребятами на четвертом курсе в общежитии у общего друга – Прапор у него кликуха, ты его не знаешь, думаю. Учился на год старше нас, на ФПП.
– Не знаю, – подтвердил Андрей Александрович.
– Ну так вот, были там я, Лешка, Илья и еще несколько парней – все из Комсомола. Прапор – тот еще эстет. Перефразируя классика, скажу, что "не мог он "Джеймсон" от "Блу Лейбл", как мы не бились, отличить", и на стол поставил вместо нормальной выпивки какой-то дикий бодяжный коньяк…
Коля рассказывал историю, размахивая руками, пытаясь произвести на Долинского впечатление. Он всегда такой даже если плохо или больно – радостный мальчишка, плодящий бестолковые, но запоминающиеся афоризмы, человек, для которого нет ничего серьезного – кроме анализа социальных систем и безнадежной всепоглощающей страсти ко мне.
Я помню и боль, и радость в его глазах. И часто причиной того и другого была я.
Бывает, мы загоняем себя в такие ситуации, ставим ловушки самому себе – и потом выхода из них нет. У этого доблестного Айвенго есть все, о чем можно мечтать в его возрасте, и только один замок он не взял – меня. Я искренне надеялась, что когда-нибудь это пройдет, но, похоже, с годами он погружался в яму чувств все глубже. Возможно, если бы мы виделись не так часто… Но судьба свела нас здесь, на кафедре госуправления, и, казалось, на всю жизнь.
Я не могла разорвать с ним связь, хотя, наверное, необходимо это сделать и сделать давно – чтоб не держать человека в подвешенном состоянии. Он был хомяком в клетке с расплавленными прутьями, из которой не мог ни выйти, ни нормально содержаться в ней…
– … в общем, Лешка вылил вниз тарелку с пельменями, а следом выкинул полотенце…
– Да это ты был, придурок! – зарычал Илья.
– …а там кто-то курил, этажом ниже. Я представляю себе картину – ну что, покурил, а теперь пойду голову помою.
– Ну просто сладу с тобой нет, бестолочь! – покачал головой друг.
Илья замечательный. Тогда, после Одессы, когда я еще не знала Влада, у нас могло бы что-то получиться – но он оказался не тем человеком. Коля до сих пор думает, что у нас с ним что-то было в поезде или в гостинице… Я не хочу говорить с ним об этом – некоторым вопросам лучше оставаться без ответа, даже если этот ответ принесет успокоение.
– Обалденная история! – резюмировал Долинский. – Ты только что похитил десять минут моей жизни. Ох, Логинов, хоть бы ты молчал почаще, а?
Андрей Александрович – он тоже хороший, только эти его тигровые глаза меня немного удивляют. Он для ребят как духовный отец, хотя у них разница в возрасте чуть меньше десяти лет. Мудрый, опытный, спокойный, и это так хорошо уравновешивает импульсивность Коли и категоричность Ильи… Я его прежде побаивалась, но это всего-навсего иррациональные опасения. Настоящий мужик, и его Марине можно только позавидовать…
– Пиво прилетело! – прогудел Коля, когда два шестигранника с "Хугарденом" оказались у нас на столе. – Ну, давай, Настюха – чтоб побольше историй интересных с нами происходило!
– Главное, без пельменей в окно, – уточнила я и схлестнула с ним бокалы.
И пить бы ему бросить. Раньше это казалось забавным, но, видимо, пора бы остепениться. Он-то отшучивается, а ведь напрасно – Илья мне рассказывал, что Коля ходил обследоваться к Лешкиному отцу, одному из лучших кардиологов Киева. Это неспроста же…
Надеюсь, у него все будет хорошо.
Едва четвертая пара закончилась, и я не всем студентам еще успела объявить баллы за семинар, как на мобильный позвонил Смагин:
– Настя, добрый день! – сказал он леденящим душу голосом. – Это Смагин беспокоит.
– Да, ваш номер у меня записан, – объяснила я. – Слушаю вас.
– Вы можете зайти ко мне? Не торопитесь?
У меня тут же сердце упало… Я никогда не оставалась со Смагиным вдвоем – что ему от меня нужно?
– Да, конечно же – а что-то случилось?
– Настя, о чем вы! Разумеется – все в порядке! Просто нужна ваша консультация.
Жутко хотелось покурить, но я подумала, что это будет не лучшей идеей – Смагин у нас показательный борец с вредными привычками… Забросила вещи на кафедру и направилась к нему в логово.
– Да, проходите, он ждет, – приветствовала меня секретарь.
Я вошла в громадный кабинет. Здесь пахло силой – но не той силой, что внушает доверие и придает ощущение надежности, а грубой, показной силой, и еще очень сильным и резким мужским одеколоном.
Смагин сидел за столом и копался в компьютере. Увидев меня, встал и пошел навстречу.
– Присаживайтесь, пожалуйста, – он указал на кресло в углу кабинета, а сам вытащил из-под стола для совещаний один из стульев и уселся на него верхом, сложив руки в замок на спинке стула. Стул он поставил очень близко ко мне – и словно нависал надо мной всей своей громадиной.
– Что-то случилось? – повторила я, пытаясь улыбаться.
По губам ректора скользнула змеиная ухмылка.
– Настя, мне нужна ваша помощь в одном очень деликатном вопросе.
– Не люблю деликатные вопросы, – сразу заметила я, – но постараюсь вам помочь, если это будет в моих силах.
Он блеснул крупными белоснежными зубами и заговорил тихо, но очень внятно:
– Знаете, иногда нам приходится действовать не в рамках закона, а в рамках необходимости. В данном случае я веду речь о необходимости развития кафедры, науки и всего Института. А конкретно – о кадровой политике.
Так вот оно что!
– Вы что, хотите меня уволить?
Смагин помотал головой.
– Нет, Настя, о чем вы говорите?! За что же мне вас увольнять?
– Ну мало ли, найдется, – предположила я. – Любого можно уволить при желании.
– Тут вы немного ошибаетесь, – он поднял палец вверх. – У нас есть профком и есть КГБ, который следит за тем, чтоб все нормы трудового законодательства были выполнены. Этот человек не допустит, чтоб кого-нибудь уволили без должных на то оснований. А как нам поступать, если повода нет, но есть причина?
Я пожала плечами – что тут ответишь?
– Нужно создать повод, – продолжил ректор. – Или сымитировать его, по крайней мере. В данном случае я забочусь об обновлении кадров и о том, чтоб наша с вами родная кафедра функционировала наилучшим образом. Для этого хочу взять на работу одну хорошую девушку, из другого города – с прекрасными рекомендациями и большим будущим в науке. Я собрался предложить ей должность доцента… Но ведь наша кафедра, насколько вы знаете, и так переполнена, и расширить штатное расписание не представляется возможным…
Смагин несколько кривил душой – на худой конец, снял бы с кого-нибудь, а то и с самого себя, лишнюю нагрузку. Видимо, все-таки хотел от кого-то избавиться. Но от кого? И при чем здесь я?