– Знакомо, знакомо, – улыбнулся КГБ, хотя откуда этому рафинированному эстету знакомо ощущение похмелья?
Мы подошли к крыльцу, и наш разговор сомнительной приятности закончился. Я чуть отстал, доставая на ходу сигарету, махнул ему рукой на прощание и остановился у крыльца, чтобы подымить для снятия головной боли.
Представляю, что вспыхнуло у него в голове: "Нарушаем устав Института, Логинов? Дурной пример студентам?" Но он деликатно промолчал – я все-таки зять великого и ужасного Смагина…
В одиннадцать тридцать, не отойдя до конца от всех последствий алкогольной интоксикации, бодрясь, я вошел на кафедру и застал там непосредственное начальство – Джихад. Едва я радостно поприветствовал ее, завкафедры метнула в меня строгий взгляд.
– Так, Логинов. Когда ты, малыш мой, научишься не мешать трех напитков, или хотя бы будешь делать это не за день до экзамена?
Я уже не имел необходимости прикидываться свежим и облегченно упал в первое попавшееся кресло.
– А можно, я им автоматы выставлю?
– Я тебе так выставлю потом, что уши загорятся, – пообещала Джихад, и в ее словах звучала настолько искренняя угроза, что я снова мобилизовался и немедленно встал. – Растворись в коридорах, иначе настучу тестю!
Я растворился в коридорах. Ни к чему мне разговоры с "папочкой" о здоровом образе жизни и ответственности за пьянки.
– Ну что, господа будущие студенты? Начинаем матч! – радостно возвестил я. – Сейчас возьмусь за вилы… то есть за ведомость, простите, разведем мяч и приступим.
Я любил принимать экзамены у первого курса, старался их щадить и по возможности не отправлял на пересдачи. И никто у меня не списывал. В этом не было необходимости. В течение семестра я запоминал всех в лицо и по имени, да и никаких бумаг ни на лекциях, ни на семинарах не держал. Точно так же проходил и мой экзамен – работы на проштампованных листках откладывались в сторону, а я приступал к экзекуции.
Я требовал от них все, что рассказывал на лекциях и семинарах, выжимал из этих тугих голов то, что вбивал в них на протяжении семестра; выходил с экзамена в девять вечера с последним студентом, выкуривал сигарету на ступеньках и уезжал, чтобы отоспаться.
Я любил свою работу.
Но нашелся человек, который не считал меня достойным ее.
Дело чести
(свидетель: КГБ)
Никакие житейские блага не будут нам приятны, если мы пользуемся ими одни, не деля их с друзьями.
Эразм Роттердамский
Видок господина Логинова еще с утра навел меня на мысль о том, что этому человеку давно не место в ИПАМ. Спустя несколько минут догадка подтвердилась.
– Вы глава профсоюза? – прозвучало мне в спину, когда я прошел в свое крыло мимо аккуратно одетой пожилой женщины с заплаканными глазами.
– Простите? – я обернулся и прищурился, вглядываясь в незнакомое лицо (пора заменить очки). – Мы не знакомы?
– Успеем познакомиться, если вы меня примете, – грустно сказала женщина, и я понял, что она только-только перестала плакать. – Если не поступите так же по-скотски, как ваш проректор…
Проректор! Возможно, речь идет о Смагине?
– Тише, тише, что вы! Идемте, идемте же… – я подхватил посетительницу под руку и увлек к своему "логову": в ИПАМ у стен есть не только уши, но и глаза.
Осенью – выборы ректора. Мне позарез нужна какая-нибудь подстраховка, козырь, чтоб не допустить Смагина к кормушке, не позволить ему превратить ИПАМ в семейный бизнес. Конечно же, поддержка коллектива – основной плюс, но мало ли, что удумает этот синеглазый лис.
Я налил посетительнице чаю и поставил перед ней открытую коробку конфет.
– Вы правильно поняли, я глава профсоюзного комитета. Расскажите, что у вас стряслось, отчего слезы? Я гарантирую вам помощь и поддержку, что бы ни произошло.
Мое участие было совершенно искренним – не люблю несправедливые обиды.
– У меня все в порядке, это у вас произошло, – женщина снова начала расстраиваться, и я успокаивающе погладил ее по руке, что быстро возымело положительный результат. – У вас в Институте, я имею в виду. Извините, а как вас зовут?
– Константин. Давайте без отчества, хорошо?
При нормальном освещении я увидел, что эта женщина старше, чем показалось первоначально, хотя по голосу не скажешь.
Она грустно улыбнулась:
– А вы гораздо более приятный собеседник, чем проректор Смагин…
Значит, я угадал! Коротко кивнул, давая понять: да, Смагин – не самый лапочка.
– Меня зовут Ирина Драбова, я врач, – начала женщина. – Моя дочь учится на четвертом курсе вашего Института, на факультете госуправления…
Ага, отлично – еще и его факультет!
– …У меня вымогают взятку за поступление дочери в магистратуру.
– У нас в Институте? Кто? Назовите мне фамилию, и я…
– Его зовут Николай Логинов.
Просто подарок судьбы! Зять Смагина, бельмо на глазу отечественной науки, инородное тело в здоровом организме высшей школы, самовлюбленный котяра. Но я нашел в себе силы ответить жалобщице корректно, в духе корпоративной солидарности:
– Впервые слышу, чтобы в ИПАМ вымогали деньги, да еще и такой прекрасный молодой специалист, как Николай Михайлович. Но я всегда готов прислушаться к людям. Возможно, что-то упускаю, тем более что следить за режимом не входит в мою компетенцию…
Не скрою, мне было трудно бороться со стыдливым румянцем на щеках: не далее как вчера декан ФЭП в моем присутствии в своем собственном кабинете отдал этому хлыщу тысячу евро за экзамен каких-то своих протеже. Этот Логинов уже ничего не скрывал и никого не боялся.
Дама обрадовалась, ведь в отличие от Смагина, я готов был ей поверить.
– Значит вы с ним разберетесь?
– Разумеется! У вас ведь есть доказательства?
Я слабо верил в то, что таковые будут, и спросил скорее на всякий случай: какие уж тут доказательства могут быть? Но она меня приятно удивила.
– Да, у меня есть звукозапись. Я знаю, что для органов этого мало, но вы, возможно, захотите послушать…
Она запустила руку в сумочку и достала диктофон.
Обстоятельства вынудили меня пойти на радикальные шаги в отношении соперников по "внутрипартийной борьбе". Я позвонил в УБЭП старому армейскому дружку, отдел которого курировал среди прочего и борьбу с коррупцией в вузах, и пообещал заехать к нему домой для важного разговора.
Велехов живет на Лукьяновке. Я не стал брать машину, на случай, если придется выпить по пиву, и мы договорились встретиться вечером в сквере Котляревского.
Друг выглядел на редкость плохо, даже для своей профессии: хмурый, небритый, с синяками под глазами. С ним рядом без поводка бежала громадная овчарка. Я критикую Велехова за то, что он держит такую псину в квартире – жестоко это, зверям простор нужен… Но тот не может без собаки – привык, когда мы служили в погранвойсках.
– Привет, старый. Как служба? – начал я.
– Все плохо, – буркнул он. – Рассказывай, что у тебя за дело.
Велехов всегда приветствовал конкретику, поэтому я перешел к делу:
– Посоветоваться надо. Есть проблемы на работе.
Он легко кивнул: давай.
– Куда двинемся?
– Прямо, – он махнул рукой в сторону "Променады".
Псина добродушно виляла хвостом и крутилась под ногами.
– Один мой коллега ведет себя нечистоплотно…
Велехов вдруг посмотрел на меня очень серьезно:
– Костя, я надеюсь, ты не собираешься моими руками расправляться с соперниками? Мое отношение ты знаешь.
– Не перебивай. Я знаю твое отношение, но то, что я скажу, важно. Этот сукин сын, по фамилии Смагин, вгонит в гроб Институт и меня вместе с ним. Он стал первым проректором и движется к ректорской должности. На редкость беспринципный гад – все, что угодно, сделает для личного обогащения. Обложил ИПАМ колпаком.
Друг понятливо кивал и подслеповато щурился, глядя мне в лицо. Я продолжил:
– Ты ж знаешь, терпеть не могу беспредела и стяжательства. И, увы, плацдарм для должности ректора Смагин уже оприходовал – сбить его оттуда будет не так просто. Да и не получится напрямую. Но его зять – мальчишка, жадный не по годам – не такой осторожный и еще более алчный. Есть вариант, как его взять за жабры.
– И что мы сделаем с этим алчным мальчишкой? – приятель зевнул как-то очень длинно и протяжно, и пес тут же повторил этот его жест.
– Ко мне обратилась женщина, с которой он требует взятку. Нужна твоя помощь.
Велехов сделал длинную паузу, подавил очередной глубокий вздох и разразился ответом, от которого мне поначалу не стало легче:
– Скажу тебе так, Костя. Я хорошо знаю, кто такой Смагин и что он собой представляет. Может, знаю даже больше, чем ты. Мы постоянно наблюдаем за ИПАМ – это такая контора, за которой нужен глаз да глаз, учитывая чьи дети там учатся, и где они потом работают. Но, помимо нас – наблюдателей, – есть очень серьезные люди в больших кабинетах, хотят прибрать ваш универ к рукам. Конкуренция ведомств, слыхал про такое? У них и руки длиннее, и звезды на плечах пообъемнее, но пока что они своих прав на ИПАМ не предъявили. Значит у нас есть возможность взять ситуацию в свои руки. Это, наверное, не самый взвешенный мой поступок, но я тебе помогу. Без гарантий, правда.
– Хочешь сказать, крыша Смагина может оказаться мощнее ваших ребят? – догадался я.
– Именно, – подтвердил друг. – Но надо рискнуть. Пока что ни про какую его крышу я не слыхал, поэтому тут мы ничего не нарушаем. Давай, рассказывай поподробнее, что там у тебя…