Просто статьи получаются значительно интереснее, когда подсудимый выглядит виновным.
— Он не виноват, — сказала она уверенно.
— Вы это знаете или просто надеетесь, что это так?
Она закрыла рот рукой. Ногти были обгрызены до мяса.
— Не будем говорить об этом.
— Вы знаете, кто убил Рут Кейв?
— Нет. Конечно, нет.
— И я должен узнать, кто это сделал?
— Это, наверное, будет очень трудно сделать, так как все это произошло очень давно. Во всяком случае, мне все равно, кто это сделал. Я почти не знала эту женщину. — Она опять вернулась к Кейву. — Как вы думаете, решение суда будет зависеть от того, какое он произведет впечатление, когда будет выступать в суде?
— Обычно, когда разбираются дела об убийстве, это имеет значение.
— Вы часто присутствовали на таких заседаниях, не так ли?
— Слишком часто. И думаю, придется присутствовать еще на одном.
— Да, — сказала она резко и решительно, наклонившись ко мне. — Я не могу себе позволить присутствовать на суде сама. Поэтому попрошу вас оценить судебных заседателей и посмотреть, как выступление Глена, то есть мистера Кейва, будет ими воспринято. И хочу, чтобы вы сказали мне, удастся ли ему выпутаться.
— А если я не смогу этого решить?
— Вы должны будете сказать мне: да или нет. — Ее грудь коснулась моей руки, но она была так поглощена тем, что говорила, что даже не заметила этого. — Я решила действовать в зависимости от этого вашего решения.
— Действовать как, в каком направлении?
— Да хоть продаться самому черту, если от этого будет зависеть его жизнь.
— Хорошо. Постараюсь сделать все, что смогу. Где мы с вами встретимся?
— Я сама с вами свяжусь. Я зарезервировала вам номер в отеле «Рубио». Сейчас я отвезу вас в суд. Ах, да. Деньги. — Она открыла кожаную сумочку, и я заметил, что в ней лежит пистолет. — Сколько я вам должна?
— Сто долларов будет достаточно.
Она протянула мне несколько бумажек, и мы пошли к машине. Она указала мне на правую заднюю дверцу. Я обошел машину слева, чтобы прочесть номер на карточке на рулевой колонке. Но кожаный чехол, в котором она должна была находиться, был пуст.
Маленькая девочка поднялась на переднем сиденье и, повернувшись в мою сторону, сказала:
— Здравствуйте. Вы мой папа? — Глаза ее были такими же голубыми и чистыми, как небо.
Я не успел ответить. Ее мать сказала:
— Джейни, ты ведь знаешь, что это не твой папа. Это мистер Арчер.
— А где мой папа?
— В Пасадене, дорогая. Ты это знаешь. Сядь и помолчи.
Девочка опустилась на сиденье и исчезла из моего поля зрения. Мотор машины злобно заревел.
* * *
На часах здания суда было десять минут двенадцатого. Верховный суд располагался на втором этаже. Я сел на одно из свободных мест в заднем ряду, в отсеке, предназначенном для зрителей. Несколько старушек повернули головы и посмотрели на меня укоризненно, как будто я прервал богослужение в церкви.
Суд напоминал старинную церемонию одного из племен, проходившую в гроте. Красные шторы на высоких окнах были опущены. В зале полутемно и душно. Черные чугунные устройства, служащие люстрами, слабо освещали седую голову судьи и человека, который стоял на возвышении для свидетелей.
Я узнал Гленвея Кейва по фотографиям, опубликованным в газетах. Это был крупный красивый мужчина лет тридцати, который раньше был вообще неотразим, но четыре месяца в тюрьме в ожидании суда сделали свое дело. Глаза его глубоко запали, двубортный габардиновый костюм висел на нем, как на вешалке. Он выглядел вполне подходящей жертвой для этой церемонии. Широкоплечий мужчина с коротко остриженными волосами цвета соломы наклонился над стенографической записью, что-то нашептывая судебному репортеру. Это был Харви, главный защитник по этому делу.