Впервые за все эти годы Джордана с удовольствием согласилась выслушать предложение Юсефа. Она не питала к нему симпатии, как и ко всем холуям и сводникам, не понимала, зачем Бейдру понадобилось окружить себя людьми такого сорта - когда ему стоило только щелкнуть пальцами, чтобы получить любую женщину, которая могла ему понравиться. Он все еще был самым красивым, самым желанным из всех, с кем ей доводилось встречаться.
Когда Юсеф объявил, что собирается устроить небольшую вечеринку в честь продюсера, который взялся поставить для Бейдра фильм "Пророк", Джордана согласилась, что с ее стороны будет хорошим тоном взять на себя роль хозяйки. Юсеф особенно нажимал на то, что Бейдр будет доволен.
Столы на двадцать персон были накрыты в небольшом ресторанчике на полпути между Каннами и Ниццей. Джордана в качестве хозяйки устроилась во главе стола, а Винсент, почетный гость, по правую руку от нее. Поскольку Бейдр отсутствовал, головное место на противоположном конце стола демонстративно оставили незанятым. Где-то посередке, между двумя хорошенькими женщинами, сидел Жак, белокурый жиголо, которого княгиня Мара представила Джордане в день ее рождения. Интересно, с кем он сейчас, равнодушно подумала Джордана.
Заказанный Юсефом ужин был просто великолепен. Шампанское "Дом Периньон" лилось нескончаемым потоком. Джордана после первых же глотков почувствовала, что близка к опьянению. Но ей было все равно. Майкл Винсент произвел на нее благоприятное впечатление - даже невзирая на то, что не пил ничего, кроме "скотча". Кроме того, он был ее соотечественником, и она могла обмениваться с ним шутками, подлинный смысл которых ускользал от остальных.
Все время ужина она ловила на себе пристальный взгляд Жака. Всякий раз, когда ей случалось посмотреть в ту сторону, он пытался привлечь ее внимание. Но они сидели слишком далеко друг от друга, чтобы завести разговор.
После застолья Юсеф предложил отправиться в соседний зал на дискотеку и таким образом продолжить вечеринку. Джордана была уже достаточно на взводе, чтобы признатьэту идею очень удачной. Она обожала танцевать. Однако прошло не менее часа, прежде чем она подняла глаза и увидела перед собой Жака.
Он церемонно наклонил голову.
- Можно пригласить вас на следующий танец?
Джордана прислушалась к музыке "Роллинг Стоунз", всем своим существом отзываясь на тяжелые звуки ударных, и повернулась к Винсенту.
- Прошу прощения.
Тот кивнул и заговорил с Юсефом. Джордана начала покачиваться в такт мелодии, не успев еще дойти до танцевального круга. Жак мигом присоединился к ней. Она окинула его критическим взором. Французам не очень-то идет танцевать рок. Он слишком прямо держался и двигался немного скованно. Отдавшись собственному ритму, Джордана почти забыла о нем - как вдруг его голос заглушил музыку:
- Ты обещала позвонить.
- Я?
- Да.
- Не помню, - честно призналась Джордана.
- Это неправда.
Не говоря ни слова, она повернулась и пошла прочь. Жак догнал ее.
- Прости. Давай танцевать дальше.
После некоторых колебаний она позволила ему отвести себя обратно на площадку. К тому времени рок сменился плавной мелодией. Жак обнял ее и крепко прижал к себе.
- Последние три дня я не могу ни есть, ни спать, - сказал он.
Джордана была холодна, как лед.
- Я не нуждаюсь в жиголо.
- Кому, как не мне, это знать? - воскликнул он. - Еще бы-ты такая красавица! Я хочу тебя.
Джордана смерила его скептическим взглядом и вдруг ощутила у своего бедра что-то твердое.
- Чувствуешь, как я тебя хочу? - настойчиво шептал Жак.
Джордана закрыла глаза и положила голову ему на плечо. Ей льстила горячность этого красивого юноши, приятно щекотала самолюбие его эрекция. В голове плыл розовый туман. В конце концов, может быть, он и искренен.
Она не видела, какой улыбкой он обменялся с Юсефом.
Грубая ткань бесформенной рубашки и брюк цвета хаки царапала ей кожу, когда Лейла вместе с еще пятью новенькими вошла в барак командира. Жесткие кожаные сапоги тяжело грохотали по деревянному настилу. Желтый свет керосиновой лампы перемежался причудливыми тенями.
Женщина-командир занимала стол в дальнем конце комнаты. По обе стороны от нее сидело по солдату. Она просматривала лежащую на столе газету и не подняла глаз, пока девушки не застыли прямо перед ней.
- Смирно! - гаркнул сержант.
- Да здравствует победа! - выкрикнули все пять новеньких, как их научили в первый же день пребывания в лагере.
Лейла отвела назад плечи и почувствовала, как жмет тугой, также сшитый из грубой хлопчатобумажной ткани лифчик. Она смотрела прямо перед собой.
Женщина-командир встала. Лейла обратила внимание, что она носит нашивки, соответствующие званию полковника. Начальница с минуту молча взирала на пополнение, а потом резким, неожиданно зычным голосом крикнула:
- Смерть врагам!
- Смерть врагам! - хором откликнулись они.
Начальница одобрительно кивнула и произнесла уже обычным голосом:
- Вольно!
Девушки расслабились; зашуршала жесткая материя. Женщина-командир обошла вокруг стола.
- От имени Братства бойцов за освобождение Палестины приветствую ваше участие в святой борьбе за избавление нашего народа от израильского ига и империалистического гнета. Я знаю, каждая из вас многим пожертвовала, чтобы прийти сюда. Вас ждет разлука с близкими, возможно, остракизм со стороны некоторых знакомых, но одно я могу вам твердо обещать: впереди победа, какой не знало человечество. И поэтому борьба еще только начинается.
Вам предстоят еще большие жертвы. Отныне ваша честь, ваши тела и души принесены на алтарь общего дела. Вас будут обучать многим вещам, и в первую очередь обращению с оружием - винтовкой, ножом, пистолетом. Вы научитесь изготавливать бомбы - большие и маленькие. Узнаете, как можно убивать голыми руками. Все для того, чтобы мы плечомк плечу с мужчинами свергли сионистских захватчиков и вернули эту землю ее единственному хозяину - народу.
- Каждая из вас, - продолжала женщина-командир, - уже принесла присягу на верность нашему делу. С этой минуты ваши настоящие имена должны быть забыты. Здесь, в лагере, вы будете откликаться только на данные вам клички и, следовательно, в случае непредвиденного пленения не сможете выдать своих товарищей. Отныне вы обязаны хранить верность братьям и сестрам по оружию.
Женщина-командир выдержала паузу. Все с напряженным вниманием слушали ее.
- Следующие три месяца будут самыми трудными ввашей жизни. Зато потом каждая сможет занять свое место рядом с Фатмой Бернави, Мириам Шахашир, Аидой Исса и Лейлой Халед, которые показали себя достойными бойцами, сражаясь наравне с мужчинами.
Она вернулась на свое место между двумя солдатами.
- Желаю вам удачи!
- Смирно! - вновь рявкнул сержант.
- Слава! - прокричали девушки, выпрямляясь.
- Смерть врагам!
- Смерть врагам! - прозвучало в ответ.
Женщина-командир отдала честь.
- Вы свободны.
Строй распался. Девушки высыпали за сержантом в ночь.
- Расходитесь по своим баракам, - сухо сказал сержант. - Подъем в пять.
Он повернулся и зашагал в сторону мужской части лагеря, а девушки-новобранцы направились к небольшому строению, куда их поместили. Лейла ступила на крыльцо одновременно с молодой женщиной, чья койка была рядом с ее собственной.
- Ну, разве начальница не прелесть? - заговорила Лейла. - У меня впервые такое чувство, будто моя жизнь имееткакой-то смысл.
Девушка посмотрела на нее так, словно она с луны свалилась.
- Хорошо, что у тебя такие чувства, - безразличным тоном произнесла она. - А я попала сюда только потому, что здесь мой парень. Но меня не подпускают к нему. У меня все застоялось, так что не удивляйся, если ночью я окажусь в твоей постели.
На высоте тридцать пять тысяч метров над Атлантическим океаном, под темно-синим звездным небом, Бейдр мирно спал, пока самолет, торопя время, летел в Нью-Йорк. Внезапно он проснулся, как от толчка, сел и почувствовал у себя на глазах слезы. Бейдр вытер их пальцами и потянулся за сигаретой. Должно быть, ему снилось что-то страшное. Но и наяву в нем шевелилось тяжелое предчувствие, какое-то дурное предзнаменование камнем навалилось на душу.
Спящая рядом девушка шевельнулась.
- В чем дело, дорогой? - сонно спросила она.
- Все в порядке, - ответил он, - Спи.
Девушка затихла. Скоро и Бейдра успокоил мерный гул двигателей. Он потушил сигарету, откинулся на подушку и тотчас погрузился в забытье.