- Чертовы фашисты, - говорила она про смотрителей квартала.
На самом деле смотрители были приятной супружеской парой средних лет. Они искренне полагали (вопреки фактам), будто обитатели Орчард-Клоуз - милейшие старички, беспечно коротающие сумерки своей долгой жизни.
- Сумерки! - брюзжала Ви. - Я им покажу сумерки! У меня впереди лучшие годы, пусть не забывают!
Ви было восемьдесят. Джину она родила поздно, особенно по тем временам - в тридцать пять, от американского летчика, который после войны задумал начать новую жизнь в Англии. Перспектива отцовства, однако, вынудила его изменить решение, и он спешно вернулся в Нью-Джерси, оставив в память о себе коллекцию пластинок да пару форменных брюк, из которых Ви потом сшила Джине мягкую свинью. "Смахивает на него", - говорила она.
Ви никогда не была замужем и не притворялась замужней. Она переехала из Лондона в Уиттингборн уже беременная, привлеченная плакатом с очаровательным пейзажем здешних мест и подписью: "Ворота в сердце Англии". Ви устроилась на работу в магазин одежды и вскоре, несмотря на грубоватый лондонский нрав и говор, стала помощницей управляющего. Джина родилась в городской больнице Уиттингборна и росла в узком доме рядовой застройки без всякого сада или вида из окна. Уже в семь лет у нее появился свой ключ от входной двери, и ей не раз приходилось им пользоваться, поскольку Ви все чаще задерживалась в магазине. Зимними днями девочка брала фонарь и книгу в кладовку для сушки белья - единственную теплую комнату - и читала до прихода матери. "Я читала все подряд, взахлеб: Диккенса, Луизу Мей Олкотт, Толстого, Ноэль Стритфилд, Дафну Дюморье, Энид Блайтон. Даже журнал, который покупала Ви, "Хоум чат". Его я читала ради любовных историй. Когда он закрылся, начал выходить "Вуменз оун", и его я тоже читала. И Томаса Гарди".
В Орчард-Клоуз книг не было. Джина вышла замуж и забрала их с собой, а Ви не пришло в голову покупать новые. Ей нравилось, что дочь много читает, но сама она больше любила рукоделие. Весь дом был увешан и заставлен ее макраме, вышивкой, вязаньем, лоскутным шитьем и фарфором, поджидающим ее смелых неровных мазков, незаконченными каминными экранами, коллажами из парчи и твида и яркими цветочными натюрмортами (цветы Ви покупала вечером за сущие гроши).
Она очень любила яркие цвета. Еще она любила Джину и Софи, бокс, бренди с имбирным лимонадом по субботам и Дэна Брэдшоу. "Любовь всей моей жизни, - говаривала она дочери. - Но ему я в этом не признаюсь".
Дэн Брэдшоу, вдовец семидесяти семи лет, тоже жил в Орчард-Клоуз, прямо напротив Ви. Его дом отличался безукоризненной чистотой. Он любил хоровое пение ("Не выношу этот шум", - признавалась Ви), естественную историю и Ви Ситчелл. Лоренс однажды сказал Софи (подчеркивая, сколь вечна и крепка настоящая любовь), что Дэн влюблен, точно юноша. "Ему словно и не семьдесят семь вовсе, а двадцать семь".
Дэн считал Ви роскошной женщиной, храброй и сильной. По утрам она частенько ходила его будить, при этом лишь накидывала красный плащ на ночную рубашку, чем неизменно давала повод для пересудов прочим обитателям Орчард-Клоуз. Некоторые даже приподнимали занавески, чтобы получше все разглядеть.
Войдя во двор, Софи среди бархатцев обнаружила Дэна. Тот скромно улыбнулся и поправил соломенную шляпу.
- Эти улитки - прямо чума. Настоящая чума. Из-за ливней их тут целый миллион.
Рядом с ним стояло пластмассовое ведро, на дне которого копошились улитки.
- А что вы с ними сделаете? - спросила Софи.
- Отнесу в сад возле аббатства, там полно кустов, - ответил Дэн. - Надо пошевеливаться, не то Ви их и впрямь сготовит. Она уже давно порывалась.
Софи села на корточки.
- Не верьте ей. Она терпеть не может заморскую еду.
- А я бы и не дал ей готовить. Видеть не могу, когда страдают безвинные твари. А ты теперь отдыхаешь, после экзаменов-то?
- Ага. Вроде того. Сегодня, кажется, у всех есть важные дела, кроме меня.
- Ты же читать любила?
Софи вытащила за панцирь одну улитку. Снизу к ней прилипли еще две. Она тут же с отвращением бросила их обратно.
- Ну да. Только после экзаменов меня уже тошнит от чтения.
- В твоем возрасте я был бойскаутом. Мы учились выживанию, ходили в походы… Да, нынче это небезопасно. А жаль. - Старик принялся рассыпать вокруг бархатцев ярко-голубые шарики. - Ненавижу травить их, а приходится. Простите меня, улиточки.
Софи встала.
- Ну, пойду к бабушке.
Дэн хихикнул.
- Передай ей…
- Что?
- A-а, ничего. Я лучше сам потом скажу.
- Стало быть, уехали на вечеринку? - Ви размазывала сливочную глазурь по шоколадному торту. Она одна умела печь торты с душой, не задумываясь о вреде для здоровья.
- Да, вчетвером на одной машине. Мама, папа, Хилари и Лоренс. Бросили жребий, кому быть за рулем, и выпало Хилари.
- Могли бы и такси вызвать. - Она протянула Софи лопаточку. - На, облизни. Да и вечеринка так себе - одни бывшие жены соберутся. Не пойму, что за радость созывать на свой день рождения всех трех женушек? Пятьдесят лет - подумаешь, большое дело! Не пересластила?
- Чуть-чуть.
- Мне сахара много не бывает. Это из-за войны, будь она неладна. Все годы только и мечтала, что о горячей ванне и сладком. Дэн небось улиток спасает?
- Ага, у него уже штук пятьдесят в ведре.
Ви положила в раковину миску с лопаточкой и включила горячую воду.
- Наш Дэн - мягкий, как масло. Дай ему волю, он откроет службу по спасению крыс или уховерток, ей-богу. - Ви завинтила кран. - Ну, что новенького?
Софи сцепила руки.
- Да ничего.
Ви прошла через крошечную кухню к небольшому зеркалу в форме сердца на стене. Достав помаду из стоящей тут же кружки, она стала подкрашивать губы, внимательно глядя на отражение Софи.
- Выкладывай.
Сидя за кухонным столиком, Софи заметила каплю сливочной глазури и раздавила ее пальцем.
- Сегодня вообще ужасно было. Они с самого утра начали, еще до того, как я проснулась. И при мне продолжали…
- Опять за старое?
- Угу.
Ви закрыла помаду, посмотрела на себя в зеркало с разных сторон. Странная штука - помада. Викторианские девушки даже кусали себе губы, чтобы они казались краснее, иногда до крови. Ви повернулась к внучке.
- Так уж у них заведено, птичка. Не бери в голову.
Софи промолчала. Для ее родителей ссоры и скандалы практически стали средством общения. Неудивительно - за столько-то лет! Но последнее время Софи было не по себе от их перебранок. Мама все больше страдала, папа держался холодно. Они почти презирали друг друга.
- То, что ты называешь "неверностью", - громко заявил Фергус утром, - всего лишь попытка жить собственной жизнью, сохранить хоть что-то для себя!
Джина завопила:
- Ты ничего не понимаешь, не желаешь понять! Разве не видно, как мне одиноко?! Моему мужу нет до меня дела!
На ней был халат, который Софи обожала: темно-зеленый в красных и желтых огурцах. Мама случайно пролила на него кофе; она яростно терла пятно голубой салфеткой и кричала, что быть одинокой при муже в тысячу раз тяжелее, чем быть одинокой по-настоящему. Софи стало больно за нее, и она побежала наверх, в ванную, где двадцать минут просидела на унитазе, уставившись в книгу комиксов.
Ви села напротив Софи и взяла ее за руку. У бабушки была большая и теплая ладонь, а на пальцах множество колец, под которые забилось тесто.
- Выговорись, птичка.
- Ненавижу, когда они ссорятся! - крикнула Софи.
- И правильно. Не след им при тебе скандалить. Да только они всегда так делали, даже когда твой папа только ухаживал за мамой. - Она сжала ее руку и наклонилась поближе, обдав Софи ароматом выпечки и "Красных роз" Ярдли. - Помню, как он поменял свое имя. Вообще-то мать назвала его Лесли, в честь актера Лесли Говарда - уж больно его любила. А сынок-то, как с Джиной моей познакомился, взял и подал в газеты объявление, чтоб отныне все его Фергусом Бедфордом звали. Мама твоя жутко рассердилась. Заявила, что терпеть не может людей, которые стыдятся своего происхождения. Даже оправдаться ему не дала. Я заперлась на кухне и не вмешивалась. А потом глядь: они уже за ручки ходят, целуются-обнимаются, как будто и не было ничего. Больше они это не обсуждали.
- Да, только теперь они за ручки не ходят!
Ви понимающе кивнула. Внучка выглядела утомленной; может, из-за экзаменов? Она так усердно учится. Да еще увлеклась этим окаянным вегетарианством… Джина с Софи много раз пытались убедить бабушку, что белки есть не только в мясе… Напрасно. Ви хотелось как следует накормить эту бледную худенькую девочку с тонкими руками. Будь ее воля, она бы приготовила Софи жаркое и чудный пудинг.
- Птичка, я, конечно, могу поговорить с мамой, но вряд ли она меня послушает.
Софи покачала головой:
- Не послушает. Да и вообще я не за себя расстраиваюсь, а за них.
- Ну конечно, родная. Благослови тебя Бог!
- Я… я просто не хочу слушать их крики! - с жаром проговорила Софи, чувствуя, как уже второй раз за день к горлу подступает ком.
- А уйти нельзя? Устрой себе передышку.
Софи потрясла головой.
- Ты же знаешь, я рада тебе помочь…
Девочка кивнула:
- Знаю, знаю. Не нужно. Я на работу устроилась, чтобы копить на путешествия. Хилари приняла меня в "Би-Хаус".
Ви фыркнула.
- И кем же? Посудомойкой?
- Ну, вроде того…
- За три фунта в час?
- Мне всего лишь шестнадцать. И я правда хочу сама заработать…