Я в полном замешательстве смотрела на нее.
– Конечно, Мари-Энн, я отложу прогулку и выслушаю вас. О чем нам надо поговорить? Присядьте.
Я указала ей на кресло у камина напротив моего.
Мари-Энн послушно села, но сразу же вскочила и начала бегать по комнате, заламывая руки. Мое удивление росло с каждой минутой.
Поведение девушки казалось наигранным.
– Не знаю, как правильно начать, чтобы не обидеть вас.(Уже неплохое начало.) Я очень рассчитываю на понимание.
– Мари, я прошу вас успокоиться и сесть. Сложно сосредоточиться, когда вы бегаете по комнате.
Девушка опять присела на самый край кресла и неожиданно замолчала. Ее тонкие птичьи пальчики дрожали, руки не находили места.
Я терпеливо ждала, стараясь понять, зачем она ломает комедию.
Но то, что я услышала потом, никак не вписывалось в предположения.
– Скажу коротко и ясно. Прекратите разрушать нашу семью, – выпалила Мари-Энн, быстро и требовательно взглянув на меня.
Я ничего не поняла.
– Чью семью?
– Нашу семью с Томом. Прекратите разрушать нашу семью, – повторила она с еще большей убедительностью.
Я не сводила с нее удивленных глаз.
– Элен, послушайте! У нас есть ребенок. Девочка, ей всего полгода, вот, посмотрите, какой ангел, ее зовут Лизи, – и Мари-Энн достала из кармана платья фотографии.
Со снимков на меня смотрела улыбающаяся голубоглазая малышка в кружевном чепчике. Улыбка напоминала улыбку Тома, но лицом девочка походила на Мари-Энн.
"Черт! Черт! Черт!"
Горький колючий комок застрял в горле.
Девушка невозмутимо продолжала:
– Томас мне все рассказал. Я знаю, что у вас есть дочь. И вы знаете, как ребенку тяжело без отца. В прошлом году…
Мои мысли унеслись прочь.
"Да, я знаю, как тяжело малышке без отца. Разрушить семью – то же самое, что убить любовь, одного или несколько человек – не имеет значения. Кара за это последует неминуемо. Убить любовь означает уничтожить чей-то мир, чью-то вселенную. Больше я на такое не пойду. Никогда. Я поклялась. Я расквиталась за прошлый грех, искупила его. Четырьмя годами "строгого режима и ежедневной профилактики". Чужой образ из затмевающего солнце превратился в песчинку. "Не сотвори себе кумира" – заповедь, которую я нарушила и заплатила за это…"
– Если бы вы только знали, как нам хорошо было позапрошлым летом в Лигурии, мы снимали уединенную виллу. Любили друг друга, и каждый вечер… Мисс, вы меня не слушаете?
Я улыбнулась через силу и повторила:
– Нет, я слышу, как вы любили друг друга. И каждый раз, когда садилось солнце…
– Да, мисс, извините за интимные подробности, но вы должны знать, как хорошо нам было вместе. Самое счастливое время для меня и Томми… Мы занимались любовью все ночи напролет… Лизи – плод нашей страстной любви.
В голове пульсировала кровь. Превозмогая подступающую тошноту, я подняла голову к потолку и постаралась глубоко и равномерно дышать. Постепенно дурнота миновала, я вернулась к непрекращающемуся щебетанию словоохотливой Мари-Энн. Меня до смерти утомили детали их отношений.
– Ну, хорошо, спасибо за подробный рассказ, а чем я разрушаю вашу семью? Если уж быть до конца честной, то Томас ни разу мне не говорил, что женат…
– Я знаю, он такой застенчивый, неуверенный в себе. Точнее сказать, мы не совсем женаты, но собирались узаконить наши отношения, пока Томас не осуществил поездку в Россию. Если бы вы только знали, как он любит нашу Лизи. А малышка очень скучает по папе и звонит ему каждый день… Вот вчера, например…
Итак, у Мари-Энн есть ребенок от Томаса. Допустим, я ничего не знала об этом, не спрашивала, поэтому он и не говорил.
Я продолжала с недоумением смотреть на девушку, которая выворачивала передо мной душу наизнанку. Странно, зла на нее у меня не было, ее отчаяние в борьбе за любимого человека понятно и оправданно. Единственное, что я не могла взять в толк, – зачем она пришла с этой проблемой ко мне.
– Я уверена, если бы не наша глупая ссора, то Томас бы не ушел от нас с Лизи. Поймите меня, мисс Элен, вы же опытнее меня, намного старше…
"Оп-ля! Маска упала! Это твой козырь?"
Удивительно, но мне стало легче. Ее невольная или, скорее, запланированная оговорка вернула меня в реальность, лишила навязанной вины и роли коварной разлучницы.
– Позвольте, Мари, ненадолго прерву вас. Допускаю, что я опытнее в вопросах выживания, но никак не в амурных. Здесь вы мне фору не дали. Кстати, я не намного старше, но это не важно.
Странная вещь – женский возраст. То от него бегут, как от чумы, то им манипулируют. Для достижения цели все козыри хороши.
Моя визави некоторое время молчала, обдумывая услышанное, но потом, как ни в чем не бывало, продолжила подобно заведенной пластинке:
– Вы любили кого-нибудь?
Я беспристрастно смотрела в ее широко распахнутые вопрошающие глаза.
– Томас увлечен вами, судьба нашей семьи в ваших руках! – Мари-Энн закричала от отчаянья.
Несмотря на мой скептицизм, эти слова прозвучали как гром среди ясного неба. Стало понятно неадекватное поведение Мари-Энн в последние дни. Бедняга сходила с ума от ревности и открыла сейчас все карты, в надежде спасти свою семью. Она использовала последний шанс.
Каким бы предвзятым ни было отношение к сопернице, я мгновенно сделала выбор.
То, что я покину Томаса и более не буду поддерживать с ним отношений, стало с этой минуты очевидным. Было удивительно другое: не зная меня, Мари нашла самое уязвимое место, мою ахиллесову пяту – я не могу ничего разрушать.
Она ждала ответа, но я молчала.
Уехать прямо сейчас или подождать Томаса? Решение не приходило.
– Так что вы хотите от меня, Мари-Энн?
Ее ответ я восприняла как указание, данное свыше.
– Вы не могли бы покинуть Торнбери прямо сейчас? Немедленно.
"Немедленно".
Я улыбнулась своим мыслям, чем сильно разозлила Мари-Энн. Просто вспомнила, как в этой самой комнате сравнительно недавно были произнесены те же слова, хотя предыдущая ситуация мало напоминала сегодняшнюю.
Девушка неправильно поняла улыбку, нахмурила лобик и с нескрываемой злостью взглянула на меня. Но я поспешила ее успокоить:
– Я выполню вашу просьбу, но сначала поговорю с Томасом.
Обиженная гримаса исказила лицо собеседницы:
– Вы мне не верите! Думаете, он опровергнет очевидное? Жаль, что мы друг друга не поняли!
Молодая женщина встала и, резко развернувшись на каблуках, покинула комнату.
"Не особенно вежливый финал, Мари, впрочем, как и начало. Но мне все равно. Мне уже абсолютно все равно".
Нужное решение подсказано. Надо уезжать. Ничего страшного не случится – перееду в Лондон, сниму на пару последних ночей отель, а если получится – просто поменяю дату вылета. Пара пустяков. А вот другое – совсем не пустяк: я как была здесь чужаком, так и остаюсь, неважно, сколько времени проходит. Судьба опять сыграла со мной в поддавки, и я сглотнула наживку. Как не было предназначено жить здесь с любимым, так и не суждено с его подобием. Но, несмотря на всю иронию, будет невежливо покинуть Торнбери не попрощавшись и не предупредив Томаса. А самое главное – не поблагодарив его за оказанное гостеприимство.
Я отправилась искать Тома.
Безуспешно стучала в его комнату – никто не открыл. Дверь кабинета заперта, и на стук никто не ответил. Томаса не было ни в гостиной, ни в библиотеке, ни в галерее, ни в зимнем саду. Я направилась на кухню, чтобы найти слуг и расспросить о хозяине, но по дороге столкнулась с входящим в дом Гаем.
– Слава Богу, хоть кого-то я нашла. Ты случайно не видел Тома?
Брови Гая удивленно взлетели над зеркалами очков:
– А разве он тебе ничего не сказал? Как это похоже на него… Но все равно странно. Он же знал, что ты улетаешь. Детка, утром он поехал в Лондон. Отец вечером позвонил и потребовал присутствия на сделке у нотариуса. Томас обещал по возможности вернуться завтра к вечеру. Так что теперь мой черед развлекать гостью! Что-то случилось? Ты взволнована.
– Завтра к вечеру? – машинально повторила я, и сердце заныло.
"Он обещал вернуться, и то, "по возможности", только завтра вечером, зная, как мало времени мне осталось. Уже в ночь на воскресенье мне надо покинуть поместье, чтобы успеть в аэропорт на ранний вылет… И он даже не нашел возможности предупредить о своем отъезде? Мари-Энн горько ошибается, я совершенно безразлична ему. Что я вообще здесь делаю?"
Решение созрело молниеносно.
"Я уеду прямо сейчас, к черту все вежливые формальности. Напишу записку с выражением огромной благодарности и объяснением преждевременного отъезда – все просто".
Стараясь сохранять спокойствие, я взглянула на вечно улыбающегося мистера Лэндола.
– Так складываются обстоятельства, что я не могу дожидаться возвращения Томаса. Мне необходимо уехать… – увы, наигранной твердости хватило ненадолго, и я замолчала, подыскивая дальнейшие оправдания.
В зеркальных стеклах отразилось мое взволнованное лицо.
– Ты хочешь сбежать? Почему?
Терять было нечего.
– Гай, это правда, что у твоей кузины ребенок от Тома? Лицо Гая помрачнело.
– Откуда ты знаешь? Это она сказала тебе? Глупая овца, не могла подождать еще пару дней. Это не твои проблемы.
– Я не вижу никаких проблем, просто ответь на вопрос.
– Да, но это ничего не значит. Я всегда говорил, что она не удержит его ребенком! Шантажировать мужчину собственной дочерью – глупо!
"Безусловно, глупо. Собственная дочь никогда ничего не решала, ее можно забыть, выкинуть из жизни, взвалив на нее неведомые чужие грехи".