– На все воля Божья, мисс! Позвольте ему судить, и если Всевышнему будет угодно – то вы встретитесь вновь, потому что любовь перенесет любые испытания, и время, проведенное в разлуке, для нее ничего не значит. Смиритесь, моя дорогая. И положитесь на Бога. Когда вы будете в безопасности, Антонио подаст мне знак, я сообщу Фитцли обо всем, что случилось. А пока я буду вынуждена лгать во спасение. Умоляю, сохраняйте спокойствие и не выдайте своих намерений никому в доме. Я уже не могу поручиться ни за кого из слуг. Поспешим, – и с этими словами она оставила комнату.
Трудно описать состояние, в котором я находилась после признания миссис Фриды. Это был ступор, невозможность осмысления реальности, неверие в происходящее со мной, нежелание принять страшную правду. Путем невероятных усилий я заставила себя двигаться; переоделась в удобное для длительного путешествия платье и взяла самое необходимое в дорогу. Приготовившись, я села у окна, безмолвно и безучастно наблюдая, как солнце катится к кромке леса. К принесенной Фридой еде и питью я не притронулась, но не потому, что боялась отравы. Просто мне было уже все равно, смерть от яда не страшила – убивала сама мысль о разлуке с моим любимым. Оставалась ли крошечная надежда увидеть его снова – никто не знал. Так я и продолжала сидеть, уставившись в одну точку, туда, где диск солнца зацепился за острые верхушки елей. Парк медленно погружался в сумерки.
Дверь тихо открылась. Я сразу же поднялась и, не оглядываясь назад, покинула комнату.
В коридоре второго этажа, на лестнице и в холле никого не было. Фрида нежно, по-матерински обняла меня; я нагнулась. Лицо экономки было влажным от слез.
– Вот письмо с пояснениями, отдайте его Антонио лично, ничего не бойтесь, он позаботится о вас.
Испанка на секунду замолчала, а потом взяла мою руку и быстро надела на нее тяжелое золотое кольцо.
Предвосхитив мой вопрос, быстро зашептала:
– Молчите и слушайте. Во имя всего святого, берегите это кольцо и никогда не расставайтесь с ним. Я чувствую, в нем заключена какая-то странная сила, она не от дьявола, эта сила светлая, непонятно, почему за ней охотится Лукас. Поздно он спохватился, слишком поздно. Продавши душу, разве можно вымолить прощение?
– Фрида, ради Бога. Я ничего не понимаю.
– Тихо. Уносите его прочь, подальше от Торнбери, подальше от его дьявольских планов, темнота которых даже мне неведома. Когда-то, очень давно, когда мы любили друг друга, он был совсем другим и подарил мне кольцо в знак вечной преданности. Но время изменило моего друга. В поисках способов заполучить власть над людьми, в попытках подчинить их разум своей воле он перешел грань дозволенного. Позволил своему эго встать над миром, подняться над Божьим правосудием. С недавнего времени он одержим этим кольцом, будто в нем находится ключ к обретению власти над миром. А может, что другое. Видите на его поверхности письмена? Это древние руны, мне не довелось разгадать их общий смысл, хотя значение каждой известно. Возможно, сила не в них, а в человеке, носящем кольцо. Я редко надевала его – слишком тяжелое. А с каждым годом все тяжелее. Уносите его из этого дома и спрячьте как можно дальше. Сердцем чувствую, не должно оно вернуться к своему прежнему владельцу. Не теряйте времени. Идите. Помните, что я сказала! И хранит вас Господь. Простите меня и прощайте!
– Спасибо, – мой голос предательски дрогнул. – Спасибо за все, что вы сделали для меня, что были настоящим другом. Я никогда не забуду вашу доброту, никогда не смогу забыть Торнбери. Берегите его. Скажите ему, что я буду всегда любить и помнить.
В этот момент слезы задушили. Не сказав более ни слова, быстро, не оглядываясь, я вышла и поспешила к стоящей неподалеку Марте. Верный Готлиб заботливо подсадил меня, и мы немедленно двинулись в путь.
Была четверть седьмого, но в конце августа дни стали заметно короче, и уже начинало темнеть. В сопровождении Готлиба я ехала через парк, направляясь к границе поместья, где ждал брат Фриды.
Что будет дальше, в совершенно чужом мире, в далекой Испании – мне было безразлично; разлука с самым дорогим человеком окончательно лишила возможности продумывать будущее. Сердце мое осталось в Торнбери.
Мы достаточно удалились от дома, парк закончился, замелькал сосновый лес, погруженный в глубокие сумерки, загадочный и опасный.
Впереди послышался стук копыт, и в конце лесной тропы показался одинокий, быстро приближающийся всадник. Готлиб взволнованно осадил лошадь и попросил меня остановиться. Несколько мгновений мы тревожно вглядывались в темноту. Каким-то неземным чутьем я поняла, что там, в конце дороги, мой хозяин. Он все-таки успел. Письмо пришло вовремя. Бросив все дела, он поехал назад. Он успел! Мое сердце затрепетало в груди от радости, я спрыгнула на землю и побежала ему навстречу, не слушая предостерегающих криков Готлиба.
"Вот и все! Все закончилось, весь ужас позади! Он тот храбрый рыцарь, которого я рисовала в своих детских мечтах, он спасет меня, потому что я в сказке, а в сказке все всегда заканчивается хорошо!"
Я бежала к нему навстречу и видела, как он остановил лошадь, спешился и с радостным криком "Элен!" бросился навстречу.
И в тот момент, когда мы уже протянули друг к другу руки, мир искривился в магическом зеркале, поплыл в дурмане, напоенный волнами сладкого завораживающего аромата.
Я огляделась. Не может быть! Слева от меня в низине стоял усыпанный пышными гроздьями дикий боярышник, цветущий в конце августа. Вечно цветущий проклятый куст!
Понимая, что сейчас произойдет, я посмотрела в отчаянии на Фитцджеральда. Воздух вокруг уже начал уплотняться, впитываться в кожу, появился знакомый нарастающий металлический звон в ушах. Запах цветов душил, становился невыносимым, голова поплыла… Из последних сил, протянув к любимому руки, я закричала:
– Я не хочу уходить!
Испуганное лицо Фитцджеральда заслонило весь мир. Я видела его испуганные глаза, видела, что он кричит мне в ответ, но уже не слышала ни единого слова. Жаркий воздух облепил тело непроницаемым панцирем, и свет медленно померк…
Следующим звуком, вернувшим меня к жизни, был пронзительный вой сирены; в нос ударил резкий запах аммиака. Сознание скачком вернулось и, распахнув глаза, я увидела два склоненных надо мной силуэта.
– Говорю тебе, Михалыч, обкуренная она! Посмотри, взгляд не фокусируется. Мой сосед работает осветителем в "Лебеде", так он рассказывал, что артисты после репетиции вечно косяк забивают, отходят от роли, блин. Так и эта накумарилась, и как была в реквизите – пошла по парку бродить…
Дослушав непонятную фразу полностью, я осознала, что она на русском языке.
Испугавшись, закричала громко и отчаянно и попыталась встать. Но ватное тело не слушалось.
Мужчины с обеих сторон с силой прижали меня к земле и приказали не двигаться.
Мое обезумевшее лицо их встревожило, и, полагая, что у меня начинаются галлюцинации, один из них открыл медицинский чемоданчик и начал искать ампулу с лекарством. Я хрипло выдавила давно забытые слова:
– Не надо… колоть. Скажите, где я? Какой сейчас год? Какой город?
Мужчины переглянулись, с изумлением посмотрели на меня. Тот, что помладше, с кривой усмешкой ответил:
– Ялта!
Второй добавил:
– С утра это была Москва, а вы где планировали оказаться после полетов наяву? А год все тот же – 2009! Беречь себя надо, дамочка, здоровье беречь, да и реквизит тоже – смотрите, как измарались. Мы вас в театр сейчас подбросим. Вы переоденетесь, документики возьмете, а уж потом решим, что делать.
Вот и все.
Вот и все!
Game over!
Вернулась!
Я рассмеялась, горько и обреченно.
"Все правильно, ты снова в реальном мире, где сказкам не место, где Золушки не выходят замуж за принцев и не живут долго и счастливо".
Я очнулась от прекрасного волшебного сна, который неумолимо отдалялся, безвозвратно исчезал, напуганный лаем собак, запахами прелой травы, холодной и влажной земли, переговорами по рации, звучавшими из внутреннего кармана одного из врачей, и шепотом собравшихся вокруг зевак.
Слез не было.
Постепенно силы вернулись… Голова продолжала кружиться, но я попыталась встать. Врачи помогли подняться на ноги. Старалась говорить медленно, но язык все равно заплетался, я попросила их везти меня не в театр, не в больницу, а домой:
– Пожалуйста, меня дочка давно ждет, она совсем маленькая.
Санитарам самим не очень-то хотелось связываться с наркоманкой и оформлять ее неизвестно куда – то ли в психлечебницу, то ли в наркологию. "Баба с возу – кобыле легче, очухалась, так пусть домой идет, меньше забот", – поняла я мысли молодого медбрата и с надеждой взглянула на врача.
– Окей, барышня, если недалеко живете – подбросим. Опасно под кайфом по ночному парку гулять. Если бы не собачники, которые нас вызвали, пролежали бы вы под кустом до утра и умерли бы от переохлаждения. Сегодня ночью, как ни странно, заморозки обещали, – проворчал Михалыч.
Врач с санитаром помогли мне забраться в машину скорой помощи и принудительно уложили на каталку.
Автомобиль медленно вырулил из потемневшего парка на Ленинградское шоссе. В "Газели" работало радио (как давно я не слышала его!), начался выпуск новостей. Голос ведущего бодро продекламировал:
– …Дорогие наши радиослушатели, передаем последние вечерние новости. Сегодня, двадцатого мая, с официальным визитом в Москву прибыла делегация…
В этот момент безумие охватило меня с новой силой. Судорожно вцепившись в поручни каталки, я закричала: