Все-то ты уже видел, а?
– Чего ты от меня хочешь? Чтобы я достал платок и немножко поплакал? Когда я устраивался в Бюро и читал перечень служебных обязанностей, сочувствие к жертвам там, помнится, не значилось. Пустая трата времени. Мое дело – найти ублюдков, которые творят такие пакости, чтобы им впредь неповадно было. Тебя устраивает? – Боль камнем легла на живот. Пропади оно все пропадом.
Элам выпрямился, сунул руки в карманы и пристально поглядел на ветерана.
– Таких, как ты, уже нету... и слава Богу.
Гиббонс нахмурился.
– Хватит мне зубы заговаривать, Элам. Ты ведь уже спихнул на нас это дело. И пусть теперь у тебя голова не болит. Гуляй и радуйся жизни.
– Хотел бы я взглянуть на твою ежегодную аттестацию. Что твой начальник ставит в графе «Отношение к коллегам»? «Потрясное»?
Гиббонс решил не затруднять себя ответом. Вместо этого всмотрелся в свисающий с каната оранжевый «фольксваген», пытаясь представить себе, каким оружием или приспособлением могли быть произведены те самые «разрезы», задаваясь вопросом, какого черта убийце нужно было так утруждать себя, если основной его целью было именно убить? Если, конечно, предположить, что это было его единственной целью.
– Были на телах следы насилия?
Элам покачал головой.
– Нет – во всяком случае, на первый взгляд.
– Известно, кто они такие? Хотя бы предположительно?
Элам снова покачал головой.
– На трупах не было ничего, что помогло бы установить личность. Ни бумажников, ни денег, ни ключей – только разный хлам.
– Сверялись со списком пропавших без вести?
– Нет. Не наше дело, приятель. Это теперь твоя забота. Гиббонс покачал головой и отвел глаза.
– Греет душу страстная любовь нью-йоркской полиции к Федеральному бюро. – Никто и не ожидал, впрочем, чтобы полицейский стал из кожи вон лезть, дабы помочь федеральному агенту. Неписаное правило для всех полицейских участков от моря до моря: «Нагадь федералу где только можешь».
Заурчал мотор подъемного крана, и «фольксваген» стал медленно подниматься. Когда «жук» наконец встал на все свои колеса, Гиббонс вытащил блокнот и подошел посмотреть. Первым делом он записал номер. Потом заглянул через боковое окошко, осмотрел место водителя, передние сиденья, задние...
В стекле виднелось отражение Элама, маячившего позади.
– Ну и что ты там видишь, Гиб?
– Мокрую машину, лейтенант.
Элам кивнул, сделав губки бантиком.
– Именно таких откровений и ждешь от зрелого следовательского таланта. Теперь понятно, почему тебя вытащили обратно в ФБР, хотя ты и вышел в отставку.
– А кто тебе сказал, что меня вытащили обратно и что я уходил в отставку? – Гиббонс обошел машину и осмотрел переднее сиденье с другой стороны.
Элам сунул руки в карманы и вскинул голову.
– Ну, знаешь, Гиб, слухами земля полнится.
Гиббонс вырвал чистый лист из блокнота и взялся им за ручку дверцы, чтобы не оставить своих отпечатков.
– Какими слухами? – спросил он. – Давай поделись.
– Говорят, что тебя призвали обратно в Бюро, чтобы выловить одного вашего парня из Манхэттенского оперативного управления – он вроде переметнулся.
Гиббонс просунул голову в машину и заглянул под щиток, потом проверил рычаг переключения передач. Конечно, в среднем положении – так и должно быть. Трупы не сами съехали в реку. Их туда столкнули.
– Насколько я слышал. Гиб, тот придурок решил перестрелять всех тех скверных парней, которых сам и засадил в тюрьму до того, как спятил. Судья, присяжные и палач – все в одном лице.
– Ты это по телеку видел, а, Элам? – буркнул Гиббонс из-под щитка. Откуда, прах его раздери, мог он узнать о Тоцци?
– А ты вроде хорошо знал этого парня – где он живет, его привычки и все такое. Ну и решили, что ты единственный, кто может его остановить, пока он не натворил чего-нибудь еще.