Джуди вдруг всем своим существом осознала, что она в первый раз прикасается к дочери с того самого трагического момента, когда в швейцарском госпитале, где родился ее незаконный ребенок, она протянула трехмесячного младенца его приемной матери. Все сильнее прижимая дочь к сердцу, Джуди поняла, что они обе уже долгие годы нуждались в этом, и нужда эта была подобна голоду. Это их объятие было прежде всего утолением голода, а потом уже - жестом тепла, любви и привязанности. И в то же время для обеих это было и жестом доброй воли.
"Это моя дочь, - думала Джуди, ощущая вибрирующее тепло тела Лили. - Я родила эту роскошную женщину; эти дикие каштановые глаза, косая линия скул - когда-то они были частью меня. Я сотворила их. - Она скользнула взглядом по золотистой коже предплечий:
- Вот плоть от плоти моей".
"Она не чувствует себя моей матерью". Диковинная смесь облегчения и возмущения родилась в душе Лили; она всегда окутывала свою таинственную мать мистическим ореолом, иначе слишком жестоким и грубым представал отказ матери от нее, Лили, в трехмесячном возрасте. Теперь Лили надеялась, что она обретет наконец защиту, но, поглядев в глаза Джуди и увидев в них боль, страх и чувство вины, Лили вдруг сама ощутила себя материнской защитницей.
Начисто забыв о трех парах посторонних глаз', наблюдающих эту сцену, Лили едва не расплакалась, вспоминая о бесконечном беспокойстве, нервозности и неуверенности, которыми была окрашена вся ее взрослая жизнь. Теперь она наконец, скорее инстинктом, чем разумом, поняла, откуда они проистекали - из чувства утраты, не становящегося менее горестным от того, что это была тоска по женщине, которую Лили никогда не видела, по ее "настоящей мамочке" - именно так мысленно называла Лили свою далекую мать.
- Мама? - Лили произнесла это слово тихо, будто пробуя его на вкус, и секунду спустя повторила вновь:
- Мама.
Обе женщины подались назад и, рассмеявшись сквозь слезы, почти хором произнесли:
- А ты не такая, как я ожидала!
- Как ты нашла нас? - добавила Джуди.
- Это было совсем не сложно, - ответила Лили. - Я наняла частного сыщика. Он выяснил, что моей матерью должна быть одна из четырех подружек-школьниц, учившихся тогда в Швейцарии. Но он не мог определить, кто именно та, что почти еще подростком родила меня двадцать девять лет назад. Поэтому мне и пришлось организовать эту встречу. - Будто засомневавшись, она вдруг замолчала, нервно покусывая нижнюю губу. - Надеюсь, вы простите меня. И, надеюсь, вы сможете понять, почему для меня было так важно выяснить, кто мои родители и кто такая я сама.
Кейт никак не предполагала, что эта эротическая богиня сможет вызвать у нее когда-нибудь чувство жалости и умиления.
- А мы, в свою очередь, надеемся, - мягко произнесла она, - что вы, Лили, тоже поймете, почему Джуди не могла остаться с дочерью. В 1949 году шестнадцатилетняя девушка из бедной семьи не в состоянии была позволить себе еще и растить ребенка.
Встревоженная, Джуди спросила:
- А ты… а вы… твоя приемная мать хорошо с тобой обращалась?.. Я никогда не могла простить ей, что она взяла тебя в Венгрию после того, как туда вошли русские.
- Я всегда любила Анжелину, - ответила Лили. - И всегда буду ее любить. Она тоже любила меня и никогда не лгала мне, всегда повторяла, что моя настоящая мамочка придет за мной.
- И она бросилась за тобой, - впервые вступила в разговор элегантная блондинка в платье из голубого шелка. Ее манера произносить слова безошибочно выдавала французское происхождение. - Мы знали, что ты была на каникулах в Венгрии, и, когда там произошла революция, Джуди понеслась через всю Европу к венгерской границе. Там царил хаос: полторы тысячи венгерских беженцев просочились через австрийскую границу и жили в лагерях для переселенцев. Мы поговорили с каждым из них. Но никто не знал, где тебя искать. - Максина вспомнила, в каком неистовстве кляла себя Джуди, когда они бродили от палатки к палатке в лагере беженцев.
Наверное, и Джуди в этот момент вспомнила то же самое. Закрыв лицо руками, она тяжело опустилась на диван; воцарившееся в комнате тяжелое молчание нарушалось лишь ее всхлипами.
Кейт подняла трубку телефона.
- Появление новорожденного отмечают шампанским, не так ли? - обратилась она к присутствующим. - Интересно, есть ли у них "Крюг" сорок девятого года?
- Я предпочла бы наше шампанское, - отозвалась Максина. - Попроси принести бутылку "Шазалль-74".
Посреди бури эмоций, последовавшей за выпитым шампанским, Пэйган вдруг спросила:
- А как насчет прессы? Будем ли мы держать всю эту историю в секрете?
- Она неизбежно так или иначе выплывет наружу, - задумчиво произнесла Максина. - К нам постоянно приковано внимание публики. Самое позднее через неделю кто-нибудь подслушает наш телефонный разговор или выкрадет письмо и запродаст историю в "Нэшнл инкуайрер" за какие-нибудь пятьдесят долларов. - Она обернулась к Кейт:
- Ты ведь журналистка, не так ли?
- Мы сможем уберечь тебя от вранья, Лили.
Мы обнародуем правдивую историю твоей жизни, такую, как ты сама расскажешь, - обратилась Джуди к дочери.
- Нет, только не это, - отпрянула Лили в испуге. - Вы же знаете, какие помои на меня выливают. А по такому случаю они особо постараются.
- Не бойся, Лили, - вступила в разговор Кейт. - Я главный редактор "Вэв!", и я смогу держать ситуацию под контролем. Мы напечатаем только то, что ты сама найдешь нужным. - Она обернулась к Джуди за поддержкой:
- Если мы берем настоящую историю и делаем ее так, как надо, то все остальные остаются вне игры. Вряд ли кто рискнет браться за тот же сюжет после нас.
- Да, пожалуй, это действительно "правдивая история", - улыбнулась Лили.
И пока Максина бесшумно разливала очередную бутылку шампанского, четыре находившиеся в комнате женщины погрузились в историю пятой - Лили. Тихо и неторопливо рассказывала она обо всем, что случилось с ней после 1956 года: чудесную историю превращения парижской порномодели в кинозвезду мирового класса, печальную историю одинокой души, так же мало способной отстоять свои права и достоинство, как не в силах удержаться на ветках осенние листья в темнеющем Центральном парке.
Было уже два часа ночи, когда Кейт вернулась домой. Стоя в дверях своей огромной спальни, она смотрела на мужчину, спящего на их просторной двухместной кровати. По стенам над изголовьем была развешана коллекция старинных картин и гравюр с изображением тигров. Кейт осторожно, на цыпочках, приблизившись к мужу, потрясла его за плечо.
- Уже поздно, дорогой, - прошептала она, когда он, растерянно мигая спросонья, вдруг сгреб ее в охапку.
- Ну как дела, родная? Тебе удалось договориться с тигренком Лили?
- Утром расскажу. Все отлично, но сейчас я смертельно устала и мечтаю только об одном: завалиться спать. Как жалко, что не изобрели пока машину, которая могла бы меня раздеть, умыть, почистить мне зубы и уложить в постель!
- Со мной!
- Ну, это была бы дополнительная услуга и очень дорого оплачиваемая.
В залитой мягким светом ванной комнате в отеле "Плаза" Максина аккуратно вскрыла три стеклянные ампулы, смешала прозрачную жидкость, вооружилась пипеткой, оттянув веко вниз, осторожно закапала несколько капель в глаз. Потом розовым кремом она сняла косметику, протерла лицо тоником и наложила тонкий слой регенерирующей эмульсии на нос, щеки и подбородок. По легким морщинкам, прорезавшим лоб, не более заметным, чем прожилки лицевой стороны зеленого листа, она провела кисточкой, смоченной в растворе искусственного коллагена. Она облачилась в шелковый пеньюар, отделанный кружевом и, расчесав волосы, забралась в постель. Удобно устроившись, она занялась бумагами, пометив то, что завтра предстояло телексом отправить ее секретарю. Потом крупным размашистым почерком написала записку Джуди, поблагодарив ее за приглашение в Нью-Йорк. Она всегда писала такие письма ночью, независимо от позднего часа, пока еще чувство благодарности не притупилось. Максина была убеждена, что ничто не может позволить человеку пренебрегать своими обязанностями, своим телом и долгом вежливости.
Пэйган растянулась на своей старомодной кровати в комнате "Алгонквина" и в очередной раз попыталась набрать номер мужа.
Было два часа ночи, а значит, семь утра в Лондоне. "Хорошо бы поймать Кристофера до завтрака", - подумала Пэйган, обводя взглядом небольшую уютную комнату. Ее розовое муаровое платье было небрежно брошено на спинку стула, а нижнее белье валялось на малахитово-зеленом ковре.
- Дорогой, это ты? Как собаки? София садится за уроки сразу же, как только возвращается из школы? Ты помогаешь ей с геометрией?.. Извини, но мне кажется, с тех пор, как мы расстались, прошли не сутки, а недели… Да, я встретила Лили, но мне не хочется говорить об этом по телефону… Нет, дорогой, мы не обсуждали возможность спонсорства для твоей лаборатории, ты еще более бестактен, чем я… Нет, у нас просто не было случая поговорить о важности исследований по борьбе с раком. - Она откинула назад рыжие тяжелые волосы и растянулась на кружевном пододеяльнике. Потом очень осторожно, как бы вскользь, Пэйган спросила:
- А как ты себя чувствуешь, дорогой? - После его сердечного приступа она всегда беспокоилась, когда была вдали от Кристофера. - ..Нет, прошлой ночью я почти не спала. Ты же знаешь, мне нельзя принимать снотворное. Но сегодня я во всеоружии перед лицом бессонницы. Я захватила этот невероятно завлекательный роман - "Угрызения совести"…