- Прошу меня извинить, синьора, - сказала она, - но если мода предписывает смерть от холода, я ни за что не соглашусь ей следовать.
Итак, Джузеппина снова ошиблась.
- Ты хочешь сказать, что только глупцы следуют за модой?
- Я не имею в виду ничего, кроме того, что уже сказала.
Карета время от времени замедляла ход на засыпанных рыхлым снегом или обледеневших участках дороги.
- С такой скоростью мы никогда не доберемся, - пожаловалась Джузеппина.
- С божьей помощью доберемся, - спокойно произнесла Саулина.
Закутанный с головы до ног священник пробирался по протоптанной среди полей дорожке. Следом за ним шел служка, то и дело звонивший в колокольчик. Они несли святые дары, направляясь к крестьянскому дому с курящейся на крыше трубой. Там кто-то умирал. Или уже умер.
Саулина подумала о своей матери.
- Как вы думаете, успеем мы застать ее в живых? - спросила она у своей покровительницы, приведя ее в изумление.
- Я не знаю. Мне известно лишь то, что сказано в записке дона Джузеппе. Но ради тебя я надеюсь, что вам удастся поговорить в последний раз.
Саулина опустила взгляд, потом вскинула свое прекрасное личико, опушенное мехом, на Джузеппину.
- Я даже не знаю, что мне ей сказать.
- Своей матери? - поразилась та.
- Нам почти нечего было сказать друг другу, даже когда мы жили вместе.
Что послышалось при этом в ее голосе? Равнодушие или сожаление? Джузеппина так и не поняла.
- Когда люди близки друг другу, слова не нужны.
- Мы, крестьяне, вообще не привыкли говорить больше, чем нужно, - заметила Саулина. - Нам важны дела, а не слова.
- Но ты уже не крестьянка. И ты сумеешь найти верные слова.
- Ну, если на то пошло, я никогда не была крестьянкой. Вы ведь знаете, что Амброзио Виола мне не настоящий отец. Если бы моей матери хватило смелости последовать за тем цыганом-скоморохом, возможно, я стала бы актрисой. Или танцовщицей. Но, уж конечно, меня бы не было сейчас здесь с вами, в этой карете. Просто моей матери не хватило смелости.
Она ни на минуту не вспомнила о том, что у матери были и другие дети, семья, принципы, требующие уважения. Так уж была создана Саулина: существовала только она и цель, которой она намеревалась достичь. Все остальное не имело значения.
- А тебе хотелось увидеть своего отца-бродягу? Вдруг ты на него похожа? - полюбопытствовала певица.
- Да, мне хотелось его увидеть, особенно когда я была маленькой. Мама говорила, что я в точности на него похожа, если не считать светлых волос. Тогда я смотрелась в воду в ведре или в поилке и видела лицо своего отца. И мне смешно было видеть этого отца с кудряшками и с лицом девчонки.
- А теперь тебе больше не смешно?
- Я вообще больше не смеюсь и не плачу.
- Ты все еще вспоминаешь Гульельмо Галлароли?
Саулина не ответила и переменила разговор.
- Вы больше месяца провели в Париже, - сказала она, - и ни слова не говорите мне о Бонапарте. Я знаю, что он разогнал Директорию и стал первым консулом.
- Я с радостью отмечаю, что благочестивые сестры держат тебя в курсе мировых событий.
- Когда им не удается мне в этом помешать, - уточнила Саулина.
- И когда же, к примеру, такое бывает? - полюбопытствовала певица.
- Когда события наступают прямо на нас.
- Какие события? - спросила Джузеппина, сраженная железной логикой Саулины.
- Сестра Клотильда, - привела пример Саулина, - очень умна и хорошо разбирается в политике. Конечно, она горой стоит за австрийцев, но все-таки понимает, что австрийское владычество в Ломбардии доживает последние недели.
Глядя на свою подопечную, Джузеппина надивиться не могла на ее красоту, а слушая ее речи, поражалась ее трезвому уму. Сколько ни старалась, она не могла примирить в уме образ этой просвещенной молодой дамы с воспоминанием о маленькой безграмотной дикарке, одетой в лохмотья, грязной, с исцарапанными колючей ежевикой руками и ногами, найденной случайно в небольшом селении в нескольких милях от Милана. Из невзрачной бесформенной куколки появилась на свет великолепная бабочка с широкими крыльями и чуткими усиками; никто не смог бы предсказать, куда она улетит.
- Сестра Клотильда всегда была очень внимательна к тебе, - заметила Джузеппина.
- Она понимает, что со мной ей не приходится терять время понапрасну, - с равнодушной гордостью объяснила Саулина.
- Она очень высокого мнения о тебе, - продолжала певица.
- Я была бы лицемеркой, если бы сейчас начала скромничать.
- Но скромность украшает женщин…
- Синьора Грассини, - четко объяснила Саулина, - за четыре года я много думала, прочитала много книг и кое-что усвоила. Некоторые мудрые мысли произвели на меня большое впечатление и остались в моей памяти навек. В особенности одна. Я убедилась, что бессмысленно и невыгодно преуменьшать свою значимость. Это глупо. Только малодушные ценят себя ниже, чем на самом деле стоят. А ханжество никогда не считалось доброде-телью.
Джузеппина сделала вид, что закашлялась, вытащила из ридикюля розовый платочек и, выглянув в окно, убедилась, что снег повалил гуще. На самом деле она пыталась избежать спора, в котором ей не суждено было уцелеть. Язычок, отточенный светской болтовней, не годился для пикировки с беспощадной логикой маленькой дикарки из Корте-Реджины.
- К нам скоро вернутся французы, - сказала Джузеппина после недолгой паузы. - Ты рада?
- Слава богу, - ответила Саулина совершенно равнодушно.
- Что касается первого консула, - кокетливо продолжала оперная дива, - он по-прежнему мой лучший друг. И передает тебе свой самый горячий привет.
Саулина теперь уже хорошо понимала, что имеет в виду Джузеппина, называя Наполеона своим лучшим другом, но это признание ее не волновало.
- Он доволен моими успехами? - спросила она не столько из искреннего интереса, сколько для того, чтобы просто поддержать разговор.
- Он гордится твоими отличными результатами. Каждый раз спрашивает, как у тебя дела, - сказала Джузеппина, сжав ее руку обеими руками и глядя на нее с любовью. - Я ему обещала, что по окончании занятий привезу тебя в Париж.
- Могу я узнать, в чем причина?
- Мне кажется, что тебе больше не нужно учиться.
- Знаний никогда не бывает слишком много, - возразила Саулина.
- Ты изучила латынь, французский, естественные науки и математику.
- Ну, раз уж об этом зашел разговор, я еще умею вышивать, готовить, сочинять пригласительные записки, а также письма с поздравлениями и соболезнованиями.
- Зато ты почти незнакома с музыкой, - подхватила Джузеппина. - Почему бы нам не поехать домой и не заняться музыкой всерьез?
- Заманчивое предложение, - сказала Саулина, - но я приму его лишь в том случае, если вы мне позволите продолжить занятия и по другим предметам.
- Ты хочешь сказать, что согласна покинуть эту мрачную темницу? - обрадовалась Джузеппина, протягивая ей обе руки.
- Я хочу сказать, что при определенных условиях была бы готова принять ваше предложение.
- Ты сняла камень с моей души, Саулина! - воскликнула певица, стискивая ее руки в своих. - Мне так нужен близкий друг, - растроганно добавила она, - на которого я могла бы положиться.
Саулина в глубине души не исключала для себя возможности, которую сейчас предложила ей ее благодетельница. Жизнь в колледже давалась ей с трудом. Тупицы благородных кровей, на чьих геральдических знаках должны были бы фигурировать ослиные уши, завидовали успехам Саулины и третировали ее за низкое происхождение, хотя за нее аккуратно вносили немалую плату.
Мать-настоятельница испытывала к ней противоречивые чувства. Девчонка оказалась упрямой, строптивой, замкнутой, ревниво оберегающей свой внутренний мир от любого вторжения. Но она была полна решимости учиться и безропотно подчинялась самым суровым правилам с терпением истинного стоика, а любые трудности преодолевала с легкостью благодаря своему изобретательному уму. Она ни на что не жаловалась и ничему не радовалась, просто шла своей дорогой, шаг за шагом, ни о чем не жалея, ни с кем не вступая в споры, ни разу не оглянувшись назад.
Одно время сестра Клотильда даже тешила себя мыслью открыть для девочки ворота монастыря и очень осторожно перечислила ей все возможные преимущества, но в этом вопросе Саулина была неумолима.
- У меня своя дорога, - сказала она в ответ. - Если мне суждено подняться по общественной лестнице, это произойдет на глазах у всех, а не за закрытыми дверями монастыря.
- Подняться по общественной лестнице означает приобрести дворянский титул, - напомнила ей монахиня с высоты своего положения и опыта. - Ты могла бы приобрести его только через замужество. Но ни один аристократ никогда не женится…
- На крестьянке? - холодно перебила ее Саулина.
- На мещанке, - уточнила монахиня, поместив ее в более почтенное третье сословие.
Саулина ничего не ответила. Она отлично понимала, что не зря благородный синьор старинной фамилии - кстати, родной брат сестры Клотильды! - вот уже несколько месяцев зачастил в колледж. Маркиз Феб Альбериги д'Адда так и не женился во второй раз после смерти Дамианы. Он отверг два чрезвычайно выгодных брачных контракта и, несомненно, положил глаз на Саулину.
Карета замедлила ход.
- Мы приехали, - сказала Джузеппина.
Саулина выглянула в окошко и увидела лишь темные тени за непрерывно движущейся стеной сверкающих белых снежинок.
- Быстро мы добрались, - заметила она.