Тор-воин, не в силах сдержать чувств, постарался отстраниться от нее, сделать так, чтобы ее вызывающая, ранящая сердце красота перестала бередить его душевную рану. Он ушел как можно дальше от костра, сел спиной к огню, не участвовал в тихой беседе, дабы не услышать этого колдовского голоса. Но увы, все было тщетно.
Неловкие маневры воина заметили все. Похоже, что и сама ведунья поняла, как ранила сурового Тора ее красота. Но она старалась не выдать своих чувств, быть равной со всеми, ибо, похоже, не только верблюды странников нуждались в ее помощи.
– Что же вы, иноземцы, ищете столь далеко от дома? Какая нужда заставила вас отправиться в путь?
И вновь Рахману и Сейиду пришлось рассказывать о хвори магараджи, о предсказании ШаррКана, о помощи Нага-повелителя. Они и рады были бы что-то скрыть от этой далекой ведуньи, но сдержаться не смогли.
Девушка слушала не перебивая. А когда гости умолкли, проговорила задумчиво:
– Чжан Кань, великий знахарь… Понятно, почему хитрец Хла Шве вызвался проводить вас. Он, думаю, полагал, что может вас отвести к отрогам полуночных гор и там вы примете за великого знахаря первого попавшегося лекаря… Но он убоялся покровительства Нага… И потому вы оказались здесь.
– Должно быть, ты права, уважаемая.
– Сам того не ожидая, недалекий Хла Шве вывел вас на дорогу, которая и в самом деле может привести вас к жилищу великого знахаря.
Путники слушали хозяйку, в который раз благодаря судьбу за те удивительные дары, какими она иногда балует.
– Но все равно, о странники, вам не дано было бы встретить великого знахаря, если бы вы не нашли меня – ибо он сам не встречает путников на дороге. Лишь те, кому он доверяет, могут открыть истинный путь к Чжан Каню.
Тут ведунья окинула взглядом посланников магараджи.
– Но среди вас есть тот, кто и сам мог бы просить помощи у великого знахаря. Мог бы, если бы знал, что это надо сделать так. Теперь же мне будет легче провести вас по истинному пути – его найдет тот, кого я могу взять с собой в мысленное странствие.
– О Аллах, значит, я мог и сам позвать знахаря… И тогда нам не пришлось бы изнурять себя этим долгим путем в неизвестное… – Рахман не знал, радоваться ему своим умениям или печалиться тому, что не ведает, как можно применить их во благо.
– Не так все просто, о путник… – улыбнулась Мень Май. – Конечно, ты бы мог и сам позвать великого знахаря, конечно, он бы откликнулся на твой призыв. Но разве ты знал, что это следует сделать? Думаю, великая судьба для того и привела вас сюда, заставив Хла Шве испугаться, чтобы ты из моих уст узнал эту нехитрую истину.
– Должно быть, так. – Рахман не мог не согласиться с этим. – Но что же мы будем делать сейчас? Ты покажешь нам дорогу к знахарю, или я смогу сам воззвать к нему?
– Сейчас мы оба войдем в тот мир, что ты называешь истинным… А когда предстанешь пред очи великого Чжан Каня, постарайся быть как можно более убедительным.
Рахман согласно склонил голову. О, эта чудная женщина была столь же умна, сколь и красива. И теперь уже в душе юноши не было отвращения к слабому полу. "Раз есть в мире хоть одна такая замечательная девушка, значит, их род не так пропащ и безнадежен…" – всего один раз мелькнула в голове Рахмана эта мысль. Но она, словно струя живительной воды, омыла черные мысли юноши.
– Думаю, прекраснейшая, что нам следует сделать это, не откладывая. Ибо магараджа теряет силы, и каждая минута слишком много значит для него.
– Тогда начнем.
Девушка взяла ладонь Рахмана в свои руки.
– Закрой глаза, ученик. И постарайся удержать мою руку. Так тебе будет легче. Идем же!
Вновь перед мысленным взором Рахмана предстал истинный мир – сияющий, прекрасный, переливающийся красками, наполненный чарующей мелодией, которая объединяла, казалось, все живое в гармонии и совершенстве. Рахману подумалось, что как бы много он ни занимался, но он всего лишь ученик, который делает первые шаги истинного видения мира.
– О да, – услышал юноша голос Мень Май. – Тебе лишь смогли раскрыть глаза на мир, но научиться жить в нем, наслаждаться его необыкновенной прелестью и совершенством ты не успел. Потому я и взяла тебя с собой – моих сил хватит, чтобы ты с удовольствием сделал здесь первые шаги. Теперь тебе захочется сюда вернуться.
– Но я считал, что умею уже так много… – с недоумением ответил Рахман.
– Постижение истины бесконечно, юный ученик. Но вернемся к твоим нуждам. Ведь ты торопился воззвать к знахарю и магу.
– О да, уважаемая…
– Так взывай же к нему. Напряги все силы – и он ответит.
Еще несколько мгновений Рахман колебался, не зная, как же призывать того, кто был столь необходим. Но вот пришло понимание, и почти сразу, как удар колокола, юноша услышал ответ:
– Я здесь, юный ученик. Я здесь, и знаю, о чем ты хочешь просить меня. Знаю я и о предсказании, которое сделал Наг-повелитель. Я жду вас, и думаю, что смогу составить для магараджи снадобье. Слушай советы прекрасной Мень Май, и вы достигнете моего жилища уже на закате следующего дня.
Стих грохот сурового голоса Чжан Каня.
– Пора уходить, ученик, – проговорила Мень Май. – Твои силы стремительно тают, а впереди еще долгое странствие.
Теперь Рахману достало сил только на то, чтобы вернуться в привычный мир полутонов и полуцвета. Мир, который не оглушал, не ослеплял, хотя и не дарил столь удивительных возможностей…
Друзья с нетерпением ожидали, чем же закончится это безмолвное странствие.
– Великий знахарь знает о нас. Он согласился составить зелье для магараджи. Нам следует лишь прислушиваться к советам прекрасной Мень Май – и тогда уже завтра на закате мы найдем прибежище великого Чжан Каня.
Рахману казалось, что он говорит очень громко, а друзья почему-то склоняются к нему все ближе и ближе. На самом деле он едва шептал, а спутники старались расслышать его слова. И лишь едва имя знахаря было произнесено, как юноша погрузился в глубокий сон.
– Единственный из вас, кому открыт истинный мир, еще слишком юн, чтобы рассчитать свои силы. Пусть отдохнет. Пора отдыхать и вам, – проговорила Мень Май, с наслаждением потягиваясь. – Завтрашний ваш день будет очень тяжким, он отнимет у вас почти столько же сил, сколько сегодняшнее странствие отняло у юного Рахмана. Отдыхайте, мои гости, и да будет сладким этот сон.
Словно послушные малыши, странники смежили веки. И лишь Тор, что сидел поодаль, бодрствовал. Он почти с радостью заметил, что голос волшебницы умолк. "О великий Один, неужели ты даруешь мне покой?" – подумал воин.
– О нет, Тор-богатырь, ты уже никогда не изведаешь покоя, – раздался рядом голос той, от которой он пытался бежать.
Эти простые слова и прикосновение прохладной ладони к плечу были для Тора страшной пыткой. И, не в силах вытерпеть душевной боли, он упал на колени перед прекрасной Мень Май, в которой теперь и был весь смысл его жизни.
Макама восемнадцатая
– Прекраснейшая, единственная женщина на свете! Какие слова мне найти, чтобы рассказать о своей любви?
– Я знаю о ней, я слышу твою душу. Твой разум не замутнен ложью, ты честен и прям… Мне близка эта простота. Она, словно родниковая вода, омывает мои чувства и вновь дает силы верить в то, что в мире есть и страсть, и нежность.
Вторая ладонь девушки легла на плечо воина. Он вскочил, будто пушинку поднял женщину своих грез и зарылся лицом в ее черные волосы.
– Моя сказка…
– Мой воин…
Этих простых слов хватило двоим, чтобы выразить всю невероятную полноту желания, которое подобно гигантской волне накрыло их с головой.
Сопротивляться этому чувству прекрасная Мень Май была не в силах, понимая, что беззащитна перед обаянием этого удивительного и честного воина. Ему достаточно было лишь прикоснуться к ней, как она таяла, словно мед.
Вот потому одного легкого прикосновения хватило, чтобы повергнуть прекрасную Мень Май в трепет. Рука воина скользнула ниже, от шеи – к ключицам и ложбинке между грудями. Груди тотчас же отяжелели, дыхание несравненной волшебницы стало неровным. Тор-воин с наслаждением припал к ее соскам. Руки его благоговейно гладили бедра. Мень Май ощутила тяжесть внизу живота, а в самом чувствительном месте ожило подрагивание и томление.
– Так мне остаться или уехать? – глядя ей в глаза, спросил Тор.
– Останься! – ответила она.
Радостный блеск в глазах выдал его подлинные чувства. Он скинул одежду и предстал перед ней во всем своем великолепии. От одного вида его безумного желания у нее помутилось в глазах.
Осевшим от вожделения голосом Тор произнес:
– Я хочу обладать тобой, хочу ощутить всю нежность твоего росистого лона.
Он наклонился и жарко поцеловал ее в пухлые губы. Мень Май не смогла подавить стон, ее сердце бешено заколотилось, а тело превратилось в расплавленный воск.
– Не отвергай меня, о чудо из чудес…
– О нет, мой воин, ты – сбывшееся желание моей жизни, и нет большего счастья, чем наслаждаться тобой, – ответила прекрасная Мень Май, отдаваясь крепким объятиям и нежным прикосновениям воина.