– Ерунда. Если бы он считал тебя шлюхой, то не относился бы к тебе так. Но ты-то хоть что-нибудь к нему чувствуешь?
– Ничего, кроме уважения и благодарности.
– Натка, ну а если он позовет тебя замуж, ты что, откажешься?
– Господи, какой замуж! Я хочу, чтобы он нам помог.
– Ну а если поможет?
– Буду ему благодарна и только. Знаешь, я, наверное, только сейчас поняла, что такое родина. Пусть она нищая, убогая, жестокая, пусть ею управляют бездарные людишки, которые живут только для себя, но все же это моя страна, пойми, и я хочу жить только там.
– Это ты сейчас говоришь, потому что мы сидим в жутком дерьме, а вот когда вернемся, отойдешь, почистишь перышки и захочешь продолжать эти отношения. Ну неужели ты бы отказалась стать важной дамой, иметь влиятельного мужа? Разве плохо жить за границей, на огромной вилле, ездить с охраной, посмотреть мир, одеваться в самых дорогих магазинах, загорать на самых элитных пляжах! Это же такое счастье, дура! Так и помрешь, ничего не увидев!
– Ира, я твердо знаю только что не люблю этого человека. Я бесконечно благодарна ему, что он скрасил мне страшные дни в Токио. Меня угнетает, что наши отношения развивались как отношения проститутки и клиента. Вот если бы они начинались по-другому, я бы, наверное, смогла преодолеть этот барьер. Я бы переломила себя, если бы он не платил моему хозяину и не совал в мой карман стодолларовые купюры по утрам. Это угнетает меня, угнетает настолько, что я уже ничего не хочу.
– Просто ты сейчас в возбужденном состоянии. Пройдет время, и ты будешь рассуждать по-другому. Необязательно выходить замуж по любви, достаточно и чувства уважения. Брак при любом раскладе убивает любовь. Он разрушает страсть и порой приводит к ненависти. Ну, выйдешь ты замуж за какого-нибудь русского придурка. Ну, допустим, будешь его любить. Но пойми, любовь – это чувство приходящее и уходящее. Любовь не вечна! Это всё беллетристика! Любой брак, даже самый поначалу счастливый, съедает бытовуха, и делает это так быстро, что вскоре от былых чувств не остается и следа. Люди мучаются вместе, успокаивая себя тем, что так надо. Многие браки держатся только из-за детей. В них нет ни любви, ни духовности, а уж страсти так и подавно! Только страшная, беспросветная бытовуха. Рано или поздно наступит момент, когда тебе захочется страстей, и ты начнешь наезжать на своего мужа. Тебя будет раздражать, что он в своих устремлениях не может прыгнуть выше своей головы. Не думай, что тебе удастся выскочить замуж за нового русского. Они нынче на вес золота, и гоняться за ними равносильно тому, как ловить жар-птицу в лабиринте! А так, абы с кем… Ты устанешь от серой унылой жизни, потому что мы с тобой совершенно другой породы, не умеем жить средненько и любить средненьких мужичков! Придет момент, и ты вспомнишь своего Янга, но будет поздно, слишком поздно. На твоего Янга найдется тысяча таких, как ты, только на тебя тысячи мужиков не найдется. Это шанс, и он дается один раз в жизни, а если не успеешь его ухватить, то считай, что больше у тебя ничего не будет. Не каждой в жизни выпадает даже один-единственный шанс стать счастливой и богатой. Упустила – пеняй на себя. А рассказы о супругах, которые живут вместе тридцать лет и твердят о большой и светлой любви, – это некоторая уловка. Они устали друг от друга, уже много лет спят на разных кроватях и живут разными интересами. Страсти нет, но есть дружба и теплое чувство товарищества. Все это игра!
– Ты говоришь очень убедительно. Янг и в самом деле мой шанс, но, знаешь, Ирка, мне ведь и в постели с ним не сахар.
– Как это?
– Янг очень ласков, внимателен, нежен, но он совершенно не возбуждает меня как мужчина. Может, это оттого, что он платит мне за секс?
– Выброси все это из головы. У меня масса знакомых, и я прекрасно знаю, что такое семейный секс. Он называется – супружеский долг. Это просто опостылевшая обязаловка, такая же, как уборка квартиры, готовка и стирка белья. У мужчины с неохотой встает, а женщина с неохотой соглашается. Люди живут под одной крышей, но уже давным-давно друг друга не хотят и совокупляются чисто механически, без страсти, только потому, что так надо. Ну а уж если им и в самом деле захотелось потрахаться, то происходит это так быстро, что они даже иногда не раздеваются – зачем? То, что сейчас тебя не возбуждает Янг, это не так страшно. Прожив несколько лет с другим мужчиной, ты придешь к тому же, от чего ушла, – тебя не будет возбуждать собственный муж. Ты ведь не думаешь, что, выйдя замуж, будешь постоянно стонать под мужем от блаженства? Придет время, и ты станешь позже ложиться спать, придумывать всякие отговорки, а уж приспичит, то сделаешь это как можно быстрее. Любая страсть, в конце концов, исчезает, словно ее и не было вовсе.
Бутылка опустела, мы посмотрели друг на друга и рассмеялись.
– Вот это дали! Ирка, а как ты сядешь за руль? – спросила Натка.
– Ерунда! Я водила папин "Запорожец" в большем подпитии.
Я посмотрела на часы и потащила Натку к машине.
– Ты куда?
– Хочу встретиться с одним человеком.
– С кем именно?
– С тем сутенером, про которого я тебе рассказывала.
– Ты же сказала, что он не может нам помочь.
– Может, но не хочет. Мы закончили наши отношения, но не поставили финальную точку.
Это была бредовая затея. Мы поехали в Токио. Я и сама не знала, зачем мне это надо. Наверное, я никак не могла простить ему, что мы расстались без особого сопротивления с его стороны. Я врубила музыку на полную катушку. Натка вновь высунулась в люк, махала проезжающим мимо японцам и орала русские песни. Машина неслась с бешеной скоростью, я улыбалась, но слезы чертили по моим щекам мокрые дорожки. Говорят же, что, когда много выпьешь, водка начинает плакать. Так случилось и со мной. Я думала о себе, о Марате, о том, как нам было хорошо вдвоем. Я бы все равно не смогла подставить его. Просто не смогла, и все. Не такая уж я и сука, какой стараюсь казаться.
Подъехав к дому Марата, я увидела человек десять мирно беседующих мужчин европейской наружности. Среди них были Марат и его отец.
– Что там за столпотворение? – поинтересовалась пьяная Натка.
– Стрелка.
– Какая еще стрелка?
– Сходка воров, сутенеров, криминалов, не знаю, как это еще назвать.
– Красивые парнишки, ничего не скажешь. Все как на подбор, словно со страниц журнала "Плейбой".
От выпитого джина голова трещала, способность здраво рассуждать притупилась.
– Ты сиди, я скоро буду, – сказала я, пытаясь вылезти из машины.
– Ты куда?
– Хочу поставить точку на неудавшихся отношениях.
– Ты же совершенно пьяна!
– Ничего, так даже легче, а то, может, трезвой у меня бы не хватило духу.
Неожиданно рядом с нашей тачкой появился лысый. Мы вздрогнули и посмотрели на него, как на привидение.
– Уйди, нечистая, – махнула я на него рукой.
Лысый усмехнулся.
– Уйди, нечистая, кому говорят!
– Сгинь! – поддержала меня пьяная Натка.
Лысый открыл дверцу и плюхнулся на заднее сиденье. Обняв нас сзади, он улыбнулся, показав при этом гнилые зубы, и прошипел:
– Сейчас так сгину, что на всю жизнь запомните, сучки!
– Натка, это не мираж, он настоящий, – сказала я гробовым голосом.
– Конечно, девочки мои, а какой же еще? Вы, малютки, где должны быть? Я вас обыскался. Ты, Ирина, насколько я помню, должна быть с Маратом и получать нужную информацию. Что это он постоянно один, без тебя? Ведь твое дело – быть рядом. Как это называется?
– Я же тебе сказала, что мы поссорились…
– А тебе было сказано: помириться.
– Не получается…
– Я тебе сейчас башку откручу, чтобы получилось. А ты, Наталья, должна вкалывать в кабаре, обслуживать клиентов, и еще окучивать своего дипломата. А я гляжу, ты спиваешься, детка? Вы что, телки, совсем оборзели, не понимаете, куда попали? Может, вы думаете, что с вами тут в детские игры играют? Я как чувствовал, что вы тут появитесь. Решил подежурить, и не ошибся. Машину где-то раздобыли. По Токио гоняете без документов.
Вид у вас, красавицы, не совсем товарный. Кто это вас так отделал?
– "Кто отделал, кто отделал…" Тебя это не касается, – процедила я сквозь зубы. – А ну, пошел вон из машины!
– Что ты сказала, сучка?!
– Что слышал! Чего приперся? Не твоя тачка, вот и выметайся отсюда. Мы больше к тебе и твоим друганам отношения не имеем. Можешь оставить наши паспорта себе на память.
– Да вы что, метелки, совсем сдурели! Вы теперь на нас до конца жизни работать будете. Вы наша собственность! Забыли, что ли, кто вас сюда привез?!
– А вот это ты видел! – я повернулась и сунула под нос лысому фигу.
Морда Лысого пошла красными пятнами, и он с размаха вмазал мне в ухо. Я сморщилась от боли. Этот придурок попал как раз по тому месту, где были наложены швы. Лысый выхватил пистолет и скомандовал:
– А ну-ка, заводи мотор и поехали!
– Куда?
– Как куда? К Григоричу.
– Зачем?
– Поехали, там разберемся.
– Может, не стоит никуда ехать? – взмолилась я.
– Давай, двигай, или я сделаю в твоей башке дырку! – Лысый прицелился мне в затылок.
Сердце мое учащенно забилось, захотелось позвать на помощь Марата. Он стоял всего в нескольких метрах, такой далекий и такой родной. Выглядел он, как всегда, превосходно – в дорогом костюме, белой рубашке с шелковым галстуком и до блеска начищенных ботинках. Ну что ему стоит повернуть голову и посмотреть в нашу сторону? Крикнуть ему я не могла, так как прекрасно понимала, что если закричу, то получу пулю, и причем без всяких предупреждений. Пришлось завести мотор. Машина взревела, мотор плавно заработал.