Я знал, что Картер несет ответственность за несколько самых важных законопроектов, представленных сенату. Коллеги-сенаторы высоко ценили его. Картер женат на бывшей манекенщице, и у них шестеро детей. Кто бы мог подумать!
Трое сенаторов вдруг заговорили одновременно о свидетеле, которого они хотели вызвать в суд повесткой, и других подробностях предстоящих слушаний. Пола же между тем подошла ко мне:
— Привет, девятый мяч!
— Что такое девятый мяч, моя радость?
— Тот, что хуже восьмого. Ах да! Я знаю, ты мяч из восьмой секции.
— Любовь моя!
— Хочешь отвезти меня домой?
— Я мечтал бы свести тебя с ума.
— Я говорю о своей машине.
— В машине... Как угодно.
— Брось, я серьезно.
— Я тоже... Почему бы не отвезти тебя домой. Мы могли бы станцевать непристойный танец.
— Ох, Шелл, когда ты угомонишься? Какой еще непристойный танец?
— Для начала мы возьмем бутылочку виски...
— Нет, не возьмем.
— Затем поедем ко мне и поставим на граммофон несколько пластиночек с очаровательными непристойными танцами...
— Хватит!
— Хватит? Но мы даже не начали танцевать!
— И слава богу. Так ты отвезешь меня домой?
— Конечно, если Джесси Джеймс не возражает.
— Он разрешил мне уйти.
Пола взглянула на меня, ее влажные губы чуть приоткрылись.
Мы познакомились неделю назад, и у нас было уже два свидания. Поле двадцать четыре. Одинокая, веселая, она жила одна, и ей это нравилось. Оба раза составляя план действий, я предполагал (и это, кстати, доказывает, что я детектив, а не психолог), что мы поедем в мою квартиру в Голливуде, послушаем радио или совершим что-нибудь творческое, например приготовим спагетти. Однако дело кончалось тем, что я отвозил ее домой и, даже не приглашенный взглянуть на ее квартиру, ложился спать голодным. Тем не менее, я считал Полу очаровательной.
— А какая у тебя квартира? — поинтересовался я.
— Вся в красных и зеленых тонах, и повсюду разбросаны яркие вещи.
Это хороший фон для брюнетки. Высокая, длинноногая, томная, с густыми черными ресницами, высокими скулами и очень темными мерцающими глазами, Пола говорила весьма энергично, совсем не так, как можно было предположить, впервые услышав ее мягкий низкий голос. В речи и движениях этой девушки чувствовалась раскованность, а все вокруг нее выглядело мягким и темным.
— Пойдем отсюда, — сказала Пола.
Внезапно зазвонил один из двух телефонных аппаратов у дальней стены, Пола неторопливо направилась туда, подняла трубку, послушала и прикрыла ладонью микрофон:
— Некто Хэзел просит тебя позвонить какому-то Джорджу Стоуну в клуб «Мелоди». Хочешь поговорить с ней?
— Да.
Хэзел, девушка, работавшая на коммутаторе в Хэмилтон-Билдинг, где я устроил свой офис, сидела там допоздна.
Все трое мужчин за длинным столом прекратили разговор и следили за мной, пока я шел к телефону. Хэзел сказала мне, что в мой офис позвонил человек, назвавшийся Джорджем Стоуном. Он заявил, что должен поговорить со мной о чем-то очень важном, и оставил для меня номер телефона в клубе «Мелоди».
— Видимо, — продолжала Хэзел, — он принял меня за вашу секретаршу и, решив, что вы все еще в офисе, настаивал на немедленном разговоре. Я не сообщила ему, где вы.
— Джордж Стоун? Никогда не слышал о нем. Он объяснил, в чем дело?
— Нет. Сказал, что это важно, и все.
Поблагодарив Хэзел, я позвонил в клуб «Мелоди» и услышал грубый голос:
— Да?
— Это Шелл Скотт.
— Как раз вовремя. Я Стоун. Джордж Стоун. Вам знакомо мое имя?
— А я должен его знать?
— Узнаете, приятель, скоро узнаете. Скотт, это вы ведете расследование для комиссии по лоббированию, верно?
— Не только я.
На комиссию работали три местных детектива. Один из них — веселый молодой парень Джо Рул, временами сотрудничающий со мной.
Стоун откашлялся.