- Что с тобой? - поинтересовался Армен, некоронованный король всех поваров побережья от Адлера до Сухуми. - Форель нужно запивать "твиши" или, на худой конец, "гурджаани". Но только не водой из-под крана. Послушай, это такой большой оскорблений для благородной рыбы.
Амалия Альбертовна медленно поднялась из-за стола, выдавила едва слышное "спасибо" и направилась к двери, чувствуя на себе недоуменные взгляды пятнадцати пар глаз и слыша оскорбленное Арменово: "Па-адумаешь, какая капризная мадама".
Добравшись к себе, Амалия Альбертовна вытянулась на кровати и закрыла глаза. Хорошо, что нет Яна - занялся своим мотором и даже про обед забыл. А вот мужа ей сейчас очень не хватает. Она вздохнула и отключилась. Когда пришла в себя, на улице уже было темно, и море грохотало, как пушечная канонада.
Давно она так сладко не спала - с тех самых пор, как Иван потерялся в первый раз. Потом, когда он нашелся и вернулся наконец домой, она все время жила в предчувствии беды. Последние два с половиной года, что они с Яном прожили в санатории, предчувствие беды усилилось.
За эти два с половиной года она виделась с мужем три раза. И всегда тайком от сына. В последний раз, полтора месяца назад, она поехала в Сочи, где он лечился в военном санатории. Ян не должен был знать об этом. Но он каким-то образом узнал. Когда Амалия Альбертовна вернулась, ей сказали, что Ян исчез сразу после ее отъезда и с тех пор его никто не видел.
Он объявился через три дня. Она бросилась ему на шею, но он грубо оттолкнул ее от себя и сказал с нескрываемой злостью:
- Ты тоже не можешь без этого. Как и все они.
Амалия Альбертовна поняла сына с полуслова и стала оправдываться, даже опустилась на колени и обхватила руками его длинные худые ноги.
- Сыночек, он же тебя так любит, так любит, - твердила она, обливаясь слезами.
- Выдумала себе оправдание. Шлюха, - хриплым срывающимся голосом сказал он. - Расскажи, как у вас это происходило.
Она покраснела до корней волос, вспомнив, как муж овладел ею прямо на кресле в своей комнате, и потом пришлось застирывать юбку. Ей совсем не хотелось заниматься любовью, но она не смогла ему отказать.
- Ты получила удовольствие? - допытывался он.
- Нет, сынок, это случилось так быстро и…
- Я так и знал. Но раньше ты всегда испытывала оргазм, - ничуть не смущаясь, говорил он.
- Да, раньше я… Но теперь мне это совсем не нужно, - лепетала Амалия Альбертовна, боясь поднять на сына глаза.
- Зачем же тогда?.. - Он грубо отпихнул ее от себя, и она завалилась на бок. Она видела, как он подошел к своей кровати, лег на нее прямо в ботинках и куртке и накрылся краем пледа.
- Ванечка, я… больше не буду. Я сделала это из жалости к нему. Понимаешь? Мне… мне так жаль его.
- Это нельзя делать из жалости, - сказал он слегка потеплевшим голосом. - Ты понимаешь, что это нельзя делать из жалости?
- Да, сынок, ты, наверное, прав. Но я никогда…
- Я знаю, что ты никогда не любила. Он был твоим первым и единственным мужчиной. Ты очень глупая и… чистая, мама. Хоть иногда и ведешь себя как шлюха.
Он засопел носом, и Амалия Альбертовна поняла, что сын заснул. Она поднялась с пола и поспешила на кухню взять для него еды.
Армен, от души накладывая в кастрюлю плов, сказал:
- Он ночевал в сарае у Звиада, Элисо носила ему молоко и хлеб. Послушай, откуда вы такие взялись? И кто он тебе на самом деле? Ты испанка или еврейка, а он… ну да, он совсем на тебя непохожий. Тут никто не верит, что он твой сын. Я тоже не верю.
- Мне все равно, - сказала Амалия Альбертовна. - Теперь мне уже все равно.
- Ты ему изменил, да? - Армен достал из холодильника початую бутылку "цинандали" и кивком пригласил Амалию Альбертовну за стол. - Мне нет до того никакого дела, вы мне оба нравитесь. Пей. - Он разлил вино по высоким стаканам, в которых подавали в столовой гляссе, и сказал, подняв свой: - Я уважаю чужие тайны. Но он тебя когда-нибудь убьет или покалечит.
- Нет, он очень добрый и… несчастный. - Амалия Альбертовна чувствовала, как приятно разливается по ее телу "цинандали". - Ему очень не повезло в жизни.
- Па-аслушай, если ты про любовь, то кому повезло, а? Мне об этом и подумать некогда: трое детишек, жена горшки из-под матери носит, а тут еще младший брат жениться надумал. - Армен вытер ладонью вспотевшую лысину и одним глотком допил вино. - Любовь - это когда у тебя отпуск, в ресторан идешь, с дэвушкой красивый танцуешь, ну, и так далее. Я в отпуске уже три года не был. Вот такая любовь…
Амалия Альбертовна не стала зажигать в коридоре света - дверь в комнату сына оставалась приоткрытой. Она разулась возле порога, сунула кастрюлю с пловом в холодильник, прошла на цыпочках в свою комнатушку и легла одетая на кровать.
В ту ночь она не сомкнула глаз.
Сейчас, расслабленная и умиротворенная сном, она думала о том, что Лемешев ей на самом деле не нужен. К тому же он стал совсем чужим. От него и пахнет как от чужого. Нет, она больше никогда не сможет ему отдаться. В последний раз все случилось так неожиданно, и она не успела разобраться в своих чувствах. Иван прав - она настоящая шлюха. Господи, зачем она это сделала?..
- Как бы я хотел знать мнение Юстины по этому поводу, - говорил Анджей, запихивая в коробку из-под пива рукопись своего романа. - Хотя, думаю, ничего особо интересного она бы не сказала - Юстина жила себе преспокойно в своем уютненьком девятнадцатом веке. Романтика… Черт бы ее подрал. Крепкое зелье, разрушающее человеческий мозг похлеще любого наркотика. Юстина когда-то казалась мне очень прагматичной женщиной, но именно она лелеяла во мне всю эту романтическую дурь. Она и тебя воспитала в том же духе. - Анджей наконец запихнул рукопись в коробку и ногой задвинул ее под стол. - Страна ханжей, тупоголовых домохозяек и одурманенной наркотой и сексом молодежи. Вот что такое Америка. Нация розовощеких суперменов с синтетическими пенисами и индюшачьими мозгами. Щарт, лучше жрать три раза в день картошку с постным маслом и бегать до ветра в кусты, чем… - Он плюхнулся на диван и закрыл глаза. - Я так скучаю по той Москве, в которой встретил тебя, - шепотом сказал он.
Маша гладила платье. В ресторане, куда ей помог устроиться двоюродный брат Сичилиано, любили неаполитанские песни и даже арии из опер Верди. К тому же там работал первоклассный пианист, выпускник знаменитой Джульярдской академии музыки. Это было получше бара-стриптиза на Сорок седьмой улице, где петь приходилось в узеньком блестящем купальнике и высоких сапогах, да еще и вихлять всеми частями тела и задирать ноги. Правда, там платили в два раза больше, и голос не нужно было напрягать - в бар ходила одна молодежь, балдевшая от надрывного - с хрипотцой - шепота в микрофон. Машино юношеское увлечение рок-н-роллом и балетом сыграло благотворную роль - у нее почти с ходу получилось так, как было нужно. Уже через месяц работы в этом баре Маша ощутила такую депрессию, что стала подумывать о самоубийстве. Джузеппино со своим предложением петь у него в ресторане оказался как нельзя кстати.
- В холодильнике мясной рулет и яблочный пирог, - говорила Маша, не поднимая глаз от гладильной доски. - Прошу тебя, не пей больше виски. Я купила пива и сока.
Анджей вдруг вскочил с дивана и крепко прижал Машу к себе.
- Ты помнишь, как было у нас с тобой в Москве? - Он так горячо дышал ей в ухо, что она невольно отстранилась. - Ни к одной девушке я никогда ничего подобного не испытывал. Черт подери, об этом нужно было писать роман, а не спекулировать на всяких модных темах. Что все остальное в сравнении с нашими чувствами? - Он резко повернулся и отошел к окну, за которым тянулся в блеклое от рекламных огней небо беспокойный ночной Нью-Йорк. - Теперь я сижу на шее девушки, мать которой когда-то любил до дрожи, а потом вдруг взял и бросил. Ради кого? Богатой шизофренички с сексуальным аппетитом Марии Медичи. Нет, это все так банально, так пошло, что даже говорить об этом не хочется. - Он обернулся от окна и прошептал едва слышно: - Но ты среди всего этого дерьма и похабщины жизни точно светлый луч. И опять я говорю банальные вещи. Ладно, прости меня. Ах, если бы только можно было их воскресить, твою мать, Юстину, снова очутиться в том доме… Или лучше в Москве, на скамейке возле консерватории, где ты сидела с этим…
- Отец, мне пора, - перебила его Маша, надевая пальто с капюшоном. - Не беспокойся - я могу задержаться.
- У тебя кто-то есть? - Анджей стремительно пересек комнату, схватил Машу за плечи и сильно встряхнул. - Отвечай - ты с ним спишь?
- Тебе не кажется, что мы похожи на персонажей из дешевой комедии? Кажется, по-русски это называется во-де-виль. - Маша, прищурившись, посмотрела Анджею в глаза и грустно усмехнулась. - У меня никого нет, папа, и я вряд ли смогу когда-нибудь полюбить. Я устала, понимаешь?
Когда за ней захлопнулась дверь, Анджей достал из бара бутылку с виски и, налив пол стакана, вернулся на диван. Вечер обещал быть длинным и тоскливым. Телевизор он не смотрел - американская жизнь раздражала своей оптимистичной упорядоченностью и непоколебимой верой в то, что деньги есть синоним и даже символ счастья. Денег у него нет - Тэлбот оказался превосходным психологом, к тому же он был стопроцентным американцем. Он рассчитывал на то, что Анджей Ковальски, мелкий фантазер и жалкий авантюрист, очень скоро скатится на дно и сгинет.