Я молчала, не в силах произнести что-либо членораздельное. Я поверила матери разумом, но душа и сердце отказывались верить услышанному. И я ушла в себя. Раздобыла "Люди лунного света" Розанова, лила над этой книжкой слезы отчаяния и какого-то болезненного счастья. Она еще сильней подогрела во мне любовь. Помнишь, там сказано: "Он, то есть содомит, третий человек около Адама и Евы, в сущности, - это тот "Адам", из которого еще не вышла Ева; первый полный Адам. Он древнее того "первого человека, который начал размножаться". Он смотрит на мир более древним глазом; несет в натуре своей более древние залога, помнит более древние сказки мира и более древние сказки земли…" И так далее. Моя любовь, наверное, достигла своего наивысшего накала. Думаю, ты не представляешь себе, что такое первая любовь девочки-подростка, выросшей на литературе, музыке, театре. Это какой-то котел, где все увиденное, услышанное, подсмотренное, придуманное и так далее превращается в одну-единственную энергию - энергию чистой, наивной, безоглядной любви.
Алеша появился снова через месяц и двадцать дней. Я заметила в нем странную взбудоражившую меня перемену. В нем бурлила какая-то энергия, выплескиваясь нежностью, которой он одаривал меня на каждом шагу. Это была странная нежность - взглядов, прикосновений, робких полуобъятий, от которых меня пронизывало током высокого напряжения. Он жался ко мне, словно ища моей защиты. Я была на седьмом небе от счастья - зов плоти во мне был еще очень слаб и неясен. Я играла ему на скрипке, потом мы гонялись друг за другом по квартире точно маленькие. Это было волшебное время. Моя жизнь превратилась в вечный праздник. Я расцвела, похорошела. За какой-то месяц округлилась фигура, хоть я все еще и оставалась девочкой-подростком, появился загадочный блеск в глазах. Мама смотрела на меня и тайком вздыхала. Я сказала ей как-то: "Вот посмотришь - я обязательно обращу его в мою веру. Он сам сказал мне, что нет и не может быть ничего прекрасней любви двух юных сердец".
Я теперь ходила на все студийные спектакли с участием Алеши. Он потрясающе играл в "Гамлете". Я обратила внимание, каким успехом он пользуется у парней и девушек, и очень ревновала его к девушкам - они все до единой казались мне красавицами. А вот к ребятам почему-то его не ревновала, вопреки тому, что я слышала от мамы.
Как-то Алеша явился к нам среди ночи ужасно чем-то расстроенный и возбужденный. Они с мамой закрылись на кухне. Я знала, что подслушивать мерзко, но удержаться не могла. Прижавшись ухом к стене ванной комнаты, выходящей на кухню, я слышала обрывки фраз и всхлипывания Алеши. "Он меня бросил… У него есть кто-то… Я наложу на себя руки… Он клялся, это навечно…" - долетало до меня.
Мама долго успокаивала Алешу и отпаивала чаем. К ней многие приходили за поддержкой и утешением, и она всегда старалась помочь.
Наконец мама уложила Алешу спать на диване в нашей гостиной. К тому времени я закрылась у себя, пытаясь переварить подслушанное и воссоздать в образах то, что случилось с Алешей. Я представляла его в одной постели с Олегом, к которому так и не могла ни испытывать ненависти, ни даже ревновать к нему Алешу. Поцелуй мужчины с мужчиной даже в губы казался мне какой-то игрой, театром, чем-то ненатуральным и вовсе не возбуждающим. Меня обычно очень возбуждали поцелуи в кино, особенно если и женщина и мужчина были молоды и красивы. Над всеми остальными чувствами во мне в ту пору преобладало стремление к красоте, и возбудить меня могла только красота. Я в ту пору еще не могла отдавать себе отчета в том, что в человеке бродят темные, ему не подвластные силы, что нами управляет похоть, которая ослепляет разум и превращает человека в животное. О, лучше бы я этого так никогда и не узнала.
Девушка замолчала. Ян видел в свете беспрестанно полыхавших молний, что она вся сжалась в комочек и дрожит. Ему тоже стало холодно. Он схватился за край парусины, которой было покрыто его ложе из водорослей, выдернул ее из-под себя, набросил один конец на плечи девушке, в другой завернулся сам. Теперь они оказались почти рядом.
- Спасибо, - прошептала она и еще чуть-чуть к нему придвинулась. От нее пахло морем и чем-то еще - очень знакомым и даже родным. Эти запахи будили какие-то ассоциации. Он сам еще не мог понять - какие.
- Ты приплыла сюда морем? - спросил он девушку. - Со стороны суши сюда хода нет. Откуда ты узнала про эту пещеру? Ее не видно с пляжа.
- Я видела ее, когда мы с мужем заплыли на матраце далеко-далеко в море. Помнится, я еще тогда подумала, что, если мне станет совсем плохо, я спрячусь в нее и уморю себя голодом. Утопиться я не смогу - пробовала уже, и это оказалось очень больно. Вода отторгла меня, - серьезно сказала девушка.
- Это моя пещера. В ней нельзя умереть. Сюда заглядывают самые первые лучи солнца. Солнце не позволит тебе умереть.
Девушка грустно усмехнулась.
- Ты ненормальный. Из того же племени, что и я. Ты тоже не согласен подчиняться законам, по которым живет этот мир. Ведь правда?
- Правда. - Ян кивнул и почему-то снова смутился. - Но я об этом не думал. Я жил, потому что мне не приходила в голову мысль о смерти. Мне было все равно - здесь или там.
- Там, по крайней мере, ничего не будешь чувствовать, - сказала Ева и положила голову на плечо Яна. - Я так устала чувствовать.
Он робко обнял ее за хрупкие плечи, при этом испытывая сложные - он сам бы не смог отделить их одно от другого, а тем более выразить словами - ощущения. Ева будила в нем волнующее любопытство, сострадание, желание касаться ее волос, кожи. Но это желание не было плотским - в этой девушке словно таилась какая-то энергия, которая сейчас была необходима ему, чтобы выжить.
- Как хорошо, - прошептала она. - Ты - настоящий мужчина, и нам ничего друг от друга не нужно, кроме капельки тепла и понимания. Верно?
Ян молча кивнул.
- Я буду рассказывать дальше. Мне кажется, тебе на самом деле интересно. - Девушка выпрямилась, обхватила руками колени, тряхнула головой. - Алеша заснул или просто затих на тахте в гостиной, мама ушла к себе. Она всегда пьет снотворное, потому что больше всего на свете боится бессонницы и своих мыслей. В квартире все затихло. Я вышла в пижаме и босиком в коридор - мне очень хотелось взглянуть на спящего Алешу. Я думала, что смогу прочитать на его лице что-то такое, что мне просто необходимо знать.
Он лежал на спине, разметав по подушке свои мягкие темные волосы. Я присела на корточки возле тахты, не в силах отвести от него взгляда. Мне казалось, он отдается кому-то во сне, хотя мои познания в сексуальной области в ту пору носили еще книжно-теоретический характер. Но во мне, наверное, сильно развито чувство интуиции, и я почти всегда слышу его безошибочную подсказку.
Самое странное, но в этой позе он нравился мне еще больше, и мое сердце забилось в бешеном ритме. Наверное, дело было не только в том, что сейчас, во сне, он выглядел очень беззащитным, а и в том, что во мне, как почти во всякой женщине, сильно было желание защитить. Мне кажется, я поняла чутьем, что он и есть тот самый мужчина, в котором живет еще и женская душа, и что это придает ему особую прелесть и обаяние в моих глазах. "Он знает и чувствует то, что знаю и чувствую я. И то, чего я не знаю, но хочу узнать. Я половинка, а он целый, полный. Как же, наверное, богаты его ощущения жизни!" - думала я.
Вдруг Алеша открыл глаза.
- Мне не хватало тебя во сне, - прошептал он и отодвинулся, освобождая край дивана. - Иди сюда. Как хорошо, что есть на свете ты. Странное волшебное дитя…
Ни секунды не размышляя, я нырнула под одеяло и прижалась к нему. Мне хотелось отдаться ему без остатка. Но мне хотелось его совсем не так, как хочет мужчину женщина, хотя мое тело трепетало. Оно трепетало так же или почти так же, когда я слушала Шопена или Паганини, читала Байрона. Алеша был для меня словно воплощением искусства в человеческом образе. А я с детства боготворю искусство.
Его поцелуй был красивым и долгим - я видела нас со стороны, я любовалась нами. Мои волосы свесились до самого пола, его ресницы трепетали от им же выдуманной и разыгранной страсти упоения. Тогда нам обоим было вполне достаточно этого - я была Евой, еще не искушенной змеем, а он Адамом, из которого Ева пока не вышла. И это было потрясающе.
- Мне даже нравится, что у тебя есть это, - сказал Алеша, касаясь кончиками пальцев моих грудей. - И вот это тоже. - Его ладонь уже лежала между моих ног. - Этого нет у меня, но я знаю, что ты чувствуешь, когда я к этому прикасаюсь. Тебе ведь очень приятно, да?
- Да, - соврала я. В ту пору мне было одинаково приятно, когда его пальцы касались различных частей моего тела, и сексуального желания как такового я еще не испытывала.
- Но ведь ты не хочешь, чтобы кто-то грубый и сильный подчинил тебя своей воле и заставил испытать чувство животного удовлетворения? - допытывался Алеша.
- Я не знаю, что это такое. Я читала об этом в книгах. У Золя, у Бунина, - призналась я. - По-моему, это на самом деле отвратительно. Так, как у нас с тобой, мне нравится больше.
Мы ласкали друг друга до утра и заснули, тесно прижавшись всем тем, чем можно друг к другу прижаться. Разбудил нас резкий и длинный звонок в дверь. Я почувствовала, как напряглось Алешино тело.
- Не открывай, - шепнул он мне на ухо. - Это он.
Звонок повторился.
Алеша спрятал голову под подушку и накрылся одеялом. Я вскочила, подбежала к двери и глянула в глазок. На лестничной площадке стоял Олег с букетом цветов, двумя бутылками шампанского и большой коробкой шоколадных конфет в руках.
- Открывай, маленькая проказница, - сказал он, точно учуяв меня через дверь. - Устроим пир горой, хвост трубой. Этот принц Арбатский у вас?